Биология войны. Можно ли победить «демонов прошлого»? - Георг Николаи Страница 22

Герой этих трех войн Гельмут фон Мольтке в своем знаменитом письме (от 11 декабря 1880 г.) на имя профессора Блунчли заявил следующее: «Вечный мир — это сон, и притом даже вовсе не из прекрасных, война же — самим Богом созданный мировой порядок. В ней получают развитие высшие добродетели человека: мужество и самоотверженность, чувство долга и самопожертвование. Не будь войны, человечество погрязло бы в тине материализма».

Трудно поверить, чтобы на языке поборников немецкого идеализма, Гердера, Шиллера и Фихте, можно было выразить подобную мысль. Но это в действительности так: приведенное письмо — подлинное и дало свои плоды, хотя лапидарность слов Мольтке никем из его последователей еще не была превзойдена. К сожалению, Мольтке будет жить в нашей памяти, вероятно, в неразрывной связи с этими словами. Между тем, справедливость требует сказать, что они все-таки не вполне соответствуют характеру этого крайне задушевного человека и были им произнесены, по-видимому, под влиянием пережитых им во время войны потрясений. Ибо в то время, когда он еще не достиг наивысших почестей, какие только возможны в Германии, когда он был еще простым штабс-капитаном, он сказал однажды, что увеличение благосостояния мирным путем лучше всяких завоеваний, и что он надеется на то, «что удастся, по всей вероятности, уменьшить количество постоянных армий в Европе и тем самым не только сберечь миллиарды марок и миллионы цветущих людей, которых отвлекают от работы для того, чтобы подготовить их к возможной войне, но и использовать эти громадные силы более продуктивным образом».

Он же сказал в другой раз: «Мы открыто исповедуем идею всеобщего мира, так часто высмеиваемую среди европейских народов. Но разве ход всемирной истории не представляется приближением к этому всеобщему миру?» Правда, он относился довольно скептически к этому «приближению к идеалу», так как полагал, что войны только потому происходят теперь реже прежнего, что они стоят слишком дорого. Но все же на войну, даже победоносную, он смотрел как на народное бедствие. «К сожалению, — говорил он, — такой взгляд еще не является общепризнанным и может сделаться таковым только в будущем, как следствие углубления религиозного и нравственного воспитания народов».

Громадное влияние войны 1870 г. на умы Европы доказывает, быть может, еще лучше, чем слова фельдмаршала Мольтке, мысли французского теолога и философа Эрнеста Ренана. В 1870 г. он писал: «Значение современной истории заключается в том, что патриотизм, с одной стороны, и демократическое движение, с другой, уравновешивают друг друга. Последнее явится, быть может, великим умиротворителем будущего. Не подлежит сомнению, что демократическая партия занимается вопросами, стоящими выше отечества; приверженцы этой партии протягивают друг другу руки через средостения национальностей и проявляют полное безразличие к вопросам самолюбия и чести, которыми интересуются преимущественно дворяне и военные». Свои рассуждения он закончил словами: «То, что открывает доступ в Валгаллу, закрывает врата царства Божьего».

Однако всего лишь год спустя Ренан писал: «Если бы, вследствие безрассудства, небрежности и близорукости правительства, время от времени не происходили столкновения народов, то трудно себе представить, до какой степени упадка дошло бы человечество. Война является одним из условий прогресса, бичом, который не позволяет стране впасть в сонное состояние, заставляет самодовольную посредственность очнуться от своей апатии. Человек живет только напряжением и борьбой. В тот день, когда люди создадут новую мирную Римскую империю, империю без достойных врагов, в этот самый день они подвергнут себя наибольшей нравственной и умственной опасности».

Другие — менее значительные — писатели часто шли по стопам Мольтке, что объясняется вышеприведенными обстоятельствами: существованием народных армий (в связи со всеобщей воинской повинностью), плохо понятным дарвинизмом и последствиями войны 1870/71 г. Но так как «менее значительных» авторов гораздо больше, чем великих, то пароксизм воинственности проник и в народные массы. Люди уже не задавались вопросом о смысле и цели определенной, конкретной войны, а желали войны как таковой, войны ради самой войны. Голоса, взывавшие к войне, раздавались преимущественно в Германии.

Впрочем, всякий здоровый человек проявляет некоторое естественное пристрастие к военным и героическим подвигам. Но люди с развитой нравственностью умеют обуздывать подобного рода наклонности; поэтому они обычно не обнаруживают их, и только тогда, когда какие-либо новые утопии опять выдвигают идею вечного мира, они решаются открыто выступить против этой идеи. Помимо большого числа малоизвестных писателей, следует отметить Ансельма Фейербаха и Гегеля как противников Канта; но и они считали войну только необходимой, а вовсе не полезной и заслуживающей одобрения.

Оптимистический взгляд на войну мы встречаем лишь в последнее время. Правда, не все те, которых мы имеем здесь в виду, определенно высказывались в защиту войны, но в их литературных выступлениях красной нитью проходит попытка найти для войны этическое оправдание. Так, например, В. Штейнметц («Философия войны», 1907 г.) называет войну «существенной формой выявления государственности и единственной функцией, благодаря которой народы могут направить все свои силы на единую цель». Он считает ее божественным установлением и говорит о ней как о великом судном дне, когда кладутся на чаши весов те и другие народы со всеми их добродетелями, пороками и слабостями, от которых и зависит успех или поражение в каждом отдельном случае. Все это, как и то, что пишется многими другими, например, Лассоном, Раценгофером, Штенгелем, адмиралом Маганом и другими, вызовет у читателей будущих времен одно только недоумение.

Наиболее смело и резко такое понимание войны выражено в появившейся в 1912 г. книге германского генерала Бернгарди, озаглавленной «Deutschland und der nachste Krieg» («Германия и будущая война»). Эта книга произвела огромное впечатление, главным образом, благодаря личности ее автора, который считается общепризнанным авторитетом в области стратегии. Бернгарди находит, что Германия должна бороться за гегемонию, не считаясь с правами и интересами других народов. Он говорит об «обязанности воевать», называет германское движение в пользу всеобщего мира «ядом» и считает, что историческая задача германского народа может быть разрешена только мечом.

Он проповедует, следовательно, наступательную войну и доходит до утверждения, что военные захваты ценнее и желательнее мирных завоеваний. Попытка уничтожить войны представляется ему не только делом «безнравственным» и «недостойным человечества», но и лишающим людей высшего блага — права жертвовать своей жизнью во имя идеальных целей.

Столь же откровенно высказался только американский президент Теодор Рузвельт. Он заявил, что презирает народы и людей, которые спокойно переносят обиды, и вовсе не восторгается миролюбием трусов.