Непрошеные мысли - Мануил Григорьевич Семенов Страница 2

Естественно, главным генератором тогдашней перестройки «Крокодила» был его главный редактор. Что же до результатов, то тут самый неотразимый показатель — тираж. За время «правления» М. Г. Семенова он вырос в шесть раз и достиг почти шести миллионов — цифра для юмористического издания всемирно небывалая и до сего дня неперекрытая… Составители Книги рекордов Гиннесса, где вы?

Но растущая популярность журнала была для М. Г. Семенова отнюдь не самоцелью, а средством усиливания воспитательной действенности сатиры. Выступая на одном из всесоюзных совещаний сатириков, он говорил:

— Можем ли мы мыслить развитие нашего общества без критики и самокритики? Конечно, это будет не развитие, а застой.

Если здесь иметь в виду подлинную критику, возможную только в условиях широкой гласности, то надо признать, что эти слова, произнесенные четверть века назад, оказались провидческими.

Труды, радости и горести главного редактора, оставив свои следы на тысячах страниц «Крокодила», тем самым останутся в истории журнала, в истории нашей журналистики и литературы. Но в этой истории останется и его имя как талантливого юмориста и сатирика-публициста. Впрочем, Мануил Семенов был на все, так сказать, жанры мастер: писал и переводил стихи, прозу, драматургию… Орден Октябрьской Революции, три ордена Трудового Красного Знамени, ордена Красной Звезды и Отечественной войны, болгарский орден Кирилла и Мефодия, боевые медали, почетное звание заслуженного работника культуры РСФСР — достойные знаки уважения к его славной биографии.

Как человеку, проработавшему в редакции рядом и вместе с Ману-илом Григорьевичем всю его «крокодильскую жизнь», мне доводилось подчас и вступать в споры с ним, но в конечном счете, как правило, приходить к единому мнению. И, просматривая сегодня памятные записи такого рода, я хотел бы подписаться под еще одним его прогнозом, на этот раз более оптимистичным:

— Сатира будет жить и развиваться. Будут изменяться этические критерии, и недостатки, с которыми мы свыклись, тогда будут выходить на первый план. Объектов для сатиры будет достаточно, и я уверен, что «Крокодил» будет жить много-много лет.

А. ВИХРЕВ

МОЯ КОРОТКАЯ БИОГРАФИЯ

Итак, перо и чернила приготовлены, бумага под рукой, теперь надо кратенько рассказать о себе. На былинно-кадровом языке этот вид прозы называется автобиографией. Он очень распространен, в этом жанре пробовали силы и испытывали свой творческий стиль и почерк практически все. И не раз. За свою жизнь, включая и четыре армейских фронтовых года, я переменил никак не меньше двадцати мест службы или служебных постов. Не по своему хотению, конечно. Была бы моя воля, так я бы до сих пор занимался тем, к чему меня приохотил отец еще в шестнадцатилетнем возрасте, то есть ловил бы рыбу. Или, что было бы верхом блаженства и неисчерпаемым источником удовольствия, служил бы бакенщиком в низовьях Волги. Так нет же, меня без конца перебрасывали с одного места на другое, будто я какой-то камешек, а не живой человек. И каждый раз, прежде чем размахнуться и кинуть, требовали от меня:

— Напишите автобиографию.

И я покорно брался за перо и бумагу. Сочинял автобиографии и при выездах за границу, вступлении в профессиональный журналистский или писательский союз, при выдвижении на какую-нибудь премию, награду, почетное звание и т. д. Если бы сейчас собрать все написанные мною автобиографии вместе, то получилась бы довольно пухлая книжка, правда, для очень ограниченного круга читателей: нескольких моих родственников и хороших знакомых, какого-нибудь влюбленного в этот жанр литературы кадровика и меня самого.

Однако я немножко отвлекся. Ближе к делу!

Родился я ровно за 55 дней до того, как началась первая мировая война. Пехотные полки и артиллерия, конные корпуса и саперные части медленно двигались к русско-австрийской границе навстречу друг другу. За ними тянулись обозы с сапогами из гнилой кожи для живых солдатиков и крепко сбитыми березовыми крестами в память убиенных. Побрякивали на возах обитые белой жестью иконки.

А в обеих столицах и других крупных городах враждующих стран гремели оркестры, по улицам катились толпы разогретых патриотизмом и дешевым вином людей — мужчин и женщин, которые истошно орали: «Боже, царя храни!», «Бей немчуру!» и «Хох!», «Нах Русланд!».

И все эти шумные шествия сопровождались грохотом орудийных лафетов, топотом конских копыт и уже доносившимися с фронта уханьем мортир и гаубиц, разрывами шрапнельных снарядов.

Я лежал в подвешенной на толстом крюке зыбке и, вперив вопросительный взгляд в засиженный мухами потолок, мучительно думал: отчего такой шум, по какому поводу поднялась эта суета? Неужели все из-за того, что я изволил родиться?

Но вернемся опять на некоторое время к дате моего рождения. Она не случайна. Когда у моих родителей появилась первая, еще пока неясная задумка относительно моей персоны, то они, как люди предусмотрительные, заглянули в календарь. Их интересовало начало лета: что примечательного случалось прежде в это благодатное время года? Оказалось, 6 июня родились великий сочинитель А. С. Пушкин и выдающийся музыкант Арам Хачатурян.

— Будешь третьим! — произнес отец сакраментальную фразу, которая, впрочем, тогда не имела столь ужасного смысла, как в наши дни.

— Правильно, — поддержала родителя моя мать. — Может быть, наш сын в этой приличной компании научится чему-нибудь хорошему.

Решение было единодушным, и я родился 6 июня 1914 года.

Теперь, когда с датой покончено, можно переходить к месту рождения. Оно тоже очень важно и так же, как и дата, не подлежит произвольному изменению. Поясню примером. Некто родился в Нижней Каменке. Давным-давно это было. За минувшие годы многое в тех местах изменилось. Исчезла речка Каменка, давшая в свое время имена обеим деревням — Верхней и