Lomion (Twilight_Face) - Фамильяр Страница 18

- Тебе что-то нужно прямо сейчас? Ты хочешь есть, может быть? Или нужны какие-то лекарства?- я задаю самые глупые вопросы, которые только могу.

- Просто давай еще немного так посидим, - говорит он.

Я киваю головой. Сложно кивать, когда твоя щека лежит на чьем-то бедре, но я знаю, что он почувствовал.

Я понимаю, что он засыпает, по тому, как все медленнее становятся и без того неторопливые касания его руки. Надо переместить его в постель. Но как? Не левитировать же? Да и палочка моя осталась в комнате на тумбе. Если бы он был в форме, он бы сказал, что это верх неосмотрительности - оставлять палочку и спускаться безоружным навстречу неизвестности. Я тихонько хмыкаю. Нужно все-таки уложить его в кровать.

Я поднимаюсь с колен, по ходу забрасываю его руку себе на плечи.

- Вставай, - очень тихо говорю я, - пошли спать, ты устал.

Он сонно кивает и послушно поднимается. И я отчего-то знаю, что он никому раньше такого не позволял. Не допускал, чтобы его видели таким уязвимым. Это молчаливое согласие, как и в прошлый раз, говорит намного больше, чем любые слова.

Мы поднимаемся по лестнице и доходим до двери его комнаты. Я отпускаю его, но плавно направляю в сторону к кровати, придерживая ладонью между лопаток.

Я не могу его оставить сейчас. В моем мозгу так явственно звучит фраза Гермионы, пересказанная Роном в день моего рождения: «Если не сейчас, когда все так плохо, то, возможно, уже никогда». Я сейчас точно знаю, что проиграл сам себе в битве за благоразумие. Я знаю, что это опасно. Я знаю, что был прав, когда сказал, что нужно вернуться к разговору о нас после того, как все это закончится. Но меня не отпускает ощущение, что я допустил ошибку, и что «после» может быть слишком поздно. Я привык жить сегодняшним днем, у меня никогда не было «завтра» по той простой причине, что каждый день мог оказаться для меня последним.

Я прохожу за ним к его кровати, и жду, когда он уляжется. Я стягиваю с него мантию и снимаю туфли. Раздеть его полностью я не решаюсь. А затем обхожу постель с другой стороны и укладываюсь рядом. Я лежу спиной к нему, и смотрю на рождающийся где-то за окном рассвет.

Из окон его комнаты виден лес, окутанный легкой туманной дымкой. Под кронами деревьев еще властвует мрак, а верхушки, как пряник, покрыты туманной глазурью. Я лежу поверх одеяла и уже думаю, не забраться ли мне под него, ведь без пижамной куртки будет холодно, когда он прижимает меня к себе, утыкаясь носом мне в затылок.

Я ощущаю на своей коже его спокойное, размеренное дыхание. Его рука согнута в локте и полностью лежит у меня на груди. Его ладонь должна ощущать биение моего сердца. Я обхватываю его ладонь своей и погружаюсь в сон. «Я определенно не замерзну», - это последняя мысль перед тем, как я полностью погружаюсь в сон.

На этот раз я просыпаюсь от ощущения потери. Рассвет уже более заметен, но по ощущениям прошло не больше пары часов. Мне вдруг стало зябко. Он больше не обнимает меня. Увидел меня в своей постели, решил, что я сошел с ума, и перебрался спать куда-нибудь в гостиную? А потом я чувствую, что меня укрывает теплый немного колючий плед, а вслед за этим моей спины касается горячая кожа, и его рука вновь обнимает меня. Я хватаюсь за нее, как за соломинку. Я не отпущу его теперь. Теперь, когда знаю, что это такое, спать в обнимку, когда я чувствую его дыхание у себя на затылке. Я улыбаюсь и снова проваливаюсь в сон.

Утро приносит с собой птичий щебет. Не я один просыпаюсь под звуки природы. Только у меня явственнее слышно море. Он по-прежнему обнимает меня, а я смотрю в окно и боюсь повернуться. Потому что повернуться означает дать понять, что я уже проснулся. А это может повлечь за собой отповедь на тему того, что все мое поведение выходит за рамки дозволенного, обозначенные не далее как два дня назад.

- Я знаю, что ты уже не спишь, - говорит он мне прямо в ухо.

- Откуда? - отвечаю я. Какой смысл претворяться, если он уже в курсе.

- У тебя изменился ритм дыхания. Сейчас ты дышишь слишком поверхностно, чтобы не выдать своего пробуждения. Во сне ты дышишь глубже, - говорит он тихо.

- Ты слушал, как я дышу во сне?

- Да, - коротко отвечает он.

- Ты упертый идиот, Поттер, ты знаешь это? - говорит он чуть погодя, но ни в голосе, ни в интонациях нет всех тех красок, которое говорили бы о том, что он всерьез так думает.

- Да, я идиот, - подтверждаю я, тем же тоном. - Впрочем, мы оба такие.

- Не думал, что когда-нибудь с тобой соглашусь, тем более в таком вопросе и при таких обстоятельствах, - произносит Снейп. - Повернись ко мне.

Я не могу не подчиниться. С трудом переворачиваюсь, стараясь не увеличить расстояния между нашими телами. Я смотрю в его задумчивые темные глаза и тону в них.

- Я не понимаю, - начинает он, - зачем все это тебе. То, что я сошел с ума и возжелал студента, мало того - возжелал тебя, меня не удивляет. В этом плане я всегда выделялся. И, видит Мерлин, я старался всячески изжить в себе это чувство, хватаясь за свою ненависть к твоему отцу, и пытаясь вызвать в тебе ответную ненависть. Но я, видимо, бездарный учитель, потому что так и не научил тебя себя ненавидеть. С этим я смирился. Но зачем это тебе? Зачем тебе я?

- Я не могу этого объяснить, - начинаю я. - Ты - единственный, кто заставляет меня жить. Высмеивая мои страхи, разнося в пух и прах все мои теории о мире и о тебе. Ты - главная загадка в моей жизни. И я не хочу, чтобы еще у кого-то была хотя бы гипотетическая возможность тебя разгадать. А еще… мы же всегда стремимся к запретному и желаем недозволенного, или ты забыл?

- Не забыл, - говорит он и приближается своими губами к моим.

Весь мой опыт в вопросе поцелуев сводится к двум поцелуям с Чжоу Чанг. И, если вспомнить, ни один из них мне не понравился. Я рассуждал недавно над тем, что привкус слез абсолютно не соответствует моему представлению о счастье.

Но сейчас! Сейчас моя душа ярким солнечным лучом взвивается высоко в небо, когда его теплые и удивительно, поразительно нежные губы скользят по моим. Я захлебываюсь ощущением абсолютного безумного блаженства. Я плавлюсь, ощущая его язык, дразнящий уголок моего рта. Я размыкаю губы, и он завоевывает новую территорию, утверждая свои позиции. Я ласкаю своим языком его язык и впервые безоговорочно невообразимо счастлив. Я хочу остановить время, я хочу, чтобы этот поцелуй никогда не кончался.

Когда от недостатка воздуха в голове начинает расползаться туман, он прерывает поцелуй, и, обхватив мое лицо ладонями, смотрит мне прямо в глаза.

- Ты мое безумие, - сбившимся голосом говорит он. - И я уверен, ты обязательно пожалеешь об этом потом.

- Позволь судить об этом мне, Северус, - говорю я и, впервые в должной мере проявив инициативу, начинаю новый поцелуй.

Глава 14. Игра с огнем

Я не могу оторваться от него. У меня вдруг обнаружилась стойкая, почти наркотическая зависимость. Странно, я перестал называть его про себя по фамилии. Хм… Причем я даже этого не заметил. Я знаю, о ком думаю, мне не обязательно его именовать. Ошибиться невозможно.

Мы сладко целуемся, и я начинаю ощущать томительное возбуждение. Оно не такое, как бывает ночью, навеянное снами. Оно осознанное. Я впервые хочу человека, который рядом со мной. Я впервые целую жаркие страстные губы и готов растечься бесформенной лужицей от уверенных ласк, когда он поглаживает мне спину.

Зачем ему будет нужна бесформенная лужица, я не знаю, но ведь он не прекращает? Значит, для чего-то все-таки я могу сгодиться и в таком состоянии. Интересно, он чувствует что-то подобное сейчас? Или его ощущения отличаются?

Мои мысли похожи на агонизирующего больного, они мечутся в судорожных припадках, прежде чем уйти из этого мира, отдав его во власть вожделения. Я еще пытаюсь сохранить благоразумие, но не могу сосредоточиться, ни на чем кроме поглаживания его груди. У него нежная кожа, хотя с чем я могу сравнить? У него крепкое, подтянутое тело. В нем нет свойственной мне подростковой угловатости. Мои руки перемещаются к его плечам, а затем я провожу ладонями по его спине, от лопаток вниз, к пояснице. И сквозь наше учащенное дыхание я слышу сорвавшийся с его губ стон. Этот звук переключает что-то в моей голове, «щелк» и невидимый тумблер изменил режим восприятия: еще секунду назад я думал головой, а вот сейчас не могу думать ничем, кроме головки. Апофеоз безумия!

Моя весьма избирательная, как многие не без основания полагают, память безжалостно подкидывает то фрагменты моих вечерних фантазий, то кусочки снов, в которых я мечтал о том, что происходит сейчас. А потом, как в самый первый раз, я вспоминаю, как соленая морская капелька путешествовала по его торсу. И стон вырывается уже у меня.

Я не без усилий отрываюсь от его губ. Я намереваюсь повторить путь той капли. Почему частичке моря можно ласкать его так, а мне нельзя? Не порядок!

Я нежными прикосновениями губ прослеживаю линию подбородка. Интересно, а моя щетина так же щекочет кожу? А если попробовать языком?