Варвара Мадоши - Ad infinitum Страница 5

— Более чем! — воскликнул Обри. — Боже мой, насколько все действительно остается прежним! — он посмотрел на Стивена влюбленным взглядом. — Ну а как все прочее?… Если мне дозволено спросить, как ваша семья?

— Мои родители умерли довольно давно, — пожал плечами Стивен, — братьев и сестер у меня нет, я одинок. Что же касается близких друзей — полагаю, таков будет ваш следующий вопрос, ибо вы кудахчете надо мной не хуже курицы-наседки — то знакомства мои достаточно обширны, в близких друзьях я никогда не чувствовал необходимости — за одним-единственным исключением. Собственно, я остановился здесь у моего хорошего друга, миссис Мастерс. Возможно, мне удастся вас познакомить, если сейчас не разверзнется земля и дьявол не утащит весь этот остров в преисподнюю, где ему и надлежит находиться!

— Ну-ну… — несколько растерянно произнес адмирал Обри и отошел на несколько шагов. Там он снова продолжил мерить край обрыва.

Стивен сделал несколько глотков кофе и понял, что более или менее сносное расположение духа возвращается к нему.

— Пойдемте, адмирал, — сказал он. — Нужно поточнее разведать, где же мы все-таки оказались: я сомневаюсь, что от мистера Пуллингса можно добиться чего-то полезнее кофе и сэндвичей.

Странные дела творились на острове Каринн-Брагг. Солнце тонуло в золотом тумане, который заполонил небо, ветер перебирал косы цветущего вереска, медовый свет играл на оперении многочисленных птиц, которые слетались на остров отовсюду. Кого только не было тут! Олуши, орлы, кречеты, стрижи, малиновки, соловьи, голуби, чайки — этих просто невероятное множество! Птицы вели себя нетипично: спокойно сидели на земле или бродили туда-сюда чуть ли не в человеческой манере: парами и группками, переговариваясь между собой и делая наблюдение за собой бессмысленным. Через луг О'Донована на границе деревушки им пришлось перебираться, высоко задирая ноги, чтобы не наступить на корольков и сычей (последние презрели даже любезный их сердцу ночной образ жизни), которые не обращали на них никакого внимания.

— Что это? — пораженно спросил Джек Обри. — Стивен, вы что-нибудь понимаете?

— Я не орнитолог, — заметил Стивен, — но даже моего уровня более чем достаточно, дабы констатировать показательные поведенческие девиации… — он поймал взгляд Обри и поправился: — Они ведут себя совершенно ненормально, это очевидно любому школьнику. Не знаю, что и думать.

— Они ведут себя, ей-ей, как кумушки, которые чего-то ждут… — Джек, склонив голову, наблюдал за парой синиц, которые оживленно перечирикивались — ни дать ни взять сплетницы в приемной у дантиста. — …! Я чуть не поскользнулся!

— Будьте осторожны: дефекация у птиц непроизвольна, — предупредил Стивен, торопясь по деревенской улице. Тем не менее, он почувствовал определенное удовольствие от того, что чудесное событие не нарушило неких основополагающих законов природы.

Пустота и тишина его удивили: ни мальчишек, играющих посреди улицы, ни звука радиоприемника из-за полуоткрытой двери; ни один старик не выбрался на веранду с креслом-качалкой, и ни одна женщина не начала свой день с мытья окон и поливки садика: здесь перед домами были именно садики, а не газоны. Полосатая кошка, дремлющая на подоконнике миссис Салливан, приподняла тяжелые веки, глянула на Стивена и капитана Обри, идущих пустой улицей, зевнула и заснула снова. Легкая занавеска трепетала над ней, как флаг.

— Чертовщина… — сказал капитан, оглядываясь. — Скажите, у вас, в будущем, всегда так безлюдно?

«И в толпе я, как в пустыне, — лейтмотив коллективного подсознательного большинства современных социумов», — подумал Стивен, а вслух сказал:

— Когда как.

В коттедже Мастерсов тоже оказалось совершенно пусто. На кровати в спальне Софи лежал ее халат, на кухне стоял апельсиновый сок в стакане. Включенный телевизор вместо передачи показывал какие-то невнятные серые помехи. Стивен пощелкал по каналам — без всякого эффекта. Интересно, связи нет, а электричество откуда-то есть?…

Впрочем, на острове собственная электростанция.

— Полагаю, Софи на нас не обидится бы, если мы перекусим, — заметил Стивен, доставая из холодильника джем и ветчину, а из хлебницы — хлеб. — Как вы относитесь к сэндвичам и кофе?

— С превеликим удовольствием, радость моя! — возликовал капитан Обри. — Давайте-ка мне.

Со сноровкой, говорящей о немалом опыте, он поймал запястье Стивена и вытащил у него из пальцев нож, из другой руки стремительно выхватил банку с джемом. Бутерброды он делал так же легко, как, по всей видимости, вообще все на свете — Стивен только молча таращился на это, машинально держась за запястье. Нет, больно не было.

Обри поймал его удивленный взгляд и пояснил, не отрываясь от процесса:

— Ха-ха, Стивен, не удивляйтесь так: разумеется, я помню, что вы даже бутерброды не можете сделать без угрозы для жизни! Разумеется, когда мы с вами жили вместе, готовил всегда я.

«Радость моя?… Жили вместе?…» — к счастью, Стивен умудрился не произнести этого вслух. Зато ему удалось сформулировать тот же самый вопрос чуть более изящно — и, как он надеялся, в нужной речевой традиции. Чтобы собеседнику все было понятно.

— Капитан Обри, в виду того, что я по-прежнему не имею чести помнить наше знакомство, окажите мне любезность и объясните как можно более четко, в каких отношениях мы с вами состояли и чего вы, собственно, ждете от продолжения этого знакомства в изменившихся обстоятельствах.

Джек прервал изготовление очередного бутерброда и хмуро, даже как-то недоверчиво уставился на Стивена.

— В каких отношениях? Мы были друзьями, конечно же!.. — потом он как будто сделал над собой явственное усилие и произнес значительно мягче. — Простите, мой дорогой, не припомню, что когда-нибудь говорил это вслух — или что слышал что-то подобное от вас… и, клянусь богом, едва ли я бы произнес что-то подобное вслух, если бы не обстоятельства, но я привык ценить эту дружбу как едва ли не самое ценное в моей жизни. Больше всего на свете я любил двух людей — мою жену и вас.

Теперь пришла очередь Стивена хмуриться: ответ — несомненно, честный и показывающий редкостное присутствие духа у его визави — с одной стороны принес ему некоторое облегчение, с другой стороны, не прояснил ровным счетом ничего.

— Я имел в виду — прошу прощения, если это предположение вас оскорбит или покажется неприемлемым, — Стивен отметил про себя, что манера выражаться является куда более заразной, чем ему казалось ранее, — что ваши обращения и легкость физических контактов указывает на некоторый уровень интимности.

— Ну конечно, а как же иначе?

— Однако отношения подобного рода в ваше время не одобрялись?

— Какого рода? — удивился Джек. — Погодите, вы что же, говорите о… — он в одну секунду побагровел. — Бог мой, Стивен, как вы могли такое подумать! Даже учитывая, что вы не помните… Нет, это выше моих сил! — он зашагал по крохотной кухоньке взад и вперед, даже умудрившись почти ничего не задеть.

— Прошу меня простить, — повторил Стивен. — Просто некоторые нюансы вашего поведения…

— Неужели в вашем будущем все охвачены грязными мыслями? — нахмурился Джек. — У вас нельзя коснуться другого мужчины, обнять его или назвать другом, чтобы тебя не заподозрили в содомии и не повесили?

— Не настолько жестко, — покачал головой Стивен. — За содомию не вешают, в не ней подозревают, она не является препятствием для карьеры (иногда даже способствует), во многих странах разрешены однополые браки. Да и другом называть можно. И касаться можно, — добавил он, подумав. — Но здесь и сейчас, если один мужчина говорит, что любит другого, это почти всегда будет означать содомию — по крайней мере, в мыслях и намерениях. Те люди, которые не хотят обозначить свою привязанность, как гомосексуальную… эээ, как педерастическую, так себя не ведут и так, как вы ко мне, друг к другу не обращаются. Иными словами, дружелюбие приветствуется, нежность — нет.

— Клянусь честью! — воскликнул Джек и замолчал, даже остановился. А потом горько произнес: — Господи, куда катится мир! Если уж добропорядочным людям нельзя открыто выражать самые благородные из чувств без того, чтобы их не заподозрили черт знает в чем — воистину, слава Всевышнему, что я этого не увижу!

— А у вас будут все шансы это увидеть, — сказал Стивен. — Когда мы выясним причину этого феномена на острове, вам придется так или иначе налаживать свою жизнь в этом мире. И маскироваться — думаю, внимание масс-медиа… эээ, газет вам не нужно?

Про себя он уже невольно начал прикидывать, каким образом можно будет организовать проезд капитана Обри в Дублин — в кампусе он почти не будет выделяться даже в мундире, а если его переодеть, странности поведения не так будут бросаться в глаза.