Игорь Гергенрёдер - Украина в Берлине Страница 6

Устами моего персонажа-писателя я излагаю концепцию, которая касается и взрывов жилых домов осенью 1999 года. От Оксаны я хочу услышать, согласна ли она с моими доказательствами или будут попытки их опровергнуть.

Майн шетцхен не говорит ни «да», ни «нет». Путин, его карьера её не занимают. Интересен ей только главный герой повести — поклонник женщин, втянувшийся в интригу с молодой сексапильной дамой.

Я слышу, что у героя — моя сущность.

— Страсть к бабам, обсасывание их прелестей, позы! — режет мне Оксана правду-матку в глаза.

Едва удерживаюсь, чтобы не сказать: «Где та, кому по части прелестей ты не дашь фору?»

Лишь только мы вернулись домой, она берёт с полки мою книжку «Русский эротический сказ» в цветной сногсшибательно иллюстрированной обложке. Я не ведал, что майн шетцхен её обнаружила и прочла. Раскрыв её, тоном обличения, который сбивают непослушные смешки, читает вслух предисловие под названием «Личное и космическое в соитии»:

«Сверканье ядрёных икр, ягодиц, мелькание торчливых грудей, огненные дерзкие взгляды — буря возбуждения смешала, смела мысли».

Описывается праздник деревенской молодёжи, кратко называемый: гульба. Оксана зачитывает ещё отрывок:

«Парень встаёт на принесённый табурет: озорницы награждают прикосновениями его выраженную мужественность, — майн шетцхен, всхохотнув, подарив мне выразительный взгляд, вновь смотрит на страницу: — Меж тем из рук в руки передаётся довольно объёмистый чайник… Прелестницы принимают перед парнем беззастенчиво-притягательные позы, он поедает глазами гибких вожделеющих чаровниц. Миг — чайник повешен.

— Держит! Держит, о-ооо!!!»

Оксана заливается рвущимся против воли сдавленно-взволнованным смехом, хмурится, напирает на меня вопросом:

— Это всё придумано?

— Ну уж нет! — я уязвлён не на шутку, ибо описал правду и горжусь тем, что передал эффект присутствия.

— Писать это могут только ненормальные, — продолжает шпынять меня Оксана. — И кто это читает? Такие же.

Опять опускает взгляд в книжку, хочет прочесть с осуждением, но в голосе заворожённость:

«Она нехотя отнимает цветок от губ, аккуратно помещает его ниже мыска и зажимает стебель меж ног… То, чем парень так горд, находит цветок».

— На пизде! — вырывается у Оксаны с выражением щекочущего впечатления.

Я произношу внушительно, тоном педагога:

— У меня нет этого слова!

Доказываю: то, что во всей книжке я избежал мата, изобретая иносказания, — искусство, и как раз ненормально — воспринимать это иначе.

Оксана отвергает это подозрительно пылко, не выказывая ли тем самым, что моя книжка подействовала на неё вовсе не так, как она говорит? Она искупалась в ванне и собрала ниспадавшие на плечи волосы в хвост, стянув их резинкой, обнажив шею до линии роста волос. С этой причёской она по-особенному чувственно влекуща — моя экспансивная украинка, чья фамилия означает по-польски «мачеха».

Я подгоняю время, зову восхитительный миг, когда в одной майке лягу навзничь на кровать, а она встанет на неё коленями, и тут же меня коснутся её руки.

Душный вечер, с террасы плывёт тепло, слегка прикрывшая дверной проём занавеска не шелохнётся. Мы нашли в интернете курс немецкого языка, но Оксана, вопреки моим уговорам, не пожелала заниматься.

— Я не в том состоянии, — произносит капризно.

Урок немецкого согнан с экрана фильмом сериала «Тюдоры». Смотрю я один — Оксане позвонила её сестра, живущая неподалёку от Бремена, майн шетцхен разговаривает с ней в другой комнате. Приходит оттуда с премиленькой новостью. Мама и сын Оксаны приедут из Полтавы к её сестре, подождут там мою шетцхен, и все четверо полетят туристами в Париж.

То, что мне сказано, можно сравнить с ударом в солнечное сплетение.

— Я уеду отсюда первого августа, а десятого вернусь.

Разлука в десять дней. «Вечер душный, но мне знобко», — говорят в таких случаях. У нас было решено, что Оксана будет со мной до конца октября, когда у неё истечёт срок визы, и меня покусывало — как я буду изнывать, пока она получит новую визу и вернётся. Но вот оказалось — мне предстоит остаться без неё через неделю с небольшим.

— Нельзя не поехать? — выдавливаю я.

— И не быть счастливой? — в её голосе трепет.

«То есть с тобой она несчастливая», — злорадно шепчет во мне кто-то.

— Желаю счастья, — говорю я, как сказали бы об этом, «с кривой ухмылкой».

Утром, когда Оксана готовит в кухне завтрак, я из кабинета звоню по мобильнику Галине. Закрыть дверь значило бы бросить открытый вызов, я лишь приглушаю голос почти до шёпота. Галина обрадована моим звонком, хочет знать, продолжается ли мой роман с Оксаной. Я, ничего не ответив, обещаю ещё позвонить.

Слух Оксаны уловил мой голос. За завтраком она поддевает меня вопросом:

— Как там Галина?

Я в маске невозмутимости.

— У неё всё в порядке.

— Если без меня она придёт хоть на время, после неё я здесь не буду!

У меня каверзная усмешка.

— А я скрою, что она тут была.

Хочется выпить. Доканчиваем початую бутылку бордо, отправляемся в магазин за пивом, а затем во Fritz-Sсhloss-Park, который отделён дорогой от громадного здания суда Земли Берлин. У тротуара припаркован чёрный джип шевроле, дверца открыта, в машине, выставив ноги, сидит в ленивой позе молодой турок. Мы, поравнявшись с ним, сворачиваем в парк.

— Как он на меня пялится, — замечает Оксана о парне.

Она на каблуках: обтягивающие брюки, поступь породистой лошадки. Цок-цок-цок. Парень, который теперь позади, наверняка не отрывает глаз от попки, столь пикантной в её ритмичных движениях при ходьбе.

— Для женщины хорошо, когда её хотят, — напоминаю моей спутнице её тезис.

Выбираем уединённую скамью, откупориваем бутылки пива. Она вспоминает мэрию Полтавы, где работала после милиции.

— Я не понимала, что и почему…

Сотрудник, моложе неё, симпатичный, наладился наведываться в кабинет к ней и её коллеге.

— Сядет около меня и сидит, сидит, говорит гадости.

— Какие же? — роняю я с видом равнодушия.

Она, не уточняя, сообщает о том, что услышала потом от коллеги.

— Он сказал ей, что меня любит.

Я молчу с выражением: зачем мне это рассказывают? Оксана пытливо спрашивает:

— Может это быть, чтобы говорил гадости и любил?

— Может, — произношу я так, будто желаю отвязаться от вопросов об общеизвестном. Затем, словно с зевком, добавляю: — И чем кончилось?

— Он ушёл на другую работу.

По лицу Оксаны видно, что она вся в воспоминаниях, о чём-то размышляет. Я опорожняю бутылку пива, как если бы меня донимала жажда в жару, но день сегодня нежаркий.

Мою спутницу не покинуло желание вспоминать. Пару лет назад они с мамой возвращались в автобусе из Германии в Полтаву. И один весьма располагающий к себе пассажир предложил Оксане брак — фиктивный, без обязательств.

— Он высокий, поджарый, сексуальный. Сказал, что у него квартира в Бремене и что купил дом в Виннице, часто туда ездит. Водители оказались его знакомые, он от них носил нам с мамой кофе с коньяком. Говорит — будешь жить в моей квартире в Бремене, получать социальную помощь, а я почти всё время буду в Виннице.

Мужчина неисчерпаемой любезностью обаял и маму, при ней, не стесняясь, говорил Оксане об индийском сексе (какая ветхозаветная банальщина), о разнообразии поз, уведомил её, что ему требуется не менее шести раз в день.

— Когда он сошёл с автобуса на Украине, мы с мамой почувствовали, что нам его не хватает, стало пусто и грустно, — поведала мне Оксана.

На предложение она не ответила отказом, ей был оставлен номер телефона.

— Но я не позвонила, — произносит с сожалением.

Я не стал спрашивать о причине, которая была на ладони. Кто женится лишь ради того, чтобы ставшая супругой дамочка получала социальную помощь? Предложение было ходом с прозрачной целью, и испытывался он и будет испытываться на многих, чего Оксана не могла не понять.

У меня нет сомнений, для чего она рассказывает, кто хотел её. Мой звонок Галине открыл шлюз. Во мне должен расти страх, как бы не потерять мою шетцхен, она ягодка, на которую облизываются. Выдержит ли сравнение Галина?

Но мне кажется, есть и другое, связанное с мужчиной, чьё признание, что ему требуются не менее шести актов в день, не могло не заинтриговать. А если он не блефовал? У Оксаны, не решившейся в своё время на проверку, — позыв встретить попутчика вроде него. Возможности: поездка в автобусе из Берлина к сестре, затем полёт в Париж, дни там, возвращение. Вдруг возникнет тот, кто способен доставить радость новизны, что кое-чего стоит само по себе, вне расчёта на брак.

Меня терзает чувство, что я пропустил гол, и я стремлюсь забить свой. Окидывая мою шетцхен безмятежным взглядом, говорю: она действительно не вернётся, зная, что десять дней здесь будет Галина?