Redrum 2016 - Александр Александрович Матюхин Страница 29

Теперь он нагнал брата, схватил за плечо. Короткий удар в бок — под правую руку. И тогда бирюк вспомнил про нож в теле. Страшно закричал раненый. Обернулся, оттолкнул брата, и Ксим повалился на землю, успев заметить, как парень с размаха бьёт девушку по лицу. А затем налетела Тварь. Чавканье, утробный свист и скрежет зубов, от которого Ксима чуть не вывернуло. Зная, что не выживет, он вскочил и побежал.

Во тьме не разглядишь деревья, корни, торчащие из-под скользкой земли. И страшное — сзади. Быстрее! Пёс с девкой, пёс с братом, он мёртв! Мёртв… Бежать! Бе…

Не вышло. Удар в спину, и Ксим, налетев на дерево, рухнул в грязь. Когда сумел разлепить веки — прямо в лицо уставились два неярко светящихся глаза.

Тут Тварь вцепилась ему в горло, и он не смог даже крикнуть.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Бирюк открыл глаза. Пошарил взглядом по потолку. В первую секунду захотелось взвыть от боли, но быстро прошло. Ничего не болит — нечему болеть. Это только видение. Ксим поднёс руку к глазам, сжал и разжал кулаки, провёл пальцами по подбородку. Лицо собственное, тело слушается. Бирюк полежал на полу, привыкая к телу. Такое чувство, словно нашёл давно потерянную вещь. За долгие годы бирюк ещё ни разу не нырял в память мертвецов так глубоко. После Тварей в телах почти не остаётся эмоций, обычно Ксиму доставались разве что лёгкий страх или огрызки тоски. «Надо будет выбросить это мясо. Или… Выварить как следует», — подумал Ксим, закрыл глаза и расслабился.

— И часто с тобой такое случается?

Бирюк мгновенно оказался на ногах. Рука в замахе — когти наружу! Но не ударил. Перед ним на лавке сидела давешняя беглянка — Агния. Чужой запах бил в ноздри, призывая к действию, а Ксим никак не мог понять, почему не учуял его раньше. И злился.

Девушка рассматривала его с интересом и, как показалось бирюку, с вызовом.

— Одна пришла? — прохрипел Ксим.

Гостья усмехнулась.

— Я всё видела! — заявила девчонка, и бирюк понял: одна.

Это хорошо. Ксим огляделся, отряхнул одежду. Испытанный ужас понемногу отпускал. Когти сами собой втянулись. Он тряхнул головой, стараясь прогнать застрявшую в ней муть кошмарных воспоминаний.

— Ты меня слышишь? — оказывается, всё это время девчонка что-то говорила, спрашивала.

— Нет, — буркнул Ксим.

— А я всё видела! — повторила Агния. — И всё знаю! Ты убил Крута, ты служишь Твари! Ты людоед!

Девчонка-то всё помнит. Но раз в дом пока не ломится толпа деревенских с вилами и кольями, значит, никому не сказала. Ксим открыл дверь.

— Уходи.

Девушка не шелохнулась.

— Я знаю, что у тебя в бочке засолено, — она ткнула бирюка в грудь тонким пальчиком. — И из чего твоя похлебка — тоже знаю!

— Знаешь, — задумчиво повторил Ксим. — Иди рассказывай. Заодно, как втроём в лесу оказались. Почему брат брата зарезал. Уж не из-за тебя ль?

Агния побледнела.

— Откуда ты…

— Оттуда, — перебил Ксим. — Коли надо чего, выкладывай. Коль без дела — пошла вон.

Агния вздрогнула, но осталась сидеть.

— Вон! — повысил голос бирюк.

— Не кричи на меня! — прошептала девушка. — Ты… Ты убил Крута!

— Его убила Тварь, — ответил Ксим. — Но на самом деле виноват тот, кто потащил его в лес. Я только добил. Избавил от мучений, если по-вашему.

— Ты, — Агнешка упрямо тряхнула головой. — Ты…

— Что я?

— Что ты чувствуешь?

Ксим удивлённо взглянул на девушку. Было в этом вопросе столько жадного интереса, будто вся жизнь Агнии зависела от него.

— Отвечу, и ты уйдёшь?

Агния закивала.

— Ничего не чувствую. Делаю, что должен.

— А как же совесть?

— Совесть — это спор с самим собой. Я с собой не спорю. И с тобой не собираюсь.

Бирюк выставил незваную гостью за порог и захлопнул дверь. Со злостью стукнул по ней кулаком. Даже сам удивился. Побродив по дому, Ксим уселся на лавку и прислушался к себе. Злость, страх плескались в душе. «Бойся отравиться чувствами, — учил его дед, — для нас — это самый страшный яд».

Успокоиться, глубоко вздохнуть. Ещё раз… Ещё! Не помогло.

Весь день бирюк старался занять себя делом: вываривал мясо, собирал травы, рубил дрова. Под вечер навёл порядок в погребе и бане. Ничто так не притупляет чувства, как усталость. Довольный, Ксим едва дотащился до лавки и уснул, кажется, ещё до того, как лёг.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

И вот опять…

Бирюк отчётливо понимал, что это сон. Но всё равно было страшно. Он вновь очутился на той поляне. Сумерки, дождь. Перед ним стояли оба брата — уже такие, какими он их нашел в лесу. Рядом испуганно жалась к дереву Агния.

— Отдай её мне, брат, — прошамкал Гней. Вообще непонятно, как он ухитрялся стоять и тем более говорить. Крут спокойно кивнул, схватил за руку девушку и толкнул к окровавленному брату. Тот зашипел и растворился в воздухе, так что девушка просто свалилась на землю и осталась лежать в грязи.

— Отдай её мне, брат! — Гней снова стоял возле Крута, но уже с другой стороны.

— Ну ш-то, падальщ-щик? Мне тот, что справа, а ты восмеш-шь второго?

Ксим повернулся на голос и чуть не вскрикнул. Рядом с ним стояла Тварь и дружелюбно скалилась.

— А как же девка, — хотел было спросить бирюк, но не стал. Вдруг Тварь её не заметит? А лошадиная морда улыбалась всё шире. И в какой-то момент Тварь начала смеяться. Вот только вместо смеха из её пасти раздался тот самый жуткий визг. Бирюк зажал руками уши и…

Проснулся. Полежал, прислушиваясь к тишине. Затем резко встал. В этот раз нюх не подвёл: к избушке кто-то приближался. Не староста, не Агния — чужой.

Тук-тук!

— Лекарь! Мастер лекарь!

Ксим распахнул дверь. За ней стоял запыхавшийся мальчонка лет десяти. Бежал от самой деревни, наверное. Ещё не рассвело толком, значит, что-то серьёзное.

— Мастер лекарь! Беда! Староста послал…

— Говори толком! — прикрикнул бирюк.

— Агнешка умирает!

Не дослушав, Ксим схватил сумку с травами и инструментами, висевшую рядом с дверью как раз для таких случаев.

— Веди!

Дошли быстро. Долговязый Ксим шагал так резво, что мальчишке приходилось его догонять. Проходя мимо домов, бирюк не раз и не два замечал приоткрытые двери и выглядывающих людей.

— Какой дом?

Мальчишка указал вперёд и припустил бегом:

— Я привёл его! Привёл!

Из дверей одного из домов выскочил староста: борода растрёпана, в глазах — ужас. В следующий миг