Черные дни в Авиньоне - Akana again Страница 27

— Хотел бы забыть... Слушай, а если он все-таки передумает и уедет?

— Кхм, господа, вы позволите пройти? Добрый день, господин Вайскопф.

— Добрый день, мэтр Шолиак.

Мимо них протиснулся немолодой мужчина в скромной котте до лодыжек, с темными вьющимися волосами и короткой курчавой бородкой. Подойдя к двери, ведущей в зал приемов, он решительно толкнул ее и вошел.

— Климент продолжает собирать мнения, — вполголоса заметил ангел.

— Это еще кто? — поинтересовался демон.

— Ги де Шолиак, личный врач папы. Светлая голова, золотые руки, душа бродяги — словом, он из тех, кто грешит исключительно из научного любопытства и редко умирает в своей постели. Его слово в ушах Климента способно перевесить и твое, и мое.

***

Ему довелось жить в эпоху, когда медицина черпала идеи из метафизики и астрологии, болезни тела лечились, главным образом, молитвой, кровопусканием и клизмой (последовательность процедур иногда менялась), а врачи, окончившие университеты в европейских столицах, полагали ниже своего достоинства браться за ланцет или нож: хирургия была уделом цирюльников. Считалось, что все, что может быть сказано о здоровье, уже сказала триада великих: Гиппократ, Гален и Авиценна. Искать какую-то новую истину означало прослыть самонадеянным выскочкой.

Ги де Шолиак бесконечно чтил труды знаменитых медиков прошлого. И все-таки посмел идти дальше.

Кроме трех крупнейших университетов того времени за его плечами было тридцать с лишним лет практики, когда он брался за лечение всего: от желудочных колик и переломов ног до зубной боли и катаракты. И никогда не брезговал кровавой работой цирюльников, став одним из первых европейских хирургов и заработав себе громкую и добрую славу почти чудотворца. Бродячая жизнь врача долго носила его по свету, пока не вынесла на одну из заметных вершин, сделав лейб-медиком римских пап в Авиньоне. И папа Климент, пригласивший Шолиака на эту должность, не раз похвалил себя за такой выбор: талантливый и знающий врач излечил его от головной боли и укрепил здоровье кардинала Гуго Роже — родного брата Климента.

Явившийся на вызов лейб-медик наметанным глазом отметил, что высокодуховный пациент сегодня бледнее обычного, но не торопился с вопросами. Почтительно поклонившись, он молча ждал изложения причины, по которой понадобились его услуги.

Климент пересказал ему единодушное решение городского врачебного сообщества.

— А что скажете вы, мэтр Шолиак?

— Оставить пределы города — в высшей степени разумный и дельный совет, ваше святейшество.

— А вы сами готовы последовать ему?

— Желание жить, свойственное любому божьему созданию, призывает меня к бегству, долг велит остаться, а разум советует подчиниться ему.

— Достойный и остроумный ответ. Вот только поможет ли он, когда чума покажет всю свою силу... — Климент в задумчивости подошел к одному из окон и остановился, глядя вниз, на полускрытую туманом площадь. — Вы заметили, что многолюдный и шумный Авиньон пустеет? Многие покинули его, не дожидаясь совета врачей. Что ж, никто не сочтет позором отступление перед лицом многочисленного и сильного врага. Но когда Господь насылает на нас испытания, он же в бесконечной милости своей дает силы и средства для их преодоления. Вот поэтому я хочу спросить у вас, мэтр, и ожидаю честного ответа: вы знаете, как справиться с «черной смертью»? Чем можно одолеть болезнь?

— Если подходящее средство и существует, мне оно неизвестно. Надеюсь, <i>пока</i> неизвестно, — быстро поправился Шолиак. — Тем не менее можно кое-что предпринять, чтобы не заразиться. Дворец достаточно просторен, ваше святейшество. Затворитесь в одном из покоев, оставьте только необходимых слуг. Чума любит путешествия и общество — лишите ее этих удовольствий. Настоятельно прошу вас распорядиться, чтобы все в городе последовали вашему примеру. Всеобщее затворничество не изгонит болезнь, но затруднит и замедлит ее распространение.

Несмотря на почтительные обороты, это было высказано тоном скорее приказа, чем просьбы. В ином месте и с иным властителем Шолиак рисковал бы получить резкую отповедь за попытку диктовать условия, но Авиньон был городом, где просвещенное слово имело вес, а знания давали их обладателям право на известную дерзость. Поэтому Климент с самым внимательным и серьезным видом выслушал этот совет и ответил, что непременно позаботится об этом.

— И пусть ваши покои постоянно окуриваются душистыми травами, — добавил врач. — Их аромат не даст распространиться гнилостному поветрию болезни.

— Я выполню все ваши предписания самым тщательным образом, — Климент собственноручно, как бы в доказательство добросовестности, зажег от обычной свечи, стоявшей на столе, другую, ароматическую. — Но я пригласил вас, мэтр Шолиак, для консультации по еще одному, крайне деликатному вопросу, — папа покосился на дверь, отошел от нее к противоположной глухой стене и поманил за собой медика.

— Понимаете ли, в чем дело... сегодня мне слышались голоса.

— Голоса? — переспросил удивленный Шолиак.

— Да, два голоса, — нетерпеливо пояснил понтифик. — Два знакомых голоса! Они принадлежали двум моим приближенным. Но их не было рядом в тот момент, нигде в пределах слышимости! Голоса звучали в моей голове. Скажите, это может быть последствием той головной боли, от которой вы меня излечили? И не является ли это проявлением... сумасшествия? Напоминаю, всё строго между нами.

— Безусловно. Не стану скрывать: голоса, равно как и другие звуки, не слышимые никому больше, в самом деле могут служить признаком помрачения рассудка. Но в случае с вашим святейшеством, учитывая ваш сан, я бы предположил, скорее, знак свыше.

Климент испытующе взглянул в бородатое лицо, опасаясь увидеть насмешку, но Шолиак был совершенно серьезен.

— Вы хотите сказать, Господь таким образом отвечает на мои молитвы? — осторожно уточнил он.

— А почему бы и нет? Насколько мне известно, таких случаев немало.

— Благодарю вас, мэтр, ваш ответ совершенно успокоил и удовлетворил меня.

— Всегда к вашим услугам, — ответил довольный Шолиак. Он был готов наговорить мнительному пациенту целую гору комплиментов и успокоительных слов, потому что от его доброго расположения зависело отказать ли врачу в одной щекотливой просьбе или нет. Надеясь, что подходящая минута наступила, Шолиак, взвешивая каждое слово, проговорил:

— Ваше святейшество, если позволите, я хотел бы вернуться к обсуждению способов одолеть смертельную болезнь, что ныне угрожает всем нам. Великий Гиппократ утверждал, что исток болезни следует искать в нарушении баланса жидкостей в теле человека. Следовательно, чума, как наиболее тяжелая из всех известных ныне недугов, этот