Тропой памяти - Людмила Евгеньевна Пельгасова Страница 5

ни единого погибшего разбойника, зато оброненные нападавшими клинки цветом и качеством стали настолько явно указывали на Мордор, что клеймо страны Восходящего Солнца[8] на глади клинка было уже излишней информацией. Разумеется, наличие у пиратов мордорского оружия было легко объяснимо — пустынная безжизненная земля Мордора славилась богатыми запасами железной руды и иных металлов, а также лучшими на Востоке кузнецами. В этом смысле народ иртха уступал, пожалуй, лишь тангарам. Но так или иначе, поднимающееся с колен молодое государство испытывало острую необходимость в торговых связях. Отсюда на восток, в Кханд, и на юг — в Ближний Харад и дальние полуденные страны нескончаемой чередой шли караваны с оружием, солью, драгоценным обсидианом и с еще большим сокровищем: огромными сосудами, наполненными темной пахучей маслянистой жидкостью — таингуром[9], «кровью камня». Взамен соседние страны щедро расплачивались зерном и тканями, плодами и табаком, диковинными травами, отвар из которых дарует бодрость, да мало ли… в данный момент речь шла не о пище телесной и духовной, а о том, что сулили стране недавние пиратские нападения на Гондор, западного соседа и заклятого врага страны Восходящего Солнца. В принципе, в том, что «ничего хорошего» сходились все присутствующие. Хаграр и ближнехарадский мудрец-недоучка тотчас же заспорили о том, какая из сторон успеет, в случае чего, первой нанести удар. Радбуг зевал, лениво вставляя фразы — ему было все равно, Шара слушала, дымя трубкой, любопытный Таглук по очереди приставал к спорщикам с вопросами, но видя, что его попросту не замечают, был вынужден избрать новую жертву в лице Рагхата.

Гвалт стоял порядочный, и невольно забывалось, что всего час назад эта потрепанная и измученная двухдневным переходом толпа мечтала только о двух в жизни вещах: воде и сне.

— Ну и че, ты хочешь сказать, что война начнется из-за каких-то паршивых мечей? Че, думаешь тарки все сплошь тупые, и не отличат ургун[10] от й’танга[11]?! — не выдержал Хаграр. — И так видать, что это не иртха…

— Видать, — согласился полковой умник. — Да только оно без разницы. Ты че-то недопонял, похоже. Погляди на Гондор: ну чего у них есть? Скалы да море, ну, каменоломни…ну, и все. А у нас?

— У нас тоже скалы, — съехидничал Хаграр, оскорбленный покровительственным тоном. — Только у нас еще и моря нет…

— Угу, — кивнуло несостоявшееся светило науки. — Моря-то, может, и нет, зато рудные жилы на поверхность выходят, вдоль Восточно-Горгоротского хребта таингур — скважина на скважине, только что ключом не бьет. Уголь… да на хрена нам этот уголь, если «кровь камня» может в топках гореть не хуже. Не земля у Мордора, а бездонная кладовая… Ты думаешь, тарки этого не понимают?

— Да бред это все, — подал голос Радбуг, вытягивая ноги — Таингур… мечи какие-то. Ясно же, что война будет… а это все — так, просто повод надо было хоть какой найти. Мне вот вообще до задницы…

— Так из-за чего война тогда? — крикнул Таглук, перекрывая ожесточенный спор. — На хрена тогда вообще все, если причин нет?

Народ примолк, обдумывая вопрос. И тут в наступившей тишине наконец-то стал слышен голос маленького степняка.

— Причина, говоришь? — прищурился Ранхур, раскуривая трубку. — Есть причина. Только тарки здесь не при чем.

— А кто? — не понял Таглук. — Ну, не мы же… Мордор никогда не начинал первым.

Ранхур неспешно затянулся и опустил глаза:

— Вот и пришлось… Я, конечно, в Хараде не обучался, всю жизнь в Горгоротских пустынях провел… Когда двенадцать лет назад один за другим пересохли подряд два кудука[12], я понял — что-то меняется. Земля стала горячая, над пустыней появился четкий запах гари… Короче, как проснулся Ородруин, я помню лучше вас всех… Уже тогда шаман нашего племени говорил, что духи отвернулись от народа иртха и даже самые камни раскалились от их гнева. Как же был прав Говорящий-с-Духами! Вулкан не просто проснулся, все куда хуже… Уфтхак!

Степняк тронул за плечо громилу — шахтера, словно приглашая высказаться. Все взгляды оказались прикованы к этой гигантской фигуре, на добрую голову возвышающейся над толпой.

— Да. Не просто проснулся… — как всегда флегматично ответил Уфтхак. — Я десять лет на южном склоне вулканическую породу киркой ковырял и видел, что состав меняется. А так бывает только когда лавы слишком много и она наружу прет. Извержение будет… Весь Удун зальет, да и часть Горгорота пожалуй…

— Не очень страшно, да? — Ранхур выпустил клуб сизого дыма. — Удун — попросту яма с голыми стенами, а на Горгороте живут только пустоголовые вроде меня… все просто. Случись что — уйти на юг или в горы, для нас — раз плюнуть. Да только вы не забывайте, парень правду сказал: вдоль Восточно-Горгоротского хребта и вправду таингур залегает. Если лава докатится до скважин… кхм… мне сдается, что Мордор… Как бы это сказать… ну, станет непригодным для обитания.

— Короче, сдохнем мы все, — подытожил Радбуг. — Вот и я говорю: воевать пора. Оттяпать у тарков Итилиэн, а потом, глядишь, и за горы…

Народ подавленно молчал, обдумывая сказанное. Призрак грядущей беды замер у очага, страх заползал под одежду. Несмотря на отчаянное желание спать, многие подскочили на месте, осознав страшный смысл слов маленького степняка. Багнур сотворил охранный жест, а бледный как соль Хаграр, разом забыв о споре с харадским зазнайкой, жалобно выдавил:

— А… э-э, Уфтхак. А это все… как, уже скоро, да? Ну, извержение…

Бывший добытчик обсидиана невозмутимо пожал широкими плечами. Чувствуя, что от него все же ждут более конкретного ответа, Уфтхак нехотя произнес:

— Не знаю. Может, год. Может, меньше.

— Короче, — снова зевнул Радбуг, — за это время войну стопроцентно надо выиграть, ясно? И всего делов-то… драться пора, а не сопли на кулак мотать… Вот я помню, наш Горбаг как-то раз…

Начался обычный монолог на излюбленную тему: «я здоровый, я крутой»… Монотонное бубнение Радбуга, в десятый раз повествующего о той памятной драке, после которой он был сослан в сотню Тхаруга, уже успело неимоверно надоесть, поэтому парень быстро понял, что его не слушают, а кое-кто уже откровенно храпит. Но бывший пограничный страж из собственного упрямства продолжал повествование до тех пор, пока сам не уснул. Усталость брала свое: всласть поплескавшихся в воде, сытых и отогревшихся бойцов неудержимо клонило в сон. Последнее, чему они успели на сон грядущий порадоваться, так это тому обстоятельству, что казенная постель: расстеленный на полу коврик и жесткий валик-изголовье так трогательно напоминают о родном доме. С небольшим отличием: дома не приходится вскакивать ни свет, ни заря от крика