Семен Кончилович - Гибель Иудеи Страница 12

Относительно Иисуса из Назарета она рассказала ему, что Он ученик Иоанна Крестителя. Сам Иоанн происходил из жреческого сословия и был человеком возвышенной души и строгих правил, так что пользовался большим уважением со стороны царя Ирода, который неоднократно обращался к нему за советом. Иисус же, напротив, был простым плотником. К Нему сначала весьма привержен был простой народ, но когда оказалось, что Он в своем учении восстает против существенных законов, то все Его оставили. Один из приближенных учеников Его изменнически выдал Его за тридцать сребреников и Он осужден был на смерть.

После этого Тит решил, что ему теперь вполне известно, кто такой Христос и что такое христианство. Правда, для него оставался по-прежнему загадкой случай с незнакомым старцем, явившимся накануне разрушения Иерусалима, но, во всяком случае, секта христиан для него более с точки зрения политической не имела никакого значения.

От Береники Тит направился в иудейский квартал. Тит знал, что иудеи встретят его со смешанными чувствами. Но он владел даром располагать в свою пользу сердца людей, и его внимание, и участливость, с какими он обращался со старыми и молодыми, везде обещая помощь и раздавая милостыню, заставили иудеев хоть на миг забыть, что пред ними находится человек, разрушивший священный город и храм.

Оказалось, что пожар произошел неподалеку от синагоги. Мрачно стояли обуглившиеся стены, а из-под развалин еще курился дым. Возле дверей одного дома, который, по-видимому, принадлежал зажиточному иудею, сидел, склонив голову на руки, старец. Это был раввин Аарон бен Анна. И его жилище вместе со всем скарбом стало добычей пламени. Он сидел так целый день и никому не отвечал на приветствия. Когда ему сказали, что в иудейский квартал прибыл Тит, он поднял голову и, увидев, что Тит идет, по направлению к нему, уставился на подходившего, Тит не мог перенести этого взгляда и стал смотреть в сторону. Тогда старик, поднявшись, сказал голосом, который, казалось, исходил из могилы:

– Вы, Флавии – орудие в руках моего Бога, Который, пожелал наказать народ Свой за его беззакония. Но орудие оказалось более жестоким, чем рука, которая его направляла, поэтому Господь отверг это орудие. Для тебя, Тит, не будет более ни одного радостного дня, ни одно из твоих желаний не исполнится более. Несчастье за несчастьем падет на твою голову. Пока стоит мир, да будет проклято имя Флавиев, потому что они попрали дочь Сиона! Иди, тебя ждет брат твой!

Сказав это, старик снова сел и опустил голову. Тит же стоял перед ним ошеломленный, не зная, как отвечать на этот дерзкий вызов старого раввина. Как и отец, который ежедневно обращался к гадателям, Тит был суеверен, и потому этот случай произвел на него удручающее впечатление.

– Не трогайте его, – сказал он властно страже, которая готова была броситься на дерзкого оскорбителя, и, задумчиво опустив голову, направился в Ватиканский квартал, где расположились легионы, принимавшие участие во вчерашнем триумфе.

Невдалеке от цирка Тит, к удивлению своему, увидел своего дядю Климента вместе с какими-то людьми. Все они были одеты в белые одежды и шли по улице, которая вела мимо цирка. Тит с любопытством проследил за ними и увидел, что все они направились внутрь могильного памятника, находившегося на одной из вершин. Кто мог быть там погребен? Зачем понадобилось туда идти Клименту, и что это за люди, с которыми он шел? Тит хотел было последовать за ними, но после своего неудачного визита к дяде ему неприятно было с ним встречаться.

При приближении к лагерю Тита удивили раздавшиеся оттуда торжественные крики. Неужели войска продолжают еще и сегодня вчерашний триумф? Но, войдя в лагерь, он увидел своего брата Домициана на богато убранном белом коне и в длинной белой мантии с пурпурными прошивками. В сопровождении свиты всадников, он, по-видимому, направлялся из лагеря в город.

Тит нахмурился: он понял, для чего Домициан приезжал в лагерь. Когда обсуждался порядок триумфального шествия, Домициан требовал, чтобы ему позволили следовать вместе с Титом на белом коне. Но так как при триумфе только победителю присвоено было право выезжать на белом коне, а Домициан участия в войне не принимал, то Веспасиан отверг это требование.

Но честолюбие и зависть к брату не позволили ему на этом успокоиться, и потому на следующий день, одевшись в богатейшие одежды, какие обычно надевали триумфаторы, он на белом коне отправился в лагерь. Благодаря щедрым дарам, которые его свита раздавала направо и налево легионерам, ему нетрудно было вызвать одобрение войск.

Этот случай послужил поводом к тому, что Веспасиан был крайне возмущен дерзким поступком сына.

– Почему же ты не дашь мне случая стяжать славу? – отвечал Домициан на упреки отца. – Пошли меня против парфян или германцев, и ты сам удивишься моим доблестям…

– Какой враг способен одолеть в настоящее время римские легионы? – возразил Веспасиан. – Курица должна сидеть подле своих цыплят, а не пытаться выглядеть павлином. Из незрелых ягод никогда не выйдет сладкого вина. Что касается курицы, – отвечал Домициан, – то это сравнение более подходит Титу и его иудейской наседке, чем ко мне. И относительно вина – надо еще доказать, что оно из незрелых ягод. Быть может, оно и не будет сладко, – добавил он насмешливо, – но зато крепко.

– Милостивые боги да избавят Рим от такого напитка, – раздраженно воскликнул цезарь.

– Рим, без сомнения, гораздо охотнее будет пить скорее его, чем сладкое вино Тита, – отвечал Домициан. Ты думаешь, отец, – продолжал он с язвительной улыбкой, – что я завидую Титу и его триумфу? Нисколько. После того как вчерашней ночью я послушал прорицания, я готов от души пожелать моему брату всего наилучшего.

Тит удивленно посмотрел на Домициана.

– Один брат не должен быть несчастной звездой для другого, – заметил с горькой усмешкой Домициан, – мы спрашивали звезды и относительно тебя, Тит.

– И что же показали звезды?

– Они благоприятствуют тебе, – отвечал Домициан, – они предсказывают тебе славу после смерти. Но я нисколько не завидую этому. Мне безразлично, что будут говорить после моей смерти. Но мне, – продолжал Домициан, – предсказано другое. Рим и целый мир будут ползать у ног моих! Да! Юпитер бросающий громы и приводящий в трепет всякое живое существо, вот идеал цезаря! Это великий идеал, таким и будет Домициан.

– Это идеал не цезаря, а волка среди овец, – строго сказал Веспасиан. – Если боги допустят этому случиться, то от Рима не останется даже и щепки.

– Если бы это было в моей власти, – насмешливо сказал Домициан, – я повторил бы историю Иерусалима на берегах Тибра. Весь Рим обратить в развалины, даже храм Юпитера на Капитолии сделать кучей обломков, по крайней мере была бы память о роде Флавиев!

С этими словами Домициан оставил отца и брата, которые молча глядели ему вслед.

Первым нарушил молчание Веспасиан. Он заговорил об отношениях Тита к Беренике, выразив сыну порицание за его неразборчивость.

– Отец мой, – спокойно отвечал Тит, – если зависть и честолюбие возмущены царицей за то, что она желает стать женой Тита, то надо сказать, что даже те, которые ненавидят ее, не могут отрицать, что она выше всех римских женщин не только по красоте, но и по уму. Фамилия Иродов еще со времен Августа находилась в самых близких отношениях к дому цезаря. И какой же закон повелевает сыну цезаря искать супругу непременно среди римских матрон?

– Как римляне смотрят на твою связь, – сказал Веспасиан, об этом ты мог слышать в театре. Иудеянка – будущая царица…

– Отец, – перебил его Тит, – я дважды женился в интересах нашего рода. Оба раза смерть унесла моих жен, не оставив мне наследника. Теперь я хочу следовать влечению своего сердца.

– Предрассудки сильнее всяких крепостей, – сказал Веспасиан. – Господство Флавиев еще не успело укорениться, и зависть, как крот, может подточить слабые корни.

Когда Тит ушел, Веспасиан погрузился в размышления К неприятностям, которые причинял младший сын, прибавлялось еще то, что Тит, следуя своей страсти, может жениться на Беренике. Разве Домицилла не могла бы составить ему подходящей партии? Свежая, цветущая девушка, добрая и умная. И сколько в ней энергии! Такая девушка вполне подходит для Тита.

X

Во время пожара вместе с домом раввина Аарона бен Анны пропало и все то, что оставила у него Феба. Фебу это сильно опечалило. Теперь уже она не сможет помочь несчастным пленным. Надежды на то, что она встретит своих родных, почти никакой не было, но, если она теперь и увидит кого-нибудь из них в плену, помочь им будет не в состоянии.

Домицилла старалась, насколько это было возможно, утешить ее. С тех пор как Феба поведала ей печальную историю своей жизни, Домицилла стала относиться к ней иначе. Бедствия, преследовавшие семью Фебы, вызывали у Домициллы сострадание и желание ей помочь. Разве она, Домицилла, не может попросить цезаря, чтобы он дал свободу бедной рабыне? Разве Тит не согласится по ее просьбе навести справки о том, нет ли среди пленных родных Фебы?