Фениксы и сфинксы. Дамы Ренессанса в поэзии, картинах и жизни - Софья Андреевна Багдасарова Страница 41

Анжела не была человеком мелочным, но в тот вечер, получив ответное послание с извинениями, она устроила небольшой праздник. Надела новое золотое платье из турецкого атласа, подаренное на свадьбу драгоценное ожерелье из индийского жемчуга размером с вишню и с римской резной инталией из трехслойного медового оникса с двойным профилем Германика и Агриппины, приказала украсить залу гирляндами тубероз, пригласила музыкантов и устроила себе с друзьями и супругом торжественный ужин.

Анонимный гравер. «Изотта и Анжела Ногарола». Иллюстрация из книги Джакомо Филиппо Томазини «Elogia Virorum Literis & Sapientia Illustrium … imaginibus exornata» (Падуя, Sebastiano Sardi, 1644)

ПОСКОЛЬКУ ИЗОТТА НОГАРОЛА БЫЛА ДОСТАТОЧНО ПОПУЛЯРНА, ЕЕ ПОРТРЕТ, ПУСТЬ И ВЫМЫШЛЕННЫЙ, ТРЕБОВАЛСЯ ЧИТАТЕЛЯМ. СФОРМИРОВАЛАСЬ ИКОНОГРАФИЯ, ВДОХНОВЛЕННАЯ ИЗВЕСТНЫМИ ЧЕРТАМИ ЕЕ ХАРАКТЕРА – СКРОМНО ОДЕТАЯ ЖЕНЩИНА С ГОЛОВНЫМ ПОКРЫВАЛОМ, НАПОМИНАЮЩИМ МОНАШЕСКОЕ. ПОРТРЕТ ПРОФИЛЬНЫЙ, ТАК КАК ИМЕННО ЭТА ПОЗА АССОЦИИРУЕТСЯ С XIV ВЕКОМ. В ДАННОЙ КНИГЕ В ПАРУ ЕЙ ДАЛИ ИЗОБРАЖЕНИЕ ЕЕ ТЕТКИ ПОЭТЕССЫ АНЖЕЛЫ НОГАРОЛА, ТАКЖЕ ВЫМЫШЛЕННОЕ: ДАМА, РОДИВШАЯСЯ В 1380 И УМЕРШАЯ В 1436 ГОДУ, ИЗОБРАЖЕНА ОДЕТОЙ ПО МОДЕ XVI ВЕКА. ЭТОТ АНАХРОНИЗМ ПОЗВОЛЯЕТ ПРЕДПОЛОЖИТЬ, ЧТО ДАННАЯ ГРАВЮРА 1644 ГОДА БЫЛА СКОПИРОВАНА С РАБОТЫ ИМЕННО XVI ВЕКА. АНЖЕЛА ПО ЗАМЫСЛУ ХУДОЖНИКА ОДЕТА БОЛЕЕ РОСКОШНО, ТАК КАК, В ОТЛИЧИЕ ОТ ПЛЕМЯННИЦЫ, ОНА БЫЛА ЗАМУЖНЕЙ ДАМОЙ, ГРАФИНЕЙ И ВЕЛА ПУБЛИЧНУЮ ЖИЗНЬ. ОДЕЖДА ПОДЧЕРКИВАЕТ РАЗНИЦУ МЕЖДУ РОДСТВЕННИЦАМИ.

СУЩЕСТВУЮТ КАРТИНЫ МАСЛОМ, ПОВТОРЯЮЩИЕ ЭТИ ГРАВИРОВАННЫЕ ПРОФИЛИ. СУДЯ ПО НИЗКОМУ УРОВНЮ И ДАТИРОВКЕ, ОНИ ЯВЛЯЮТСЯ БАНАЛЬНЫМИ РАСКРАШЕННЫМИ КОПИЯМИ ГРАВЮР. ПОДОБНЫЙ МЕТОД НАПОЛНЕНИЯ ПОРТРЕТНЫХ ГАЛЕРЕЙ БЫЛ ДОСТАТОЧНО РАСПРОСТРАНЕН В XVII–XVIII ВЕКАХ.

О, Бьянка хорошо помнила тот день, когда ее муж получил от сестры письмо с рассказом о той маленькой победе! О да, она отлично помнила – младенец Леонардо тогда маялся животиком, и она провела полночи, утешая рыдающего от боли ребенка, пока служанка едва успевала менять пахучие пеленки. А Леонардо-старший, перед тем как лечь спать в пустую без жены постель, зашел в детскую и зачитал письмо сестры усталой Бьянке. Он похлопывал себя по ляжкам, затянутым в малиновые шоссы, гордо улыбался и приговаривал:

– Да, пусть другие учат своих дочерей по Псалтырю и «Золотой Легенде» епископа Якопо – в моем роду девочки всегда блистали! Ты не читала сочинения сестры моего прапрадедушки, Антонии? Она тоже писала прекрасные стихи.

Он утащил с чеканного блюда виноградинку и отправился спать. Леонардо-младший срыгнул и засучил ножками.

В следующий вторник Бьянка отыскала в библиотеке манускрипт Антонии Ногарола, в замужестве Боннакольто, родившейся сто лет назад. И, униженная, быстро поставила его на место – покойная сеньора тоже писала на латыни. Бьянка смогла лишь разобрать, что там было что-то о смертных грехах, любви и, кажется, о библейской Агари. Вечером она сидела в своем любимом кресле, печально взирая на огонь в камине. И даже отличная глава из совершенно нового романа (Гверино по прозвищу Горемыка, влюбившись в принцессу Элисену, решается анонимно принять участие в турнире и, конечно же, одерживает победу, разбив турецких принцев Ториндо и Пинамонте), так вот, даже эта великолепная сцена не пробуждает интереса в Бьянке и, если честно, даже кажется ей редкостной глупостью. Далматский дог лижет руку грустной хозяйки и выпрашивает у нее кусочек прозрачного карпаччо.

* * *

В 1425 году Леонардо Ногарола, возвращаясь с соколиной охоты, падает с лошади и разбивает голову. Бьянка остается обеспеченной вдовой. У нее семеро живых детей и три маленькие могилки на семейном кладбище. Она больше не пахнет летними ягодами и много молчит. Голова ее тщательно прикрыта черным покрывалом: не видно ни волоска. Алые парчовые корсажи спрятаны по сундукам.

Через две недели после похорон мужа Бьянка отправляется положить на его надгробие букет галльских роз. Возвращаясь домой, она опирается на руку старого слуги. Она чувствует себя разбитой и усталой, ей кажется, что голова ее полна тумана от повторов requiem aetemam dona eis, Domine.

Дома ее встречают притихшие дети. Самому старшему из них, Лодовико, двенадцать. Он старательно держит осанку и пытается гордо нести голову, но его глаза блестят слезами волнения – мальчик знает, что теперь он глава рода. Девочки в длинных темных платьицах безмолвной кучкой толпятся в углу: заплаканная Лаура перебирает сандаловые четки, которые подарила ей бабушка Борромео; Джиневра и Изотта шепчутся о новой кукле. Их пухлые детские лица кажутся матери глупыми, как рыцарский роман, и неуместно безмятежными.

Бьянка бросает на дочерей внимательный взгляд. Прислушивается к тому, что рассказывает ей о своих уроках Леонардо-младший (после смерти отца – единственный), которого они решили готовить к духовному поприщу. Задумывается. Потом просит сына позвать учителя.

Маттео Боссо спускается к госпоже Ногарола из детских комнат. После короткой беседы он узнает, что жалование увеличилось вдвое. Это приятная новость; но тот факт, что теперь ему нужно учить и девочек, удивляет его гораздо сильнее. Он пытается объяснить, что древние языки и литература – слишком сложный для дамского ума предмет. Бьянка с неосознаваемым ею самой злорадством дает ему почитать сочинения графини Анжелы д’Арко Ногарола и синьоры Антонии Ногарола, в замужестве Боннакольто, и нежным голосом просит высказать свое мнение об их трудах. Еще она прибавляет, что дать дочерям прекрасное образование было желанием ее покойного супруга, и она обязана ему следовать.

Со следующей недели к юным Леонардо, Лодовико и Антонио за партами присоединяются Лаура, Изотта и Джиневра. Только малолетняя Бартоломмея пока наслаждается свободой. Дети учат латынь и греческий и днями напролет читают классиков. Девочки зачитываются «Книгой о граде женском» Кристины Пизанской, этот сборник биографий нравится им больше, чем похожая книжка Боккаччо.

Вечереет. Бьянка и старая нянюшка сидят у камина в восточной гостиной и совещаются. Тема разговора – юная Лаура.

Ей тринадцать, и она уже вошла в пору замужества. Красотой и статью она пошла в тетку графиню Анжелу, а вот головой, увы, в кого-то другого. Грудь у нее день ото дня наливается так, что шнуровка платьев то и дело грозит лопнуть, а глазища блестят совершенно непристойно. Мальчишки посыльные сворачивают шею, когда она идет по улице: такой волнующе охальной стала ее походка.

– Слава Мадонне, я спрятала от детей все те глупые романы, которыми зачитывалась, – приговаривает Бьянка, – А то,