Петр Столпянский - Путеводитель по Кронштадту: Исторические очерки Страница 4

1) возникает укрепление для защиты фарватера;

2) к укреплению, под его защиту, пристраивается гавань для флота;

3) при устройстве гавани нужен док для ремонта судов;

4) и, как логическое заключение всех выше данных предпосылок, зарождается, растет и увеличивается Кронштадт.

Вплоть до устройства Морского канала Кронштадт был нашим главным коммерческим портом, сюда привозились все товары, шедшие через Петербург. И обычный наш курьез: официально Кронштадт не был признаваем коммерческим портом, он считался только военной гаванью, и не было особого управления коммерческого порта; это управление возлагалось на брандвахту и таможню. С устройством Морского канала коммерческий порт перешел в Петербург и Кронштадт резко и определенно захирел и потерял свой характер торгового портового города, сохраняя специфически военный характер. За последнее время на эту сторону Кронштадта обратили особое внимание, принимая все средства, чтобы сократить гражданское население до минимума, сделав Кронштадт вполне военным городом, передовым фортом, защищающим подступы к Петрограду.

Кронштадт за пять лет революции[1]

Теплело. В воздухе чувствовалось приближение весны – было 4 апреля 1917 года. Площадь перед Финляндским вокзалом, самый Финляндский вокзал, примыкающие к нему улицы были заняты народом, волнующимся, чего-то ожидавшим. И среди этой массы людей бросились в глаза стоявшие в строю, колоннами под ружьем, моряки Балтфлота. Их было до трех тысяч человек. Они приехали сюда, в Питер, из своего Кронштадта, чтобы встретить возвращавшегося из-за границы старого борца-революционера В. И. Ленина.

Послышался еще отдаленный свисток – поезд прошел через семафор; все ближе, все громче стук колес по рельсам, пыхтение паровоза, и воцарилась тишина.

Приехал или нет?

И раздавшийся сначала недружно, отдельными голосами, затем слившийся в общий восторженный крик, вскоре взрыв человеческих голосов показал, что ожидания не напрасны.

Вождь прибыл.

И тут же, под открытым, слегка синеющим, принимавшим весеннюю окраску, туманным небом Петербурга, стоя на открытом автомобиле, окруженный своими друзьями, Ленин произнес свою первую, начальную речь, вложив в нее то содержание, каким отмечались и все его речи первого петербургского периода.

Лозунги революции были брошены. Эти лозунги выражали то, что чувствовали, к чему стремились, во что хотели верить и во имя чего хотели жить и бороться рабочие и крестьяне, но что они не могли вложить в конкретные, вполне понимаемые, вполне запоминаемые формы.

Это было сделано впервые 4 апреля 1917 года в Петербурге, у Финляндского вокзала, и три тысячи приехавших, составлявших почетный караул, вооруженных кронштадтцев не только слышали, но глубоко прочувствовали, глубоко запечатлели в сердце первую речь Ленина.

Начало для Красного Кронштадта было положено…

И вернувшись к себе, на свой Сахалин, как вообще в общежитии величался передовой форт Петербурга, моряки не позабыли этих лозунгов, а дали им дальнейшее, естественное продолжение и развитие.

Через две недели, 15 апреля 1917 года, в самом Кронштадте произошло одно событие, вернее, даже один как будто совсем незначительный эпизод. Состоялось собрание членов первого кронштадтского революционного клуба. Этот клуб носил название «Земля и Воля», но, по мысли учредителей, это должен был быть не партийный, а общегородской кронштадтский клуб. На собрании поднялся вопрос о названии клуба. Группа лиц подчеркивала, что существовавшее название «Земля и Воля» является лозунгом партии эсеров и что лучше дать клубу другое, более широкое название: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Споры по поводу названия клуба были горячие, и хотя ни к какому результату не пришли, и хотя был брошен упрек, что социал-демократы большевики хотят внести раздор, когда необходимо единение, но первая схватка произошла, чувствовалось приближение настоящей борьбы.

И скоро этот незначительный, имевший вполне местное, кронштадтское, значение эпизод разросся в большое, общероссийского масштаба событие. Обвиняли большевиков Кронштадта в том, что «будто кронштадтцы зовут народ к произволу, самосуду, анархии, будто они подвергают мучениям арестованных начальников и слуг царизма, и, наконец, будто кронштадтцы отказались признавать власть Временного правительства, отложились от России и образовали самостоятельную Кронштадтскую республику».

На эти обвинения кронштадтцы ответили замечательным документом, «Воззванием к революционному народу Петербурга и всей России», где впервые в России был выдвинут со всей яркостью лозунг «Вся власть Советам». Опровергая обвинение в непризнании Временного правительства, кронштадтцы в своем воззвании заявляли:

«Мы за единство революционной России, за единство трудящегося народа в борьбе с его угнетателями. Мы считаем, однако, – и это есть твердое убеждение нашей революционной совести, – что нынешнее Временное правительство, состоящее в своем большинстве из представителей помещиков, заводчиков, банкиров, не хочет и не может стать подлинным правителем демократии, властным вождем народной революции, и, что если в стране действительно наблюдаются явления анархии, то виной этому является буржуазная политика Временного правительства, которое в продовольственном, земельном, рабочем, дипломатическом и военном вопросах не служит подлинным интересам народа, а идет на поводу у имущих и эксплуатирующих классов. Мы считаем, что петроградский и некоторые провинциальные советы рабочих и солдатских депутатов совершают ошибки, поддерживая это правительство.

За это наше убеждение мы боремся честным оружием революционного слова… Мы надеемся, мы верим, мы убеждены, что каждый новый день будет все больше раскрывать глаза самым темным и отсталым слоям русского народа и что близок час, когда объединенными силами трудящихся масс вся полнота власти в стране перейдет в руки Совета рабочих и солдатских депутатов. Вам, братья по революции в Петрограде и во всей России, мы протягиваем нашу руку, мы, матросы, солдаты и рабочие Кронштадта. Наша связь нерасторжима. Наше единство несокрушимо. Наша верность незыблема. Долой клеветников и разъединителей революционного народа. Да здравствует Революция!»

Таким документом ответил Кронштадт на обвинения, воздвигнутые против него. И в этом документе Кронштадт уже подчеркивал со всей ярко бросающейся в глаза откровенностью достигнутое им дальнейшее развитие в революционном движении.

«Вся полнота власти Советам!»

Вот главная мысль только что приведенного документа. И вместо оправдывания, вместо объяснения своих действий Кронштадт обрушивается с обвинениями. Из обвиняемого он становится обвинителем, он укоряет и Петроградский совет, и ряд провинциальных советов, и министров-социалистов за их уступки перед эксплуататорами. Этот документ необходимо знать, ибо только тогда будет вполне понятна дальнейшая эволюция Кронштадта.

13 мая 1917 года Исполнительный комитет Кронштадтского совета в своем заседании вынес резолюцию, что единственной властью в Кронштадте является Совет рабочих и солдатских депутатов, который по всем делам государственного порядка входит в непосредственный контакт с Временным правительством. Административные места в Кронштадте занимаются членами Исполнительного комитета, для чего состав Исполнительного комитета пополняется соответствующим количеством депутатов из Совета рабочих и солдатских депутатов. Эта резолюция Исполнительного комитета 16 мая была рассматриваема в Совете, который и принял ее, но в тексте протокола заседания эта резолюция появилась в несколько иной редакции; вместо фразы «входит в непосредственный контакт с Временным правительством» было сказано более определенно и прямо: «входит в непосредственные сношения с Петербургским советом рабочих и солдатских депутатов».

По существу вопроса изменения не было. Ведь Петербургский совет состоял в большинстве из эсеров и меньшевиков и поддерживал Временное правительство классической формулой «постольку, поскольку»; действительной же властью, конечно, был Совет, а не Временное правительство. Но последнее обиделось на умолчание в резолюции Кронштадта и опиралось якобы на «общественное мнение», которое должно было представляться статьями, телеграммами газет, адресами организаций, и послало 24 мая в Кронштадт двух министров, Церетели и Скобелева, которые должны были предложить Кронштадтскому совету четыре вопроса:

1) об отношении к центральной власти;

2) о представителе Временного правительства в Кронштадте,

3) о необходимости немедленного введения демократических органов местного самоуправления и судебных учреждений на общих для России основаниях;

4) об арестованных офицерах.

Первые три вопроса имели общий принципиальный характер, четвертый, вполне местного значения, был припутан к этим трем вопросам без явной связи.