Авторов Коллектив - Вахтанговец. Николай Гриценко Страница 13

А Николай Олимпиевич уже выучил эту реплику так, как ее напечатала

машинистка, с ошибкой. И сбить его было невозможно, так и говорил -

«к нас», это было безграмотно, но ужасно смешно. Уже перед самой пре­

мьерой я попросил его сказать одну фразу и вдруг Николай Олимпиевич

спрашивает, кто написал фразу, Бабель или мы. Я ответил, что Бабель

и тогда Гриценко абсолютно серьезно отвечает мне, что такую фразу Ба­

бель написать не мог.Тогда во мне взыграл обиженный автор и я ему ска­

зал, что, если бы он читал Бабеля, то увидел бы, что там нет фамилии Вы­

тягайченко. Он был удивлен и обескуражен, я же со свойственным моло­

дости максимализмом посоветовал ему прочесть «Конармию». Гриценко

очень обиделся и два года мы с ним не разговаривали. Но потом он отошел

и мы помирились. Николай Олимпиевич был очень непосредственным,

он по-детски легко обижался, потом отходил, был он очень гостеприим­

ным хозяином, всегда радовался, когда к нему приходили в гости. Но еще

раз повторюсь - артист он был уникальный. Я много встречался с ним

как с партнером на сцене. Мы поехали на гастроли в Грецию и играли там

три спектакля, где у Николая Олимпиевича были главные роли: «Идиот»,

«Живой труп» и «Принцесса Турандот». И зрители, которые ходили на все

наши спектакли никак не могли поверить, что князя Мышкина и Тарталью

играет один и тот же артист. Их убеждали, им говорили, но они никак

не хотели в это верить. О нем в Греции уже слагали мифы. Это был актер

мирового уровня. А когда мы через несколько лет вновь должны были

«Конармия». Сцена из спектакля

ехать туда на гастроли, то спектаклей, где Гриценко играл главные роли

в нашем репертуаре для Греции уже не было. Но Николай Олимпиевич

так хотел поехать, что попросил дирекцию взять его в массовку спектакля

«Антоний и Клеопатра» и дирекция согласилась. Но когда об этом узнал

греческий импрессарио Критас, то он категорически не захотел брать Ни­

колая Олимпиевича в таком качестве. Он сказал, что в Греции до сих пор

ходят легенды о великом русском артисте и, если греческая публика уви­

дит своего любимца в массовке, то разразится скандал. Он убедил дирек­

цию театра не делать этого. Стали убеждать самого Гриценко. Он вначале

обиделся, но потом подумал и согласился не появляться в массовке перед

публикой Греции.

Я не рассказываю о его великих работах в кино. Сейчас все вспоминают

его гениальный эпизод в «Семнадцати мгновениях весны». Гриценко читал

его по листам, т.к. не мог запомнить такое количество текста, но сыграл

этого немецкого генерала так, что эта великая роль уже вошла в историю

кино и все помнят его огромные глаза все понявшего, задолго до трагиче­

ского для всех немецких военных финала гитлеровской Германии.

Хочу сказать, что Николай Олимпиевич был еще в своей профессии

великим тружеником. На репетиции у Рубена Николаевича он мог пред­

ложить пять вариантов характера своего персонажа и надо было только

выбирать. На глазах у всех он играл пять разных образов и Рубен Нико­

лаевич говорил, что каждый образ хорош. Рубен Николаевич даже плакал

от радости общения с артистом.

Я играл вместе с Николаем Олимпиевичем спектакль «Память сердца»,

где у него была роль старого эстрадно-циркового артиста. Так он, практи­

чески, сам придумал себе всю роль. Он играл одновременно на пяти му­

зыкальных инструментах. Он научился играть на концертино, сзади у него

стучал барабан, потом он играл на кларнете и из глаз у него еще лились

струи слёз, как у клоунов в цирке. И еще он как-то пронзительно грустно

пел романс, заставляя зрителя смеяться сквозь слезы. Он играл человека,

который физически старел, оставаясь молодым душою и это действова­

ло очень трогательно на зал. Это сочетание эксцентрики и лиризма было

у него бесподобно и зал смеялся и плакал вместе с его героем!

Говорят, что нет незаменимых. Есть незаменимые артисты и таким был

и остался в нашей памяти великий, могучий артист Николай Олимпиевич

Гриценко, великий артист Вахтанговского театра!

Вячеслав Шалевич

***

Коля был очень требовательным к себе человеком. И не очень любил,

когда его хвалили. Помню, после премьеры «Маленьких трагедий»

я подошел к нему, чтобы сказать слова восторга, а он ко мне со встреч­

ным вопросом: «Да ладно, а что плохо»? Вот этот вопрос «что плохо»

был главным в его актерской жизни. Он всегда знал, что можно сделать

лучше и стремился к этому. Мы были на гастролях в Варшаве. 1953 год.

Небольшая группа актеров делегирована на большой правительствен­

ный концерт.

Оживленная беседа. Яша Смоленский читал на польском Маяковского,

а Гриценко играл «Жильца», тот самый рассказ, который он самостоя­

тельно сделал еще в училище на втором курсе и так они с Покровским

и играли его всегда с огромным успехом. На этом концерте они тоже

играют рассказ с большим успехом. Правительственный концерт, по­

том приглашают участников на банкет, там все правительство и, конечно,

красавец маршал Рокоссовский. Оживленная беседа, все особенно хвалят

Гриценко, молчит один Рокоссовский. Тогда Коля не выдерживает и спра­

шивает, почему тот молчит, видимо ему не понравилось? Рокоссовский

говорит, что понравилось, но Коля уже завелся и требует честного от­

вета, и тогда Константин Константинович ему говорит, что Чехов более

грустный автор, а у Гриценко он только смешной. Все! Этого хватило для

того, чтобы он больше не играл в концертах этот рассказ. Более года он

отказывался с ним где бы то ни было выступать. Его рвали на части, умо­

ляли, просили, он всем говорил нет. А ведь это еще была возможность

Гастроли в Греции. 1964 г.

заработать. Его партнер рвал на себе волосы. Но вот прошло время и

Гриценко опять стал его играть. Это был все тот же смешной рассказ, но

что-то в нем появилось совсем другое. Этого нельзя было объяснить, но

это было совсем другое впечатление. Вот что такое Гриценко! И второй

случай я вспоминаю. Ереван, гастроли театра, поездка в Эчмиазин. При­

ем у Каталикоса, все подходят, кланяются, кто-то, наиболее смелый, це­

лует руку. А Николай Олимпиевич кидается к нему и сжимает его в объя­

тьях. Надо знать наив и простодушие Гриценко, которые шли у него от

радости восприятия жизни. Вспоминаю и день нашего отлета в Москву.

Мы приезжаем на аэродром, у всех в руках багаж. У Николая Олимпие­

вича в одной руке его знаменитый портфель, набитый драгоценными бу­

тылками с коньяком, в другой - дешевая авоська, в которой несколько

свежих огурцов и огромный качан капусты. Николай Олимпиевич не был

особенно щедрым повседневно, но когда он хотел кого-то принять или

угостить, то доброта его не знала границ. Так вот, приземлились мы в Мо­

скве, и Гриценко кричит, что все едут к нему домой. А он недавно получил

квартиру в Проточном переулке, она еще не была обставлена, мы приеха­

ли, расселись на табуретках, он выложил весь свой запас коньяка и ра­

достный, угощал всех до самого утра. Вот какой был Гриценко. И послед­

нее воспоминание - гастроли в Греции, он играет сложнейшие и совер­

шенно противоположные характеры: Протасова, Мышкина и Тарталью.

На эти спектакли даже приезжали поклонники театра из других стран.

А надо сказать, что, когда Рубен Николаевич восстановил «Принцессу

Турандот» и мы стали вывозить спектакль за границу, то решено было

текст масок произносить на языке той страны, куда мы едем на гастро­

ли. Играем в Греции «Принцессу Турандот» и маски говорят по-гречески.

Николай Олимпиевич трудно запоминал текст на чужом языке и, чтобы

не забыть, написал весь свой текст на манжетах костюма Тартальи. Ман­

жеты были записаны без единого пробела. Он во время спектакля все

время смотрел на них и говорил свои реплики. Зрители были счастливы,

веселились вместе с участниками спектакля и, вдруг, один манжет у него

«Принцесса Турандот».

Калаф - Василий Лановой, Тарталья - Николай Гриценко,