Тропой памяти - Людмила Евгеньевна Пельгасова Страница 4

Шара по поводу света ни малейших неудобств не испытывала, зрелище заката даже показалось ей красивым. Наблюдая, как красно-золотой диск опускается за неровную кромку расстилающегося внизу леса, девушка невольно представила себе, каково тут днем. Да-а… смерть лучнику, без глаз останешься.

Горная дорога уперлась в створки массивных ворот, окованные черной бронзой. Из дозорной башни высунулась чья-то заспанная физиономия, оглядела запыленную толпу и скрылась из вида. Несколькими минутами позже тяжелые створки без скрипа открылись, и отряд во главе с сотником бодро ввалился во внутренний двор крепости.

С остервенением срывая вещмешки и сбрасывая на ходу оружие, измученный жаждой народ со всех сторон облепил колодец. Заскрипел ворот, толстая, влажно блестящая цепь змеей поползла вниз. Первое вытянутое ведро было встречено восторженным ревом сотни пересохших глоток. Кто-то полез в бадью головой, кто поумнее — сунулся с флягой. Гвалт стоял страшный, каждый непременно старался напиться первым. Хаграр получил по шее, за то, что, цапнув бадью прямо из чьих-то рук, вылил ее содержимое себе на голову. Напрасно вернувшийся от начальства Тхаруг отвешивал затрещины направо и налево: дорвавшиеся до живительной влаги бойцы не замечали ничего вокруг себя. Понаблюдав за свалкой у колодца минут пять, сотник выругался, сплюнул под ноги и ушел. Несмотря на все упрямство, он отлично понимал: отряд сейчас слишком утомлен, чтобы идти дальше, и парой часов отдыха здесь не ограничишься. Не железные, есть и спать всем надо… С другой стороны, спускаться в долину днем — безумие… Поэтому Тхаруг принял самое простое из решений: провести в казармах Минас Моргула сутки, а на следующий вечер, едва сядет солнце, отправиться в путь, и уж тут — никаких привалов!

Глава 2

Ближе к полуночи, когда вся сотня тихо-мирно торчала у большого очага, кто-то задал давно наболевший вопрос:

— Шар! А чего ты, и вправду, к Назгулу-то полезла, а?

— Ты че — тупой? — встрял еще один полковой умник, до войны, якобы, обучавшийся мудреной науке чисел в Ближнем Хараде. — Мертвяк как глянет — ты сам к нему побежишь и штаны забудешь подтянуть, понял? У него ж это… чародейство какое-то…

— Сам ты чародейство! — отозвался Рагхат, оторвавшись от фляги — вон песчаный удавчик как каменную мышь приманивает — видел? Во… Он че, по-твоему, тоже чародей, что ли?

— Нет, ну а все-таки? — не отставал от девушки начавший разговор Таглук. — Шара, почему?

Все взгляды обратились к ней. Шара вздохнула, в задумчивости потерла лоб. Растерянно оглядела пару десятков освещенных лиц.

— Парни… смеяться не будете? — помолчала, собираясь с духом, и выпалила: — Не поверите: мне его жалко стало.

Кто-то заржал, от души наплевав на просьбу орчихи, а неугомонный Хаграр тотчас развил тему:

— Ага, ну и типа как решила пожалеть… — он сопроводил свои слова очень выразительным жестом, поясняющим: как именно девушка могла утешить несчастного Короля-Призрака. Те, кто сидел поближе и видел эту пантомиму, заржали в голос.

Остальные тоже пару раз гоготнули на всякий случай.

— Да ну вас мордой об камень! Я ж серьезно… На хрена тогда спрашивали?

— Не… не то, — Таглук, так и не улыбнувшийся шутке Хаграра, потряс головой, силясь понять смысл последней фразы девушки.

— В смысл: почему жалко? Че его жалеть-то?

— Почему жалко? — Шара задумалась, подбирая слова. — Парни… А вот представьте: мы с вами все — бессмертные… А?

— Ну и зашибись! — хихикнул мудрец-недоучка.

— Так-то оно так, — согласилась орчиха. — Первые лет четыреста, я верю, что зашибись… А потом? То есть не то, чтоб ты знал: проживешь четыреста лет, да и дух вон, а так, что вообще бессмертен…

— Все равно зашибись! — уперся ближнехарадский гений. — Да и кстати: хар-ману[6] говорила однажды, что мы, в смысле, иртха, так и так — бессмертный народ…

— Ага! — встрял Хаграр, на дух не переносивший выскочек, умевших считать лучше него самого. — Да только никто из нас еще не доживал до такого возраста, чтоб проверить: правда это или нет!

— Ну вот, — терпеливо продолжила орчиха. — Я, конечно, не хар-ману, но лично мне вечно жизни чегой-то совсем не хочется.

— Ну и дура… — прокомментировал кто-то из толпы.

— А-а… ну конечно, тебе в твои пятьдесят два виднее, — согласилась Шара. Послышалась пара жидких смешков. — А насчет бессмертия… Если ты один такой…представь: все друзья да родные давным-давно к духам ушли, а ты все по земле болтаешься. У тебя уж и тела-то нет, в чем жизнь держится, а ты все знай себе бродишь. Все от тебя шарахаются, как от бешеного волка…сам себе противен так, что сдохнуть охота… А не можешь, потому как нет тебе смерти.

— Ну ага! — презрительно скривился Радбуг, шесть месяцев назад по причине драки переведенный в сотню Тхаруга из Моргульского гарнизона. — Зато всего остального — навалом! Я на этих визгунов насмотрелся, пока в карауле стоял… Смотришь — идут: доспехи серебром горят, мечи какие-то хитровывернутые — пол-Унсухуштана за такой купить можно. Вышагивают себе… Им не то что слово поперек — лишний раз в их сторону взглянуть боязно: как же, уллах-тхар, зрачки Всевидящего Ока. Служат только Самому, другие им не указ. Все есть: и власть, и слава, а силища какая! Э-эх, если б хоть денек так пожить…

— Денек? Как уллах-тхар? Это мы запросто! — Хаграр сделал вид, что тянется за ятаганом. — Только сначала надо будет от тела избавиться, то есть сдохнуть попросту. А уж дух потом: хоть куда… хошь — на Поляну Предков, хошь — в Лугбурз… Ты только попроси.[7]

— Радбуг — Десятый Назгул! — фыркнул кто-то. Хохот грянул с новой силой. Шара чуть заметно улыбнулась:

— То-то и оно, что денек…

Но последнюю фразу орчихи уже не услышали. Разговор постепенно свернул в другое русло, тем более, что новая тема, в отличие от предыдущей, так или иначе касалась каждого. Обсуждалась недавняя атака умбарских пиратов на одно из прибрежных селений Гондора, в результате которой все местные жители либо погибли, либо были захвачены в плен и проданы на невольничьих рынках Харада. В общем-то, история самая обычная: пираты — они и есть пираты, чего от них еще можно ожидать? Но в этот раз забавы лихих умбарских ребят не прошли бесследно для Мордора: на пепелище сожженного рыбацкого поселка не было обнаружено