Любовь Отраднева - Озма Страница 5

— Иду я и вижу, — продолжал её сын, — что ты замерзаешь… Любой нормальный человек поступил бы так же, как я.

— Всё равно я тебе очень благодарна, — настаивала Озма.

— Ну, хватит! — пресекла назревавший спор Ишода и представила синеглазого, назвав его «Александр Дмитриевич Расщепей, знаменитый кинорежиссёр».[3]

— Я про вас читала! — выпалила Озма. — Только, — не удержалась она от бестактного вопроса, — скажите, разве вы не умерли?

— Я думал, что я умер, — весело отозвался Расщепей, — а на самом деле я попал к вам на Найду и теперь снимаю комнату у Ишоды Пасторьевны. Меня зовут работать на индийскую киностудию, но тут, кажется, грядёт кое-что поинтереснее!

— Ещё один! — вздохнула Ишода. — Вы хоть и взрослый человек, а смотрите на всю эту историю так же несерьёзно, как и Кишан! Но давайте обедать, а то суп остынет!

После обеда начались сборы в дорогу. Решено было не откладывать отъезда — каждый лишний день бусунума приближал Волшебную страну к гибели.

Ехали все: Озма, Славик, Ишода, Расщепей и Кишан. Последнего брать не хотели, поскольку в предсказании о нём не было ни слова. Но он объявил:

— У меня есть план, как победить бусунумщиков. Но я его не скажу, если вы меня не возьмёте.

…Они доехали поездом по Великой железной дороге до КОАППа, где Кашалот охотно переправил их через пролив. На том берегу компания нашла сухопутный корабль моряка Чарли Блека. Когда-то давно его поставили здесь, в начале пути, на всякий случай…

Путь их был долгим и нелёгким. Но никого это не повергало в уныние. Чем дальше, тем больше они сближались, становясь как бы одной семьёй.

Ишода относилась к Озме с добротой, какую не изливают на первого встречного, и это чувство ещё усилилось, когда бывшая принцесса узнала, что девочка всю жизнь прожила с приёмной матерью и понятия не имеет о своих настоящих родителях… Между Озмой и Кишаном установились отношения простые и дружеские. Они оба выросли без отца — муж Ишоды, Викас, погиб в крупной железнодорожной катастрофе за несколько дней до рождения Кишана. Мальчик и девочка болтали часто и подолгу, обо всём подряд, пусть не всегда понимая друг друга…

Тревожило компанию только одно: чёрные камни Гингемы. Но и то не слишком: Славика пропустило бы точно, а может быть, и Ишоду, которая родилась в Волшебной стране, и Озму, которая родилась за её пределами, но всю жизнь прожила в кольце Кругосветных гор. Так что кто-нибудь донёс бы чудесный виноград до пленников камней…

Но наследие Гингемы и не подумало притягивать корабль! Озма и Кишан дружно сочли это заслугой камней славы, по поводу чего Расщепей объявил:

— Чушь и чепуха!

Второй штурм

Джуна и маленький Искандер уже выздоровели, и стены домика Джюсов дрожали от кипучей деятельности.

— Это же элементарно, — пояснял Кишан, разрисовывая лицо жжёной пробкой. — Волны наверняка получили приказ пропускать только тех, кто принял бусунум. Вот мы и притворимся, что приняли его. Беспрепятственно пройдём в столицу, и тогда… — что будет «тогда», он и сам толком не знал и закончил фразу тем, что погрозил в пространство кулаком.

Всем было почему-то весело. Одобрительно кивал Урфин. Тихо, пусть с долей зависти, смеялась его жена, делавшая за стенкой, на кухне Озме так называемую причёску «Утро в курятнике», Озма же просто покатывалась. А на крыльце джюсовского дома шёл жаркий спор.

— Никогда! — решительно говорила принцесса. — Никогда не буду валять дурака и вам, Александр Дмитриевич, не позволю! Мы с вами взрослые люди, и нам не пристало мазаться сажей.

— Ну, Ишода Пасторьевна, Урфин тоже взрослый, это во-первых, а во-вторых, ваш покорный слуга — актёр и переодевался на своём веку по-разному.

— Наш хозяин ещё очень молод, — парировала Ишода. На самом-то деле Урфин постарше неё был, но не её первую ввели в заблуждение жемчужины вечной юности… — А вы не на киностудии, и будьте любезны сохранять достоинство!

— А если не переодеваться, то лучше и не ходить на штурм. На вашем месте, Ишода Пасторьевна, я бы и не ходил. Всё-таки опасно. Ну, войдём мы в столицу, а дальше-то предстоит ещё долгая борьба!

— Нет, я пойду! Должен же кто-то присматривать за детьми! — она хотела сказать «за ребёнком», но нечаянно выдала свои тайные мысли…

— Так я и присмотрю, а вы оставайтесь! Тут-то совсем маленький мальчик, а его мама спит и видит, как бы пойти с нами…

— Вот моей женой попрошу не распоряжаться! — вмешался Урфин.

Из кухонного окна со свистом вылетела стрела и сбила яблоко точно у него над головой.

— Ты… ты… — Джунин муж еле успел отскочить.

— Я просто выздоровела, — ласково сказала половчанка.

В итоге она оказалась в отряде, а Ишода осталась дома с Искандером. Расщепей, в свою очередь, уступил принцессе и согласился пойти на штурм, не превращая себя в огородное пугало…

На следующее утро к воротам Изумрудного города подошли один серьёзный взрослый человек и четыре с половиной огородных пугала. «Половинку» являл собой Славик, который не мог ни разлохматить хвост и гриву, ни вывернуть наизнанку одежду и всего-навсего вымазался сажей и красной глиной.

Расщепей начал понимать, что сделал страшную глупость. Но отступать не хотел и спрятался за спинами остальных, благо все они были выше него ростом. Отряд надеялся, что если они, плотно прижавшись друг к другу, проскользнут в ворота, волны не заметят нарушителя бусунума. Но манёвр не удался. Таинственная сила вырвала «взрослого, серьёзного человека» из гущи народа и отшвырнула его от городских стен. Да так, что он растянулся во весь рост на жёлтых кирпичах прославленной дороги.

— В город! — кричал он друзьям. Но те не послушались, да и кто бы их пропустил? Общими усилиями Расщепея осторожно посадили верхом на Славика и пустились в обратный путь. По дороге режиссёр ругательски ругал себя, но ни словом не упрекнул Ишоду…

…Печальная процессия въехала на урфинский двор. Расщепей не избежал превращения в чучело. Весь перемазанный грязью и боевой раскраской Славика, он морщился от боли и не смог сам сойти с коня.

— Что я наделала? — побледнев, простонала Ишода и упала бы, но её вовремя подхватил сын.

Супруги Джюс немедленно уступили раненому режиссёру свою кровать. Джуна собрала на огороде лечебные травы и хотела приступить к обработке ушибов и ссадин. Но Ишода объявила, что все заботы о пострадавшем берёт на себя.

— А вы разбираетесь? — спросила половчанка.

Ишода только кивнула. Но Кишан счёл, что её обидели, и вмешался:

— Конечно! Всю индийскую революцию мама была медсестрой в партизанском отряде и ещё других поучит народной медицине!

Ему даже не досталось от матери за эту дерзость…

Лунная ночь

Печально прошёл остаток дня. Но настала ночь, и темнота накрыла мир своим звёздным плащом, и солнце на небе сменилось луной, и темнота властно сказала: «Спать! Ведь вы не летучие мыши и не совы! Спать! Утром, на свежую голову, вы быстро решите все свои проблемы. Спать!»

И все послушались, даже Расщепей, которому, впрочем, сильно полегчало после Джуниных трав. Даже Ишода задремала у его постели, где не было никакой необходимости сидеть, но где она всё же сидела…

…Но миром в эту ночь правила не одна темнота. Лунный свет не давал ей безграничной власти. И лучи второй ночной королевы, проникая в окна, передавали от неё другой приказ: «Кто влюблён — просыпайтесь! Вы все мои дети, и в эту ночь я предоставляю вам право поговорить наедине. Никто не услышит — всех усыпила моя сестра. Никого не будет, только вы двое и я. Но меня не опасайтесь: я храню тайны свято. Уже много тысяч лет я слышу одни и те же слова, но никто ещё не услышал их от меня. Просыпайтесь, пылающие сердца, эта ночь для вас!»

И, повинуясь этому приказу, в разных углах урфинского сеновала проснулись Кишан и Озма и, не сговариваясь, вышли на освещённое луной крыльцо дома. В дверях сарая они столкнулись и вскрикнули, и заскрипела старая дверь, но Урфин и Джуна не проснулись. Не для них была эта ночь, ибо каждый из них давно знал, что творится в сердце другого…

Кишан и Озма столкнулись в дверях, и стали извиняться, и кто-то из них первым спросил, куда идёт другой, и выяснилось, что обоим не спится и хочется посидеть на крыльце, и они сели рядом, и их освещала луна, и им было хорошо.

— Ты видел когда-нибудь такую красоту? — спросила шёпотом Озма.

— Нет, ни разу. У нас в Индии другая красота… — Кишан помолчал и зачем-то спросил: — Ты веришь в судьбу?

— Не знаю…

— А я верю. Верю с того самого дня, как встретил тебя, замерзавшую, на улице. Это не могло быть случайностью — так было суждено!

— Ну, знаешь! Если так рассуждать, то сейчас судьба от нас отвернулась и мы должны ждать, пока она соизволит снова нам улыбнуться.