Джин-Энн Депре - Третья женщина Страница 8

— Каким же?

— Ваше имя. Оно настоящее?

Экономка с достоинством выпрямилась, скрестив руки на дородной груди. В тусклом мерцании свечи ее фигура выглядела живописно. Перехватив встревоженный взгляд девушки, она добродушно рассмеялась:

— У хозяина достаточно мрачный юмор, мисс. С того самого дня, как я имела неосторожность признаться в любви к романам мистера Диккенса, он не желает называть меня иначе. Пусть это послужит вам наукой; с мистером Морхаузом следует держать ухо востро.

— Мне тоже нравится Диккенс. Особенно «Большие надежды» и… — Спохватившись, Джудит замолчала. Для литературных обсуждений было неподходящее время. — Но у вас есть настоящее имя. Какое?

Экономка решительно покачала головой.

— Это неважно. Хозяин зовет меня Диккенс, и пусть будет так. Не обижайтесь, мисс.

— Я не обижаюсь, что вы…

— Господь вознаградит вас за вашу кротость. Ну… — экономка снова окинула взглядом комнату. — Мне пора.

Она направилась к двери, потирая руки.

Глядя ей вслед, Джудит не могла удержаться еще от одного вопроса. Молодость легко нарушает барьеры, которые представляются неодолимыми в более зрелом возрасте.

— Диккенс?

— Да, мисс.

Экономка обернулась в дверях, удивленно приподняв брови.

— Насколько серьезна болезнь миссис Морхауз, вы не знаете?

Диккенс помедлила, покачала головой. Однако это не было отказом. Ее лицо приняло печальное выражение.

— Несколько лет назад с ней произошел несчастный случай, мисс. Большего я не могу рассказать, но что касается здоровья бедняжки… ей уже никогда не быть такой, как прежде. Травма плохо сказалась на ее голове, — Диккенс неопределенно покрутила пальцем у лба. — Хозяин отдает ей все свободное время.

— О, мне так жаль.

— К вашей работе это не имеет никакого отношения, мисс, — Диккенс неожиданно улыбнулась. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Диккенс.

Дверь мягко затворилась, оставив Джудит Рейли одну в комнате. Мысли и впечатления вечера разноцветной каруселью вертелись в голове. Она устало присела на край кровати, поднесла руку к глазам. Подавив зевок, почувствовала, как хочется спать. Недавнее прошлое представлялось теперь чем-то зыбким и ирреальным. С трудом верилось, что еще лишь вчера она была безработной актрисой, выброшенной на мель, в буквальном смысле слова, в Лондоне. Ее теперешнему положению можно было позавидовать. Секретарь у известного ученого, состоятельного, посвятившего все помыслы книге об истории королевских династий. Грядущая слава и безнадежно больная жена на руках.

Некоторая неопределенность нисколько не заботила молодую американку, поселившуюся в старинных стенах 77, Челси-Саут. Будущее представлялось безоблачным, и не имело смысла загадывать далеко вперед. Она совершенно выбросила из памяти странную встречу на пороге дома. Туман, завывания пса и женское лицо в окне — все эти призраки уснули в глубинах мозга.

Спасительное забвение не изгладило, однако, образа Джеффри Морхауза. Казалось, этот человек прочно обосновался в воспоминаниях. Мысли вновь возвращались к несчастной леди, занимавшей покои на втором этаже. Постукивание трости, словно потусторонний мотив, продолжало звучать в уголке мозга.

Лицо Диккенс, полное, добродушное, — как у феи из детских снов. Даже если они не станут друзьями, в ней всегда можно будет найти союзника.

Устало улыбаясь собственным мыслям, Джудит поднялась с кровати, принялась расстегивать пуговицы белой сорочки. Тонкая материя ласкала кожу. В комнате было тепло, несмотря на сырость и холодный туман, практически полностью затянувший окно.

Свеча на шифоньере догорала. Неясные блики дрожали на стенах, обстановка призрачно проступала в полумраке. Ни звука не нарушало тишину дома; даже птицы, казалось, перестали петь в саду.

Из стопки белья Джудит выбрала пижаму.

Вечер завершался столь же необычно, как и начался. Новое открытие венчало исход дня, однако Джудит уже ничему не удивлялась. Происходящее в доме несло на себе печать фатальной определенности. И обреченности. Все платья и предметы Оливии Морхауз — ночная рубашка, пижама — идеально подходили к ее фигуре. Выбирай Джудит сама, она не смогла бы лучше подобрать размеры.

Глава четвертая

Кошмар пришел с темнотой.

Комната погрузилась во тьму, единственная свеча давно погасла. Металлическими щипцами, которые оставила Диккенс, Джудит затушила фитиль; облачившись в роскошную пижаму, свернулась в уютной постели. Словно воды Стикса, мрак поглотил дом до основания. Тишина лишь усиливала непроницаемость ночи. Глухо вздыхал в каминной трубе ветер, однако его стенания были бессильны потревожить Джудит. После напряженного дня она уснула, едва коснувшись щекой подушки. Усталость оказалась могущественнее пустых страхов. Даже игра в трех спектаклях подряд в турне «Геннези’с Опера» не истощала ее до такой степени, как сегодняшнее приключение в Челси, перевернувшее с ног на голову всю ее жизнь, ее привычки. Актерская работа была для нее более увлечением, чем серьезным занятием. С Джеффри Морхаузом все обстояло иначе. Воспоминания о нем, его слова продолжали волновать ее, даже когда тело умоляло о сне. Едва распустив тугой узел волос, рассыпавшихся по плечам, она спала, прильнув к мягкой пуховой подушке.

Комната безмолвствовала. Время остановилось для нее; тонкий овал лица бледным пятном вырисовывался во мраке. Ни шороха в тишине; стих шепот тумана за окнами дома. Далекие огоньки мерцающей сетью покрыли улицы Лондона. Челси-Саут, словно туманный остров, погрузился в бескрайнюю темноту ночи.

Джудит спала.

В ее мечтах проносились отряды рыцарей, короли посылали полки на битву. Со скрежетом скрещивались мечи; свистели стрелы; над морем железных шеломов реяли гордые штандарты. Неслись звуки боевых труб, и над зубчатыми стенами замка взметывались копья, украшенные яркими вымпелами. Прекрасные дамы роняли причудливо расшитые платки к ногам рыцарей, и удар гонга возвещал о начале турнира. История прошлая и современная, заговоры и падения трона проходили перед глазами под перезвон церковных колоколов.

Закрытый двор королевского замка, где краски испанских шелков затмевают английское кружево. Окруженная нарядной толпой, Джудит Рейли провожает эсквайра Морхауза, готового выехать из подъемных ворот, как когда-то юный Айвенго навстречу богатству и славе. Волшебная страна грез окружила девушку, нежившуюся в белоснежных простынях. Прелестная мечтательница, которая не желает пробуждаться среди мрака и сырости унылейшего из миров. Лишенного красок и радости. Счастья.

Однако она проснулась.

Какая-то сила разбила чары, оборвала путешествие в страну грез. Крадучись, едва уловимо, зловещее нечто вторглось в волшебный рай. Неразличимое вначале, как далекий шелест или плач ребенка в чаще. Пенистый вал, обрушившийся на прибрежные скалы.

Совсем тихо вначале.

Звук нарастал, прорывая барьер подсознания, сокрушая вдребезги сны о блистательных рыцарях и принцессах. Словно пушечное ядро разметало стены комнаты, взорвав воздух осколками боли и страдания.

Ледяным сквозняком проползший по спине ужас…

Открыв глаза, Джудит приподнялась на постели. Мужественные рыцари, величественные замки остались по ту сторону пропасти. Ее окружала непроглядная темнота. Напряженный слух пытался отыскать причину, вырвавшую ее из сна.

Тревожно забилось сердце, когда мрак вновь всколыхнула потревоженная тишина. Джудит с трепетом почувствовала, как ее обволакивает пелена звука. Сомнений не было.

Где-то плакала женщина.

Тихий, грудной голос, полный боли; слова неразличимы, соединенные в протяжный глухой стон. Джудит тряхнула головой, пытаясь прогнать звук, но тщетно. Комната пропиталась им, словно дымом. Едким, удушающим. Всхлипывания не умолкали, нарастая: казалось, их источник находится совсем рядом — за стеной. Окно, угол — и вот она, стена за изголовьем. Плач становился сильнее; мир раскалывался, исторгая из вселенной чувств остальные звуки.

Неприятно пересохло во рту, язык непослушно царапал нёбо. Словно потревоженный зверек билось сердце. Что делать? Невидимая женщина продолжала плакать. Пронизывающий, зловещий звук, истончавший нервы. Джудит зажала руками уши, чтобы не слышать; однако безмолвный мрак, поглотивший комнату, был еще отвратительнее. Почти бессознательно она попыталась спрятать голову под подушку. Не было сил подняться, выбежать в коридор за помощью. Неужели никто в доме не слышит этот жуткий стон? Кто-то обязан слышать!

Внезапно, как по волшебству — Джудит не уловила момент, когда это случилось, — рыдания смолкли. Нисходя до едва различимых всхлипов, плач сменился жалобным шепотом и бормотаниями, затихшими, когда Джудит, недоумевающая и ошеломленная, приподнялась на кровати. Наступившая тишина ужасала не меньше, чем зловещие звуки, предшествовавшие ей. Женщина — была ли то несчастная в верхних покоях? — перестала плакать.