Варвара Мадоши - Ad infinitum Страница 4

— Адмирал! — воскликнул он. — Ну, вы и заставили себя ждать!

— Томас! — в свою очередь расхохотался Джек Обри. — А вот ты совершенно не изменился, друг мой! Клянусь честью, можно подумать, что мы ровесники.

Они крепко обнялись, и Пуллингс сказал:

— Нет, адмирал, теперь вы моложе, просто еще не увидели. Вы теперь такой же, как были, когда все начиналось.

— Ну уж, Томас, я не какой-то новорожденный младенец… — сердито начал Обри, и тут словно бы сообразил: — А! Ты имеешь в виду на Минорке, когда мне дали «Софи»?

— Именно так, сэр.

«Почему он назвал Пуллингса ровесником? — тем временем думал Стивен. — Неужели ему было лет семьдесят, когда он пропал?… Нет, не слишком на то похоже. Разумно ли будет предположить, что он увидел его не таким, каким вижу его я?… И, кажется, старик об этом прекрасно осведомлен. Что это: смущение умов на всем острове из-за каких-то невыясненных обстоятельств — излучение, возможно — или странности, связанные непосредственно с Пуллингсом?»

— Так выходит, ты про все это знаешь? — спросил Джек, нахмурившись. — И все помнишь?

— Сэр, так вышло, что я прожил здесь много десятков лет, — осторожно произнес Пуллингс. — Я помню все, что было, потому что это я. Не человек из этого времени с той же внешностью и именем, не реинкарнация, — он не посмотрел на Стивена, но даже этого отсутствующего взгляда было более чем достаточно, чтобы Стивен понял, — а именно я.

— Что такое, черт побери, реинкарнация? — мрачно потребовал объяснений адмирал Обри. — Еще какое-то ваше идиотское механическое изобретение?

— Это то, сэр, во что вы, как добрый христианин, не поверите, — улыбнулся Пуллингс. — Я и сам-то не сразу начал находить это приемлемым. Но ведь вся эта история заварилась только потому, что вам ни в какую не хотелось расставаться с доктором — вот вы и встретились. Тем способом, каким это было возможно, а смею заверить, вероятность была так мала, что еле пропихнешь в игольное ушко!

— Но ты-то откуда это знаешь? — удивленно спросил Джек.

— Потому что это он — хранитель Каринн-Брагг, — устало сказал Стивен, которому это уже стало окончательно очевидно и даже не удивительно. — «Дедушка Том», не так ли?

— Отчасти, сэр, — Пуллингс снова словно бы отдал честь. — А отчасти — действительно только его тезка Том Пуллингс, и в этом качестве невероятно рад вас видеть. Хотя вы, вероятно, и не помните о нашем знакомстве.

— А глаза вам вернули? — спросил Стивен. — Кстати, с чем была связана их потеря?

— С тем, что я одолжил глаза капитану, чтобы он увидел ваше приближение, — улыбнулся Том. — Нет, глаза пока еще не у меня. Вернутся, когда закончится полнолуние. В каком-то смысле это то самое полнолуние, когда адмирал Обри решил дожидаться вас. Можете не слишком беспокоиться о длине срока, доктор Мэтьюрин.

— Да пустяки, — заметил адмирал Обри, — мой дорогой Стивен, мне так привычно ждать тебя из различных твоих ночных «высадок» и «секретных операций», что лишний век-другой погоды не делают! — он рассмеялся.

«Ну вот, — отрешенно подумал Стивен, — он тоже знает о моей помощи МИ-5. Но это полная глупость: я никогда не участвовал в таких опасных и неэффективных мероприятиях, как высадка где-то под покровом ночи».

А потом он сообразил: это все из другого века, и там он был другим, и нашелся человек, который не побоялся преодолеть время ради смутной возможности оказаться рядом с ним. Ничем не примечательным Стивеном Мэтьюрином, д.ф., преподавателем этнографии Дублинского университета и специалистом по морскому фольклору западного побережья! Да. Такой, как этот, может. Пожалуй, только одно и удивительно: как он, Стивен, — или его реинкарнация — умудрился двести лет назад подружиться с этим чересчур уверенным в себе, сильным и бесцеремонным существом, у которого на лбу написана его невежественность во всем, кроме любимого морского ремесла, — да еще и продлить эту дружбу на… сколько он сказал? Двадцать лет?

Пожалуй, тогда его излишне интимные на современный вкус Стивена улыбки, жесты и постоянные «мой дорогой» можно списать на разницу культур — хотя все равно при каждой фразе Обри Стивен чувствовал, что его берут в оборот как-то уж совсем неподобающим образом.

И Мэтьюрин задал вопрос, который его действительно интересовал:

— А когда, вы говорите, окончится полнолуние?…

— Никогда точно не знаешь, — ответил дедушка Том.

— Мы познакомились на Минорке, — рассказывал Обри, расхаживая взад-вперед по берегу. Стивен устроился в низкорослой развилке ствола дерева, потягивая свежий пуллингсовский кофе из термоса и на короткий период чувствовал себя практически примирившимся с собой. — В доме губернатора итальянцы давали концерт, а мы оказались на соседних местах. Ты меня самым чувствительным образом одернул за неподобающее поведение, а я вызвал тебя на дуэль, — на этом месте Джек хохотнул. — Ты повел себя так, как будто тебе плевать было на мой вызов и на меня в частности, чем разозлил еще сильнее — «трусливый штатский ублюдок, — подумал я, — прячет за высокомерием нежелание драться!»; это уж потом я узнал, что тебе ничего не стоило бы проделать во мне дырку, так что ты, можно сказать, проявил похвальное великодушие. А здесь ты стреляешь?…

— Регулярно, в тире, — согласился Стивен. — Это помогает успокоиться и сконцентрировать мысли. Впрочем, я давно не упражнялся.

— Ха, клянусь честью, старый добрый Стивен! Ты точно так же и потом мне говорил. Ну, а на следующий день мы встретились снова, и ты пригласил меня на чашку кофе.

— Что, просто так взял и пригласил? — Стивен приподнял брови. — Неожиданно с моей стороны. Как я понимаю, по меркам того времени мы друг друга оскорбили достаточно серьезно?…

— Ну, обычно все это можно быстро исправить, если искренне извиниться, — нахмурился Джек, — это же очевидно! Я как раз понял, что был не прав, поэтому извинился; а там уж не знаю, отчего, но ты, видно, решил продолжить знакомство — сам уже не помню, как так вышло… А! Да, мы выяснили, что можем играть дуэтом… нет, это было после, когда я пригласил тебя поужинать… — он нахмурился и даже потер лоб. — Нет, пожалуй, я сейчас не смогу точно вспомнить, как все было, прошу меня простить! Столько лет, и все это растянутое время…

— Конечно, конечно, — быстро сказал Стивен. — Послушайте, как это — играли дуэтом?

— Ну да, постоянно: мы все время играли. Я на скрипке, ты на виолончели — и у нас в высшей степени неплохо получалось! Старый добрый Локателли…

— Я играл на виолончели в юности, — припомнил Стивен. — Пока не получил травму обеих запястий… Пожалуй, я мог бы разработать их снова, но в этом не было особенной нужды.

— Тебя пытали? — эти слова Сухой Удильщик произнес так, как будто снова обратился в камень.

— Интересная постановка вопроса, — усмехнулся Стивен. Он редко кому говорил о состоянии своих рук, но, очевидно, первый напрашивающийся возглас был бы: «Как ты умудрился сломать оба запястья!» — Почти. Пытать не пытали, но применили грубую силу уровнем выше необходимого для их целей.

Собственно, применили не одну только грубую силу, но и железную трубку от велосипедного насоса. К счастью, девушке — будущей Софи Мастерс (тогда он с ней был даже не знаком) — удалось сбежать и вызвать полицию. И полиция даже прибыла вовремя… почти.

— Скажи, как у тебя сложилась жизнь? — вдруг спросил Джек. И тут же поправился: — Прошу прощения, если вопрос слишком прямой и неделикатный — вы-то, понятное дело, никак со мной не связаны, хотя я и связан с вами. Просто, если сочтете возможным…

— Отчего же: вы были со мной необыкновенно искренни, полагаю, я обязан ответить вам тем же — тем более, что сведения о моей жизни не так уж пространны и важны. Я профессор в Дублинском университете, — сказал Стивен. — Доктор философии… это ученая степень. Работаю над диссертацией. Занимаюсь преимущественно британским морским фольклором, также слежу за статьями в области зоологии пернатых, участвовал в написании монографий. И, раз уж вы все равно знаете, — выполняю некоторые аналитические проекты для разведки, конечно, не связанные ни с какими ночными вояжами или пытками. Это, скажем так, способ попутешествовать за счет государства и проникнуться духом другой страны. Сейчас не девятнадцатый век — самые важные и интересные сведения давно лежат в открытом доступе, погребенные под кучей мусора.

— Должно быть, говорите на нескольких языках?

— Да, французский, немецкий, испанский, португальский, немного японский… у меня не хватает возможностей голоса, чтобы говорить по-китайски, но я читаю на этом языке. Понимаю русский, изучаю урду. Достаточно?

— Более чем! — воскликнул Обри. — Боже мой, насколько все действительно остается прежним! — он посмотрел на Стивена влюбленным взглядом. — Ну а как все прочее?… Если мне дозволено спросить, как ваша семья?