Не дыши! - Найяд Диана Страница 23

Пловцы-марафонцы часто получают кожные ожоги третьей степени. Я видела на плечах, шеях, подбородках спортсменов глубокие кровоточащие раны. Особенно у мужчин: постепенно отрастающая в воде щетина, покрываясь солью, просто раздирает кожу на плечах. В 1978 году моя жировая смазка смылась в первые несколько часов. И двое главных Помощников постоянно свешивались с кормы сопровождающего катера, чтобы снова чуть-чуть смазать израненные места на моем теле. Кожа должна быть сухой, чтобы жир «приклеился» к ней. По правилам меня нельзя поддерживать и хватать даже за запястья, чтобы моя рука висела над поверхностью воды. Мы долго отрабатывали упражнение, когда я должна была беспрерывно работать ногами, высунув из воды верхнюю часть туловища, чтобы кожа обсохла и жир смог закрепиться на ней. В конце каждого плавания вдоль моих плеч и вокруг купальника оставались длинные ожоги и порезы.

В молодости я была нахальной и дерзкой спортсменкой. Но в тот момент, когда я сделала первые несколько шагов в прибое, посмотрела вдаль и увидела большие волны, вся моя бравада исчезла. Последний взгляд на Кэндис, Марджи и Дебору сказал мне больше, чем нужно. В их глазах не было ни огня, ни надежды. Зато там затаился страх. На расстоянии нескольких футов от берега волны высотой в три фута начали делать из меня отбивную.

Через восемь часов волны увеличились на пять футов (высота от самой низкой до самой высокой точки волны). Меня бросало на волнах размером с одноэтажное здание! Ветер, что и требовалось доказать, дул с востока. Это была просто катастрофа, даже нет, нечто гораздо худшее. Это черная метка поражения.

Я вспоминаю о клетке. С самого начала каждый час меня тошнит. Те, кто на борту, подбадривают меня. Я сыплю площадными словечками на каждом гребке. Кэндис и Марджи подзывают меня для откровенного разговора. «Это наша Куба-78. Сейчас мы ненавидим себя за наше безрассудство. Однако мы не можем возвратиться и ждать хорошей погоды. Надо все сделать здесь и сейчас. Ты вообще собираешься сосредоточиться на хороших мыслях и пойти за своей Мечтой? Отдать ей всю себя?» Остальную часть пути я не произнесла ни одного грубого слова.

В двенадцатом часу катер NBC оставляет нас, люди и оборудование с него перемещаются на наши суда. Целый день и ночь мы боремся со стихией, волны швыряют нас из стороны в сторону. Меня информируют о каждой проблеме. В сумерках мы опасаемся атаки медуз. Меня кусают, боль незначительная, но мое тело знобит. Я взвизгиваю при каждом прикосновении щупальцев к моему телу, но продолжаю грести. Все надеются, что после того, как солнце окончательно опустится за горизонт, ветер ослабеет. Это – тяжелая ночь для нас. На восходе я спрашиваю, каковы прогнозы. Мне сообщают: «Ветер восточный, скорость ветра увеличится на несколько узлов в течение дня».

На второй день, рано утром, мою шею обвивают щупальца. Ничего себе! Мне встретился португальский кораблик. Без сомнений. Мой доктор, Брюс Хэнделмен, немедленно делает мне инъекцию адреналина: быстрота его реакции достойна восхищения. Реакция организма такая же обнадеживающая. Каждые несколько минут боль уменьшается на 10 %. Мои мучения продолжаются всего 20 минут. Я действительно страдаю от легкой астмы и тошноты. Но через полчаса после ожога я снова с легкостью рассекаю волны.

Я абсолютно не представляю, как далеко от Кубы мы находимся, и очень стараюсь не думать о том, как мало я проплыла из-за этих тяжелых волн. Я настраиваю себя по-другому: «Мне плевать, сколько времени понадобится, чтобы оказаться на другом берегу. Мы доберемся туда».

Весь второй день борьба продолжается, ночью меня несколько раз жалят. В темноте меня пробирает дрожь. Я потеряла намного больше веса, чем мы ожидали, мой живот корчится в спазмах с каждой новой волной. Из-за этого после каждого куска пищи или глотка жидкости я чувствую себя скверно. Помощники протягивают мне горячий напиток, но даже с ним я не смогу восполнить потерянную энергию. Всю ночь до восхода солнца от провала меня отделяет совсем немного.

Штурман ничего не говорит Помощникам, но он осознает, что мы сбились с курса. С самого начала мы шли точно на северо-запад, мимо Флориды, прямо в Мексиканский залив. Мы не догадывались о том, что неподалеку от побережья Кубы попали в гигантский водоворот, движущийся против часовой стрелки. Нас отнесло на много миль к западу.

Когда мы наконец выбрались из этого течения, мы оказались к северу от Гольфстрима. Подстегиваемая западным ветром, я плыла на север, напрягая последние силы, пока Штурман, на расстоянии 79 миль от Гаваны, не счел для нас невозможным достичь берега. Никому ничего не говоря, он с самого начала боролся с нашим запутанным курсом.

Позже выяснилось, что на самом деле он никогда не выходил на разведку ветров и течений в Гаване.

С первых минут нашей экспедиции дул сильный восточный ветер, и мои силы были истощены. Вместо того чтобы скользить по воде, я ударялась о нескончаемые бушующие волны. Всю нашу Экспедицию Штурман прятал голову в диаграммах и схемах. Не важно, с какой скоростью и в каком направлении дует ветер. Это не сможет спасти пловца от идущего на восток Гольфстрима. Ветер течению не соперник. И какого же черта мы плыли на восток? А потому что никто из нас даже не предполагал, что меня затянуло в водоворот и мы застрянем на волнах на севере течения практически на побережье Кубы!

Мощный поток Гольфстрима – предмет нашего основного беспокойства вначале перестал быть главной причиной того, что наше движение к цели остановилось.

41 час 45 минут. Марджи и Кэндис зовут меня. На этот раз они могут сообщить хорошие новости. Мы на расстоянии 79 миль от Кубы. Но есть еще и плохие… Мы попали в Мексиканский залив. Мы не достигнем суши. Я плачу, и они плачут вместе со мной. Я молю отыскать альтернативу. Флорида по-прежнему остается нашей Мечтой. Но после двухдневного самоистязания, повторяющихся ночных кошмаров, страданий от жгучей боли, вызванной жалами медуз, любая прибрежная полоса становится Землей Надежды. «Как тебе Драй-Тортугас? Этот заплыв посчитают самым длинным за всю историю, заплывом на дальние дистанции, от одного берега к другому. По крайней мере, это возможно». Марджи сообщает, что мы направляемся в Браунсвилл (Техас), который находится за 800 миль от нас. Итак, мы с треском провалились.

Рывками меня поднимают на одну из моторок. Тело болит. Дорога до Ки-Уэста кажется бесконечной. Огромные волны яростно раскачивают нашу лодку почти 18 часов. Перед тем как поставить мне капельницу, в больнице измеряют мой вес. За два дня я потеряла 29 фунтов.

А мой дух сломлен. Экспедиция была утомительной и тяжелой, она забрала все мои силы. Куба-78 реальностью не стала. Тем не менее в каком-то удаленном уголке моего наполовину функционирующего на тот момент мозга возникает мысль о Кубе-79. Я считаю, что у меня есть все, чтобы исполнить задуманное, и я понимаю, что нахожусь в отличной форме. В этот раз нас сбили с толку неправильная навигация и погодные условия. Очень скоро настал 1979 год. Зимой я тренировалась изо всех сил. Кроме того, мы нашли Штурмана, который всю жизнь провел в заливах Флориды и был готов тратить свое время, сидя в лодке в течение моих тренировочных заплывов. Я внесла изменения в график подготовки, добавив еще несколько часов открытого плавания.

Также я отказалась от защитной клетки, потому что ее отметка на навигационном мониторе могла сбить нас с правильного курса.

Причиной отказа от клетки в тот год стала эта звездочка рядом с названием нашей Экспедиции в спортивных журналах. Это был не тот путь, которым я хотела следовать за своей Мечтой. Мы предпочли гидролокаторы, с помощью которых дайверы могли отследить все, что происходит в радиусе 50 футов от меня. Если бы они увидели темный силуэт, они бы мгновенно оказались в воде рядом со мной. Чаще всего нам попадался морской окунь или другая безобидная рыбина. Если же это была акула, дайверы встали бы у нее на пути, защищая меня и тыча поливинилхлоридными трубками в чувствительные акульи носы. В таком случае все тело акулы сводит судорога, и она в ярости уплывает прочь.