Черные дни в Авиньоне - Akana again Страница 28

Понтифик нахмурился и несколько минут не отрывал взгляд от пустой площади за окном.

— Вы подвергнете себя большой опасности, — наконец заговорил он. — Моя подпись и личная печать подтвердят ваше право на некропсию, но они не защитят вас от гнева родственников покойника, которого вашей волей вместо могилы повлекут на разделочный стол. У меня нет отряда наемников для вашей охраны, мэтр Шолиак.

— Думаю, мне удастся найти сговорчивых родственников. Выбор, к сожалению, весьма велик, — криво усмехнулся врач.

Глава 9. «Восславим царствие Чумы!»

Авиньон тонул в колокольном звоне. Монастырь кармелиток; обитель францисканцев; церкви Сен-Агриколь, Сен-Дидье, Сен-Пьер — везде тревожно, надрывно стонали колокола. Поверх их печальных голосов заунывно и гулко отбивал удары большой колокол Нотр-Дам-де-Дом.

Звон проникал в покои богача и каморку нищего, его слышали купцы и мастеровые, монахи и блудницы, богословы и трактирщики. И каждый содрогался, понимая, что колокол звонит по нему.

Кроули посторонился, пропуская погребальные дроги. Они тянулись вереницей на ближайшее кладбище. Начав хозяйничать у реки, чума за неделю опустошила прибрежные кварталы, где ютилась беднота, перекинулась на улицы красильщиков, медников, хлебников. Что ни день, закрывалась очередная лавка, мастерская, кузня, и вскоре ее владельцы со всем семейством отправлялись в последнее, недлинное путешествие.

Снега все не было. Облака, похожие на грязную мыльную пену, по-прежнему закрывали солнце, и от этого зимний город с его голыми деревьями, бледно-жёлтым камнем стен, темными окнами пустых домов, и серой, как несвежая простыня, рекой, сам напоминал тяжелобольного.

Говорят, колокольный звон отгоняет нечистую силу. Кроули вдоволь навидался священников, продолжавших верить в это, даже когда черти уже тащили их души в Ад. Впрочем, сейчас демон охотно поддался бы людскому суеверию, чтобы убраться из Авиньона куда подальше, но приказ есть приказ. К счастью, Вельзевул не торопила его с выполнением задания, потому что Климент VI хоть и остался в городе, но теперь чуть ли не сутками пропадал в молельне, соединенной с его покоями. Вытащить его оттуда могли лишь новости исключительной важности, на поиски которых демон собирался отправиться.

Сегодня он облачился в алое и рыжее. Выбирая оттенки, отметил про себя, что еще ни разу, начиная с торжественного въезда Первого Всадника, не надел черное — цвет, преобладающий ныне на авиньонских улицах. И не надену, твердо решил Кроули, этого от меня старуха не дождется.

Он вышел в город вполне довольный собой, и первые несколько кварталов прошел беспечным легким шагом, зная, что развевающиеся длинные одежды смотрятся на нем живым пламенем.

А потом повстречал обернутые в холстину трупы на повозках и бредущих рядом людей, почерневших от горя и отчаяния.

Демонам не ведом стыд. Ну, может быть, совсем чуть-чуть... И он сразу превращается во что-то другое, например, в ярость. Никто и никогда не осмеливался поднять руку на Всадников, но у Кроули вдруг страшно зачесались кулаки, — такого с ним не случалось уже очень давно.

Незаметно к звону колоколов и скрипу тележных колес добавились новые звуки: топот многочисленных ног, громкие возгласы, смех. Смех? Кроули обернулся. Из-за угла ближайшего дома, чуть не перевернув дроги, вывернула ватага молодых мужчин, одетых так же богато и ярко, как и он.

— Смотрите, это же… ну, фаворит его святейшества, — послышался громкий возглас. — Клянусь пупком святого Себастьяна, я забыл ваше имя, сударь!

Компанию весельчаков возглавлял завсегдатай званых обедов папы Климента, юный баловень судьбы, единственный наследник местного графа или герцога, — Кроули не считал нужным вникать в такие мелочи. Буйного молодчика звали Рене де... впрочем, его фамилией демон тоже не интересовался. А на «фаворита» и глумливые смешки ответил самодовольной улыбочкой, добавив вслух:

— Мое почтение, господа. Прекрасный день, не правда ли?

— Идемте с нами! — Рене бесцеремонно схватил его за рукав. — Идемте пить и веселиться, пока мы живы!

Он пошатывался, от него разило вином. А еще — страхом и тем особенным, исступленным вожделением, когда жаждут не столько заполучить кого-то или что-то, сколько осквернить и уничтожить приобретенное. Остальная компания тоже нетвердо держалась на ногах, окруженная плотным облаком спиртного духа и грешных желаний.

Безудержные кутежи, лихорадочное веселье сделалось обратной стороной отчаяния и ужаса, охватившего город. Если завтра не наступит, значит, надо успеть сегодня взять от жизни все — и они брали, опустошая винные подвалы, осыпая золотом блудниц, обжираясь до рвоты. Что ж, подумал Кроули, Хастур был прав: грешников в зачумленном городе — хоть лопатой греби. Вот эти, например, почти готовы, осталось их слегка подкоптить на огне какого-нибудь подходящего порока. Спасением душ пусть занимается ангел, а лично он намерен отправить всю компанию в пекло самой короткой дорогой. Демон ухмыльнулся, приобнял молодого глупца за плечо и заявил во всеуслышание, что чума боится веселых и пьяных, а потому будь проклят тот, кто загрустит и протрезвеет.

— Ох, взял бы я бы эту чуму... — движением рук и бедер Рене показал, что бы с ней сделал. Приятели одобрительно заржали.

Вот и нужный порок, смекнул Кроули, — старая, как мир, похоть. И, словно сам Сатана сегодня помогал ему, впереди, на перекрестке улиц, показались две женские фигуры.

Одна была одета богато, другая попроще и держалась на шаг позади: очевидно, состоятельная дама в сопровождении служанки шла в церковь монастыря кармелиток, расположенного неподалеку.

Дама куталась в длинный широкий плащ, но желтые глаза видели ее так ясно, словно она была без одежды. Видели и в одно мгновение уже знали о ней всё.

— Друзья мои, взгляните-ка, кто идет там, впереди, — Кроули повернул Рене в нужном направлении, поскольку тот с пьяным упорством желал идти в другую сторону. — Это та самая госпожа де Нов, красавица Лаура, которой посвящает сонеты синьор Петрарка! Давайте разглядим ее поближе!

Второго приглашения гулякам не требовалось: в предвкушении нового развлечения они самым скорым шагом, на который были способны их заплетающиеся ноги, поспешили за женщинами.

— У Петрарки губа не дура, скажу я вам: мадам де Нов свежа, что твоя майская роза, и стройна, как кипарис, — распалял их на ходу Кроули. — Он любит ее уже двадцать лет, и она по-прежнему прекрасна. Двадцать лет ежегодно посвящает ей сонеты, но ни разу не перемолвился с ней ни