Iris Black - Отрезок пути Страница 17

Корни Асперы используют в качестве приправы для приготовления различных блюд. Лопать их в чистом виде физически невозможно – полное впечатление, что жуешь раскаленные гвозди. Хотя оригиналы, конечно, всегда найдутся.

Глава 9. Я за себя не ручаюсь

Я аппарирую прямо в гостиную. Бабушка сидит возле камина с толстой книгой на коленях и, увидев меня, едва заметно улыбается.

– Все-таки сдал? – уточняет она.

– Как видишь, – говорю я. О встрече с бывшим однокурсником родителей я решаю не упоминать, не то бабушка придет к выводу, что я получил лицензию по знакомству.

– Прекрасно, – она встает с кресла, вручает мне массивную шкатулку и, дождавшись, пока я открою ее, торжественно продолжает: – Твой подарок на день рождения, Невилл. Эти часы принадлежали твоему деду, а затем твоему отцу. Теперь они принадлежат тебе. Береги их.

– Спасибо, ба, – я целую ее в щеку и сжимаю подарок в ладони.

За ужином я рассеянно верчу серебряные, потемневшие от времени, часы в руках и обдумываю, как лучше начать разговор с бабушкой. Честно говоря, я уже не так уверен, что его вообще стóит начинать. Возможно, лучше просто постепенно дать ей понять, что я уже не маленький и отнюдь не безнадежен.

– Невилл, сегодня я нашла в твоей комнате пустую бутылку из-под огневиски, – неожиданно сообщает бабушка строгим голосом. – Не желаешь объясниться?

– Нет, – отвечаю я, усилием воли заставляя себя не опускать глаза.

– Прости?

– Я сказал: нет. Не желаю, – повторяю я.

– В таком случае, я запрещаю тебе прикасаться к крепкому алкоголю, – сердито говорит она, сдвинув брови. – Ты еще слишком молод и не должен портить свое здоровье. И я обязательно напишу Минерве, чтобы она…

– Да неужели? – не выдерживаю я. – Позволь тебе напомнить, что я взрослый человек. И отчитываться перед тобой больше не собираюсь. Равно как и делать все, что ты мне скажешь.

– Взрослые, Невилл, так себя не ведут, – повышает голос бабушка. – Взрослые не хватаются за алкоголь в первую же минуту, как им становится это позволено.

– Хочешь сказать, у взрослых никогда не возникает желания напиться? – возражаю я. – И что взрослые никогда этого не делают? Не смеши меня, ба, это просто чушь!

– Как ты со мной разговариваешь?

– Так же, как и ты со мной. Можешь считать это жалкой попыткой отомстить.

– Возьми себя в руки, Невилл, – требует бабушка звенящим от гнева голосом. – Ты не имеешь никакого права вести себя со мной подобным образом!

– А ты? Ты имеешь право вести себя так со мной? – повышаю голос и я. – Так, словно я – полное ничтожество. Так, словно я ни на что не способен. Я устал от этого, бабушка, устал!

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – холодно произносит она, выпрямляясь в кресле.

– Не понимаешь? – я выскакиваю из-за стола и подхожу к окну. Смотреть на нее совершенно не хочется. – Раз не понимаешь, я тебе объясню. Все эти годы ты пыталась слепить из меня кого-то, кем я никогда не являлся, словно я не человек, а какой-нибудь голем. Ты методично уничтожала те капли самоуважения, которые у меня были, внушая мне уверенность в собственной никчемности. Ты решала, что, как и когда я должен делать, запрещая заниматься тем, что мне действительно нравится, и, не интересуясь моим мнением. Ты, при участии тети Энид и дяди Элджи, систематически меня запугивала, вследствие чего я превратился в параноика и боялся всего на свете, включая собственного преподавателя. Я буквально трясся от страха при виде него и в течение без малого пяти лет на каждом уроке взрывал котлы, хотя знал – знал, понимаешь! – все этапы приготовления каждого из этих проклятых зелий. Ты внушала, что мне никогда не добиться и десятой части того, чего добились мои родители, и позволила мне поверить в это! – в гневе я с силой ударяю кулаком по стене, перевожу дыхание и продолжаю, по-прежнему глядя в окно: – А знаешь, что самое смешное? Ты ведь действительно так считаешь. Ты презираешь меня, своего внука. И никак это не изменить. Я прекрасно сдал СОВ и даже не пытайся с этим спорить. Я дважды сражался с Пожирателями смерти, но тебе все мало! Что тебе нужно, бабушка? Что? Чтобы я свернул шею Волдеморту? Да, я называю его по имени и буду называть! Или может, я должен героически погибнуть, получив посмертно орден Мерлина? Тогда ты будешь довольна? Или желаешь, чтобы я закончил так же, как мама и папа? Это тебя осчастливит? Знаешь, тебе бы следовало взять на воспитание Гарри Поттера, а меня сдать в какой-нибудь маггловский приют. Спаситель магического мира в качестве внука тебя бы вполне устроил, а у меня без твоей так называемой заботы был бы хоть какой-то шанс не вырасти закомплексованным неудачником! И если сейчас я на что-то способен, твоих заслуг в этом нет!

Я срываюсь на хрип и умолкаю. Несколько минут жду ответа, но его все не следует. Возможно, она ушла давно, а я тут надрываюсь. С этой мыслью я оборачиваюсь.

Бабушка сидит абсолютно прямо, лежащие на столе руки сцеплены в замок так, что пальцы побелели. Я подхожу ближе и перевожу взгляд на ее лицо. Она плачет.

*

Хочется куда-нибудь спрятаться, и чтобы никто меня не видел. Как Гарри живет, когда все его постоянно разглядывают? Это же просто невыносимо! Смотрят, шушукаются, только что пальцем не показывают. Впрочем, некоторые показывают – те, что помладше и понаглей.

Весь день проходит… можно сказать, проходит мимо меня. Я даже не помню, чем сегодня на уроках занимался. Да какая разница, в сущности?

Горло словно сдавила невидимая ледяная рука – сдавила и не отпускает, и плевать ей, что я вот-вот начну задыхаться. Как это вообще могло случиться? Как они могли это допустить? Почему до сих пор продолжают закрывать глаза на правду?

После ужина я отправляюсь бродить по коридорам, не слишком соображая, куда и зачем иду. Голова после вчерашнего приступа мигрени прошла не до конца, и давление в висках раздражает. Наверное, лучше пойти в спальню и спрятаться за пологом. Или к Спраут заглянуть. Хотя нет, к ней я точно не пойду – она жалеть меня начнет, этого я не вынесу. Хорошо хоть Гарри, Джинни, Гермиона и Рон ни слова не говорят.

Главное, Малфоя не встретить. Если он хоть что-нибудь скажет об этом побеге или о моих родителях, я за себя не ручаюсь. Лицо точно разобью. И не только лицо. И не только разобью.

Я останавливаюсь и прислоняюсь спиной к стене, прикрыв глаза. Ледяная рука сдавливает горло все сильней. Безумно хочется что-то сделать, но что – не знаю. Вряд ли нервный пятикурсник может как-то поспособствовать поимке Пожирателей смерти.

– Лонгботтом, – раздается знакомый холодный голос.

Я вздрагиваю и открываю глаза. Снейп стоит у противоположной стены и изучающе меня рассматривает.

– Если вы будете так сжимать кулаки, у вас нарушится кровообращение, – сухо замечает он.

И какое ему дело, нарушится у меня кровообращение или нет? Я ничего не говорю – только хмуро смотрю на него.

– Идите за мной, Лонгботтом, – требует он.

– Зачем? – спрашиваю я.

Он не отвечает, только приподнимает бровь в легком намеке на удивление, затем резко разворачивается и идет по коридору. Я отлепляюсь от стены и топаю за ним, стараясь не слишком отставать.

В вестибюле мы проходим мимо Гарри, Гермионы и Рона.

– …и если вы, Лонгботтом, и впредь не научитесь смотреть под ноги, следующая отработка продлится неделю, – неожиданно говорит Снейп, словно продолжая начатую фразу.

Я удивленно моргаю. Как это понимать? Быстро оглядываюсь и успеваю поймать сочувственный взгляд Гермионы и ее ободряющую улыбку.

Странно… Выходит, Снейп упомянул отработку специально, чтобы у них не возникло вопроса, а зачем я, собственно, куда-то иду в такой странной компании. Ну, и зачем ему моя компания нужна, соответственно, тоже всем станет понятно. Хитро, ничего не скажешь. Только как-то… неправильно, что ли. Ведь все теперь решат, что он законченный мерзавец. А он… а что он? Что ему на самом деле от меня надо?

В кабинете мы не задерживаемся, и он сразу приглашает меня в лабораторию. Надеюсь, зелье варить не заставит. А то я сейчас сварю, пожалуй. «Лучше», чем на первом курсе. Он знаком предлагает мне сесть в кресло и протягивает флакон с зельем. Что-то здесь не так.

– Надеюсь, это не превратится в ритуал, Лонгботтом, – говорит он.

Я нюхаю содержимое флакона. Знакомый запах. Ну, конечно, то же самое зелье он давал мне, когда я хотел сломать нос Малфою. Успокаивающее. Я, не раздумывая, выпиваю и чувствую, как ледяная рука медленно разжимается. Сразу становится легче.

– Пришли в себя хоть немного, Лонгботтом? – спрашивает Снейп.

– Да, сэр, спасибо вам, – благодарю я.

И тут я понимаю, что именно не так. Кресло. Точнее, кресла. Теперь их два. Пока Снейп в соседней комнате разбирается с чаем, я пытаюсь понять, что это может означать. Вчера у него был Гарри. Но представить, что Снейп поставил это кресло специально для него, у меня воображения не хватает. Ведьмино кресло1, может, и поставил бы, но нормальное – едва ли.