С. Хромченко - Художественный музей Адати Япония Страница 10

Жители Синьцзян-Уйгурского автономного района в Китае традиционно строили дома из глины и сырцового кирпича, используя деревянные балки и позже обожженный кирпич. Крыши таких домов — плоские, стены, со временем разрушаемые ветрами и солнцем, становятся шершавыми, необычайно живописными, разнообразными и богатыми по фактуре, с различными вкраплениями, тонкой игрой света и тона природной глины.

Курасима Сигетомо, конечно, не мог обойти вниманием такое жилище. С одной стороны, оно совершенно необычно для японской архитектурной традиции, предполагающей постройки с каркасной системой, загнутыми крышами и раздвижными легкими бамбуковыми или бумажными стенами. С другой стороны, такой дом, «стареющий» на глазах, подернутый патиной времени, созвучен эстетике природного, ставшей, в частности, ведущим принципом при создании керамики для чайной церемонии.

Путь из Нары, древней столицы Японии, в бывшую деревню Ягю недалек — всего 23 километра. По дороге сохранилось немало буддийских памятников, но художник мыслит этот путь еще и метафорой пути жизненного, который невозможно предугадать, следование по нему требует сосредоточенности и вместе с тем наполнено острым ощущением красоты природы. Это еще и метафора пути к совершенствованию в любой сфере деятельности благородного человека, в частности во владении оружием.

Именно здесь возникла одна из школ военного искусства, ставшая очень популярной в средневековой Японии. Ее лучшие представители обучали своему искусству самураев рода Токугава. В классическом трактате о пути самурая «Хагакурэ» («Сокрытое в листве») приведен эпизод, когда один из подданных сёгуна пришел к господину Ягю, мастеру меча, и попросил принять его в ученики. Понимая, что перед ним не простой человек, а некто, добившийся успехов в воинском искусстве, Ягю пожелал узнать, какую школу он прошел, прежде чем принять решение об ученичестве, но тот ответил: «Я никогда не занимался ни одним из воинских искусств. Но когда я был ребенком, я вдруг неожиданно осознал, что воин — это человек, которому не жалко расстаться с жизнью. Поскольку это ощущение хранилось в моем сердце много лет, оно превратилось в глубокую убежденность, и сейчас я никогда не думаю о смерти». Пораженный господин Ягю ответил: «Самый главный принцип моей военной тактики заключается именно в этом. До настоящего времени среди многих сотен учеников, которые у меня были, нет ни одного, кто бы постиг этот глубочайший принцип всем своим сердцем. Тебе нет необходимости брать в руки деревянный меч. Я посвящу тебя в мастера прямо сейчас».

Особое отношение японцев к природе, ее обожествление и поклонение ей, оформившееся в религиозную систему Синто, предполагает уважение, почитание, наделение духовной сущностью — ками каждого ее объекта. Издавна в Японии с религиозным благоговением относились не только к горам, но и рекам, озерам, даже причудливой, необычной формы камням и, конечно, водопадам.

Водопад Нати считается одним из красивейших в стране. Со скального уступа высотой 133 метра низвергается мощный поток воды. Густые хвойные леса, скрывающие холмы, подчеркивают красоту святыни, создавая удивительный по своей силе ансамбль. Рядом находятся синтоистское святилище и буддийский храм. Это место привлекает множество паломников. Не оставило оно равнодушным и художника, испытавшего чувство восхищения природой и растворившегося в ней.

Японцы, живущие в мегаполисах среди высоких домов, оснащенных кондиционерами, и неоновой рекламы, затмевающей ночами звездный свет, как, впрочем, и жители больших городов по всей планете, ощущают острый дефицит контакта с природой. Ее восприятие у горожанина совсем иное, чем у человека, близкого к земле. Дождь для него — не столько благодать растениям и всему живому, сколько неудобство, возникающее по дороге на работу или обратно. И все же после дождя город, множа отражения, становится чуточку романтичнее. Радостное предощущение хорошей погоды после утомительных проливных дождей японские мастера выражают то через пейзаж, то изображением цветов, насекомых, лягушек…

Каждая эпоха находит свои знаки и через них говорит о вечном: прозрачный зонтик с нарисованными звездами в руках у девушки, обратившей лицо к небу, — одна из таких примет сегодняшнего технократического мира. Но радость и надежда всегда пребудут в душе человека, прячется ли он под соломенной крышей или под пластиковым козырьком супермаркета. В этом тоже заключена связь времен.

Декоративно-прикладное искусство XX века

Хиракуси Дэнсю считают скульптором, который придал новый импульс многовековой традиции резьбы по дереву в Японии. Это особенно очевидно в выполненном им изображении бодхисаттвы.

Бодхисаттвой, «существом с пробужденным сознанием», называют просветленного, отказавшегося уходить в нирвану и стремящего спасти все живые существа. В пантеон буддизма махаяны в качестве бодхисаттв включены реально жившие люди, которых впоследствии (а отчасти даже при жизни) наделили мифологическими чертами. Среди них — индийские учителя и теоретики буддизма. Традиционно их изображали в идеально-прекрасном облике божества, выполненном по строгим, почти неизменным в веках канонам. Наиболее характерными чертами бодхисаттв стали роскошные одеяния и украшения, поскольку они выступали как символ богатства и изобилия на контрасте с просто одетым Буддой.

Однако здесь мастер пошел иным путем, изобразив волевого и, несмотря на возраст, полного сил человека. Его одежда богато орнаментирована золотом, на ней можно распознать мотивы подводного мира, клубящегося облака, геральдическую композицию с парными птицами и древом между ними. Внимательный, испытующий взгляд из-под нависших бровей поражает своей жизненной силой и энергией. В основе тщательно, до мелочей проработанных форм — не идеальная схема, а конкретные жизненные наблюдения. Жезл жуй — пожелание удачи, исполнения желаний — в руке бодхисаттвы и золоченый трон с прекрасно выполненными львами, символизирующими Будду, говорят о религиозном характере произведения.

Человек многих талантов и неукротимой энергии жизнестроительства, побывавший в середине 1950-х в Европе, встречавшийся с Пикассо и Шагалом, Китаодзи Росандзин был известен каллиграфией, живописью, в том числе лаковой, изготовлением печатей, керамики, созданием садов. Свои эстетические идеи он совмещал с опытами в кулинарии, реализовывая их в собственном ресторане.

С 1915 в Киото, где мастер впервые начал экспериментировать с декором керамических изделий, он развивал собственные эстетические теории о взаимосвязи между приготовленными блюдами и дизайном посуды, на которой они подаются. В 1919 в Токио он открыл художественную галерею, а годом позже на ее втором этаже основал Клуб гурманов, где еда подавалась на традиционной коллекционной керамике. Землетрясение в 1923 уничтожило большую часть его керамической коллекции. Тогда Росандзин установил печи в окрестностях Ямасаки и начал изготовление изделий, подражающих классическим формам керамики. Они отвечали эстетике предметов для чайной церемонии: с грубоватым черепком, неровным краем, асимметричным и как бы небрежным декором, имели и другие «погрешности», которые, по мнению эстетов чайной церемонии, являются, признаками истинной красоты.

Расцветающие весенние вишни, встречающиеся на этой чаше с красными осенними кленовыми листьями, — еще одно напоминание о смене времен года, круговороте жизни, вечности.

Некоторые называли Китаодзи Росандзина единственным гением современности, поскольку он оставил след во многих видах искусства и ремесел. Все, что он делал, отмечено печатью индивидуальности и высоким качеством исполнения. Каждая его работа уникальна. Помимо керамики, следовавшей эстетике чайной церемонии, он создал также классические сине-белые и цветные изделия из фарфора в китайских традициях позднего Средневековья.

Эта фарфоровая ваза отсылает зрителя к японским образцам, она создана в стиле парчового семейства, который получил свое название по причине сходства с парчой, плотно заполненной золототкаными узорами, и рассчитан, скорее, на европейский вкус. Пышный торжественный декор из побегов виноградной лозы с листьями и гроздьями на вазе выполнен сусальным золотом. Он оплетает тулово и изменяется в масштабах в соответствии с формой емкости. Гармония пропорций и совершенство исполнения позволяют считать это произведение одной из самых великолепных работ мастера.