Знание-сила, 2009 № 10 (988) - Балдаччи Страница 35

Симон Маркиш, автор биографии Эразма на русском языке, нашел разумный выход: «Эразм — не только ранняя весна Нового времени, но и поздняя осень Средневековья». Подобно современнику и близкому другу, лорд-канцлеру и автору «Золотой книжицы» об «острове Утопии», подобно мученику и святому католического мира Томасу Мору, Эразм задумал и объяснял устройство своей «Утопии» любопытной и жизнедеятельной. Представление Эразма о достойном обществе не собраны в отдельном произведении — рассыпаны на множестве страниц. Эразм нам мало знаком: «Разговоры запросто» и «Похвала Глупости» — этим исчерпывается общепринятый русский эквивалент его творчества. Прибавим отрывки из учебной литературы и богословских сочинений. Маркиш находил, что «авторское наследие Эразма составляет свыше полутора тысяч авторских листов, что сравнимо с творчеством Л. Толстого». «Похвала Глупости» — почти 100 страничек, а все прочее — за семью замками латыни, отомкнуть которые нынешний читатель не в силах». Эразм признавал, что писем написал столько, что «на двух возах не увезти»; в современном издании — одиннадцать томов.

…Эразм был всегда в пути, «кочует» по Европе. Нидерланды, Англия, Франция, Северная Италия. Современный Евросоюз возвратил Европе состояние, которое наблюдалось в XVI веке: проницаемые границы, свободный путь для желающих. (Впрочем, Эразм замечал, что чужеземцев иногда «разглядывают, словно зверей из Африки». Это мнение людей темных.) Национальные различия Эразм не выделял; отмечал, как в следующей записи: в грибах нет вкуса, но итальянцы считают их деликатесом. Для образованных гуманистов единство европейского мира скреплено латинской грамотностью.

Эразм родился, по предположению ученых, в 1469 году в Нидерландах, был монахом монастыря, расположенного близ городка Гауды, который дал имя знаменитому сорту сыра. Учился богословию в Парижском университете, где страдал от холода, дурной пищи, скверных привычек студентов. При покровительстве лорда Маунтджоя перебрался в Англию, встретился с Мором, навестил университетские Оксфорд и Кембридж.

Знакомство с Джоном Колетом, отменным проповедником и гуманистом, открыло для Эразма новый мир, где слово Евангелия, «очищенное» от средневекового богословия и жирных рук духовенства, соединялось с античной культурой. И он снова в пути: возвращается в родные края, где находит случайный заработок и скуку; в «родном» монастыре простился с удивленным настоятелем: в Кембридже собирался получить степень доктора богословия. В Англии продолжаются его ученые дела, беседы с Колетом и Мором, и появляется неожиданное предложение — поездка в Италию с детьми королевского врача. Угнетала нищета, писал откровенно: «Давно побираюсь в Англии. Зима на носу, а мне советовали не тревожить ни архиепископа, ни лорда Маунтджоя, а вместо того умерить свои потребности и привыкнуть переносить нищету. Дружеский совет, нечего сказать.» Как обходился с учениками — неизвестно, но в Венеции, в типографии известного Альда Мануция, вышел в свет составленный Эразмом сборник античных изречений и пословиц, который принес ему заслуженную славу и деньги. Говорят, «Похвалу Глупости» написал в пути: начал на постоялом дворе, продолжил в каморке суденышка, которое направлялось в английский Дувр, а закончил в доме Томаса Мора.

Нет сомнений, придворный беспокойного английского короля Генриха VIII нашел время, чтобы ознакомиться с новым произведением своего ученого друга. Как ознакомиться? Читать! Однако была особенность, отмеченная Эразмом: сообщал, что читали только вслух! Если некто, читая глазами, «обгонял» голос, воспринимали подобное как чудо. Представим, как Мор прерывал громкое чтение добрым смехом… Впрочем, правило не было абсолютным: личные письма едва ли читали вслух. Однако достойные произведения «проговаривали» громко. Здесь истоки славы латинских диалогов Эразма для обучения и закрепления правил речи. В наши дни при «чтении глазами» диалоги теряют свой театральный эффект, использованный автором. Чтение «вслух» требовало подготовки, о чем писал Эразм, представляя правила произношения, фонетику — латинскую и греческую. Следует избавить от навыков родной речи: Эразм составил обзор дефектов, которые заметны при обучении жителей Нидерландов, Франции, Англии, Южной Германии — в каждой области свое. В пути прислушивался к произношению местных жителей, в часы занятий восстанавливал звуки античной речи. (Современное древнегреческое произношение признает реконструкцию Эразма.) Его обычай жизни — многоязычие: хорошая латынь и греческий для эрудитов. (Эразм мечтал расширить «мир латыни» насколько возможно.) Классическое образование русской гимназии XIX века, трудное, «оторванное от жизни», по-своему продолжало традицию гуманистов. Для «домашнего пользования» Эразм признавал родное наречие; не следует им пренебрегать или стыдиться. «Позор, если человек выглядит чужим в том языке, который знаком с рождения. Если небрежность, он ленив. Если происходит по собственному желанию, он глупец». Замечание для внедряющих свой «государственный язык».

Уже на склоне лет Эразм составил «Книжицу о приличии детских нравов». «Для нас это на редкость любопытные картинки быта и нравов, — отмечал Маркиш, — тем более, что написана с обычным Эразмовым блеском. легкой насмешливостью». Но это не сатирическое произведение, как полагал биограф; труд гуманиста, который задумал новые правила общения, хотел избавить мир от прежних привычек. «Немые наставники», — говорил Эразм о своих книгах. Интуиция его не подводила: он неоднократно предлагал то, в чем была потребность. Сборник пословиц Эразма (по-латыни «Адагии») издавали неоднократно. Для европейского Возрождения знание — пусть поверхностное — античной словесности было признаком хорошего вкуса и образован ности: литературное произведение, юридический сборник, политическая речь и частное письмо должны быть украшены крупицей античной мудрости. «В конечном счете, — отмечал Маркиш, — это продолжение прежней формы мышления: только в Средние века ссылались на Писание, а теперь на греческую и римскую древность». Так продолжалось до XIX века.

«Книжица о приличии.» необходима для меняющегося общества, но ее наставления действуют по сей день. Европейское Возрождение не ограничивалось распространением античных басен и древних авторов. Был представлен новый «стиль жизни».

Скудный набор правил общения в эпоху Средневековья предписан был социальным статусом: не изучали, а «впитывали» в детстве в семье и в ближнем окружении. В дальнейшем человек оставался со своими позывами и потребностями, которые не умел и не хотел сдерживать. Находим кар тины быта и нравов, представленные Эразмом: «Мы ходим мыться вместе с женами и сестрами, и чего только не говорим, не вытворяем с женами. в присутствии детей, которых иной раз родители кладут с собой в одну постель, свидетельницу супружеских радостей.» Об обитателях постоялого двора, наполненного запахами чеснока и грязных тел: «Что им делать? Привыкли, а простодушному человеку трудно порвать со своими привычками». Праздники — ужасное время: христианский люд пьянствует, дерется, сквернословит… Народ видит только внешние признаки благочестия: веревки-пояса монахов, постную рыбу и «унылую скорбь». Что слышит с церковной кафедры, кому доверяет тайну исповеди? Сколько стяжателей, пьяниц и бездельников среди приходских священников. Их проповеди наполнены плоскими анекдотами, заставляют верить