Кошка Маришка - Мои миры, твое отчаяние. Танец 2 Страница 31

Медвежонок потянулся на полу и подошел к мальчику, сев рядом с ним.

— Я могу не помнить всех легенд, слишком много их связано с этой школой. Даже будучи директором, я понимаю, что не знаю всего об этом замке. Слишком много он хранит в себе тайн, — Каркаров сделал еще один глоток и откинулся на спинку своего кресла. — Что касается души этой школы, думаю, она не имеет ничего против тебя, иначе первым, кого призвали бы на помощь, был бы я. Когда–то давно мне доводилось тебе рассказывать о возрасте прелестного медвежонка, что сидит сейчас у твоих ног. Понимаешь ли ты, что он был тут всегда. С самого момента основания школы. Он и есть ее душа. Потапыч никогда не вел себя с тобой агрессивно. Прости, но представить его, планирующим мировой заговор, я не могу. Тем более, что основную часть времени он у меня на глазах.

— То есть, это кто–то действует по собственной воле?

Каркаров уверенно кивнул.

— Да, если у замка только одна душа.

Гарри нахмурился и, немного подумав, все–таки рассказал, что увидел в комнате для медитаций.

Каркаров допил медовуху и поудобнее устроился в своем кресле.

— Это не могла быть иллюзия, но это нечто похожее на нее. Удивляюсь, почему Офелия ничего тебе не рассказала. Этим порой пользуются цыгане. Они наводят нечто похожее на морок. Это чем–то напоминает гипноз, — директор задумчиво провел рукой по своей бородке. — Правда, это только мои предположения.

Голова мальчика заболела от множества новых вопросов, возникших у него. Ответов не было и в помине. Это была только середина сентября. Что же будет с ним к концу года и продержится ли он здесь до этого времени?

— Спасибо, что дали мне несколько новых направлений для поисков. Пожалуй, мне сейчас стоит позаниматься в библиотеке.

— Удачи, Гарри, — мягко произнес директор. — Я постараюсь помочь тебе, чем смогу. Можешь всегда обращаться ко мне.

— Спасибо, — улыбнулся мальчик. — До свидания.

Гарри поспешно вышел из кабинета и закрыл за собой дверь, так и не увидев, насколько печальным выглядел директор.

Глава 13. Покушения

Черный лес был золотым. Темно–зеленая листва быстро сменила цвета и теперь щеголяла богатым осенним убранством. Воздух постепенно становился все холодней и холодней, а море казалось тяжелым.

Гарри сидел в одиночестве на берегу и кидал камни в воду. На душе было как–то мерзко. Он никак не мог понять, почему Офелия ничего не сказала о том, что магия, которую применили к нему, имеет сходство с ее родовой. Была ли она замешана во всем этом или испугалась чего–то другого? Могла ли девочка кого–то покрывать и зачем ей это нужно вообще?

Друзей, кроме членов их отряда, у Офелии не было. Многие весьма предрассудительно относились к тому, что она цыганка. Маги не очень жаловали этот народ. Бытовало мнение, что цыгане — это в первую очередь обманщики и воры. И что даже младенец из их рода может с легкостью обвести вокруг пальца любого прожженного пройдоху.

Гарри же боялся быть обманутым близким человеком. Подобное предательство было бы тяжело простить и забыть. Даже если после всего принять человека назад, осадок останется навсегда. Он, как кислота, будет постепенно разъедать душу, вызывая приступы постоянного раздражения, переходящего в агрессию.

Умение прощать — это величайшая сила. Гарри не был уверен, что в действительности обладает ею. Он уже начал копить в себе ненависть, и ее источником был Волдеморт. Это было какое–то мерзкое и гадкое чувство, разраставшееся у него в груди, стоило только вспомнить, как Дориан лежал на полу, а из его горла быстро втекала кровь.

Мальчику до сих пор снился Квиррелл, но теперь он просто сидел у стены или задумчиво всматривался в Еиналеж. Мужчина был совершенно нормальным, с одним лицом. Иногда он поворачивался в сторону Гарри и укоризненно глядел на него. Порой это было куда страшнее и неприятней, чем сцены убийства.

Однажды Поттер спросил его о том, что он видит в зеркале. Квиррелл тогда долго молчал, а потом тихо и сухо произнес:

— Себя. Живым.

От мужчины повеяло холодом и Гарри явственно ощутил, что перед ним стоит мертвец. Не инферий, а тот, кто после смерти оказался заперт где–то между небом и землей.

Мальчик не знал, было ли это настоящее наказание Квиррелла за его ужасные поступки или это всего лишь разыгравшееся воображение подкидывало подобные сны. Но он почему–то ощущал этого мертвого человека настоящим. Возможно, между ними была какая–то странная связь, рожденная самым страшным грехом — убийством. Иногда Гарри начинало казаться, что сны с таким Квирреллом — это наказание и для него.

Мужчина практически постоянно молчал, а Поттер не мог заставить себя поговорить с ним о чем–либо. А самое главное — попросить у него прощения. Гарри не знал, мог бы он сам простить кого–либо за собственную смерть? Говорить на подобную тему даже с фантомом из своих снов было страшно и Поттеру пришлось признать, что он боялся услышать ответы. Гарри просто садился на пол рядом с ним и долго смотрел в никуда.

Утром после пробуждения мальчик чувствовал себя уставшим, хотя его физическое самочувствие и не было плохим. Сны были слишком реальными, слишком настоящими. И казалось, что он просто переходит из одного мира в другой, совершенно не отдыхая при этом.

Куда реже ему снились сны про прошлое Тома. Воспоминания о его жизни будто бы лежали особняком в голове Гарри, наверное, будь иначе, он сошел бы с ума, не имея возможности отделить себя от другого человека. Сложно описать, что именно творится в твоей голове и каким образом в ней все устроено, но если бы Поттера кто–то попросил это сделать, он объяснил бы, что та Волдемортовская часть в нем — все равно что воспоминания о просмотренном фильме, который просто очень долго шел.

Гарри беспокоили его странные сны. Они делали его слабее психологически и мешали полностью сосредоточиться на том, что творится вокруг него. А это было жизненно необходимо. В буквальном смысле.

Небольшое затишье, которое было сейчас, являлось всего лишь предвестником еще не развернувшейся бури. Возможно, они хотят напасть тогда, когда Гарри расслабится и забудет о грозящей опасности. Но откуда знать этим людям, что вся его предыдущая жизнь была ожиданием опасности?

Подобие игры на фортепиано сейчас не спасало его расшатавшиеся нервы, хотя, по словам Мирославы, у него стало получаться лучше и количество ошибок уменьшилось. Но это все равно было не то. Гарри прекрасно понимал, что фортепиано — это не деревянный ящик с клавишами. Чтобы он ожил и зазвучал, нужно вложить собственную душу, иначе не получится ничего, кроме пустых звуков, больше напоминающих ор кошки, которой случайно наступили на хвост.

Дориан не выходил из головы. Гарри было стыдно перед ним. Он так долго считал, что все дело в нем самом, что своими монстрами разрушил единственно прекрасное и светлое в его жизни. Стан же боялся за него и всячески стремился защитить в первую очередь от самого себя, а не пекся о собственной безопасности. Дориан вряд ли рассказал о своей проблеме кому–либо еще, и это было правильно. Чем меньше людей об этом знают, тем меньше опасности, что посвященных окажется куда больше, чем планировалось изначально.

Гарри не раз видел, как неодобрительно косились на него некоторые ребята и, видимо, только страх удерживал их от нападения на Дориана. Он надеялся, что все они наконец–то поймут, что полувампиры мало чем отличаются от обычных магов, за исключением чрезмерной гибкости и ловкости, но и они вряд ли спасут от большого количества соперников в магической дуэли.

Если задуматься, то на их отряд многие косились с опаской. Одна Мирослава чего стоит. Вряд ли кто–то сильно желает быть укушенным волком–оборотнем. Переходить ей дорогу опасно для нормальной жизни. За ее внешней хрупкостью скрывалась большая сила. Принять подобное окружающим было тяжело. Быть рядом с таким человеком — значит стремиться соответствовать, иначе потеряешь себя за страхами и завистью.

Эдвин же был просто странным. Он мог рисовать картины невиданной красоты и искать в каждом встречающемся человеке необходимые черты. В такие моменты Эрстед становился одержимым. Он мог забыть о еде и сне, похоже, его даже переставала интересовать уборная. Иногда мальчик вел себя совершенно нормально: пускался в пространственные рассуждения о девушках и устройстве женской психологии, умильно улыбался старшекурсницам, вызывая у последних приступы хихиканья. Им льстило любое внимание, даже если оно исходило от двенадцатилетнего юнца. Иногда Эдвин так глубоко уходил в себя, что вытащить его назад на грешную землю не представлялось возможным. Чаще всего в такие моменты он мастерил своих кукол. Его перепады настроения вызывали удивление у всех окружающих. Если члены отряда уже привыкли к подобному, то некоторые одноклассники все еще не могли оставаться безразличными, когда Эрстед посреди урока отрешенно начинал складывать оригами вместо того, чтобы следить за котлом. Вообще многие занятия, требующие длительной концентрации внимания, утомляли его. Гарри до сих пор не мог понять, как же ему удается так долго сидеть за мольбертом или вытачиванием деталей для кукол.