Александр Великий. Армия, походы, враги - Шеппард Рут Страница 43

НА СТРАНИЦЕ СЛЕВА На рельефе из храма Аммона в Луксоре Александр Великий увековечен как фараон, приветствующий бога Амона.

Морская стратегия Александра продолжала действовать. Как только жители и правительства того или иного региона покорялись ему, их морские контингенты переставали поддерживать персидское дело. Вообще финикийцы очутились в довольно неловком положении, поскольку немало их граждан, в том числе и многие представители местных династий, служили в рядах персидского флота. Такие

Осадное дело

История осадного дела характерна перемежающимися, словно полосы на теле зебры, периодами, когда в извечном соревновании оборонительных и наступательных приемов и технологий лидерство принадлежало то одним, то другим из них. В эпоху античности оборона царствовала в осадном деле почти безраздельно. Города опоясывались колоссальными по размаху фортификационными сооружениями, и такие укрепления подчас оказывались практически неприступными. Да, конечно, города сдавались из страха перед подступившим противником, но гораздо чаще горожане запирали ворота и выходили на стены в надежде, что стены и башни помогут им выстоять и не покориться.

В таком случае перед осаждающими открывалась возможность прибегнуть к одному из пяти средств. Они могли бросить воинов на укрепления со штурмовыми лестницами с земли или с насыпи, могли пробить стену тараном или подкопать ее. Третий вариант — прорыть тоннель под укреплениями. Дело было опасным, но при тщательном исполнении и наличии удачи возникало преимущество неожиданности. Если же ничего из вышеперечисленного не приносило плодов или же недоставало возможностей для применения таких приемов, почти всегда оставался шанс уморить защитников голодом, перекрыв пути поступления в город снабжения. По существу, данная стратегия представляется самой безопасной, но, в зависимости от количества запасов всего необходимого у жителей и плотности блокады, такая осада рисковала продлиться вечность. В качестве инструмента для проникновения за стены вполне годились предательство или хитрость. Одним из последних приемов порой служило притворное отступление от стен и мнимый отказ от продолжения осады. После этого расслабившихся горожан иногда застигали врасплох тайно оставленные в укромном месте отряды. Воины из их состава затем потихоньку пробирались в город как раз тогда, когда основные силы осаждающих возвращались.

Основным осадным орудием служил таран, способный пробить стену или ворота, если удавалось найти какое-то слабое место, но прислуга, обслуживающая такую машину, всегда оказывалась очень уязвимой перед противодействием неприятеля, а потому неизменно существовал риск больших потерь. Войско могло попробовать овладеть городом путем эскалады (штурма), но попытки иной раз сопровождались большим уроном у атакующих, особенно если защитники ожидали чего-то подобного и успевали подготовиться к отражению приступа. В реальности наступающая армия располагала довольно скромными шансами взять неприятельский город штурмом. Избрав обложение и пассивную осаду, осаждающий обрекал себя на долговременное сидение под стенами, способное тянуться месяцы, а порой и годы — до тех пор, пока у противника внутри не кончатся запасы провизии. Неприятельский город приходилось окружать стеной со рвами и брустверами и выставлять на них сторожевые отряды, дабы не допустить проникновения в город обозов со снабжением. Это приводило к тому, что активные боевые действия, по сути, прекращались, и целая армия оказывалась прикованной к одному пункту. Для убыстрения осады порой прибегали к насыпанию специального вала или насыпи. Первый такой осадный вал в регионе Эгейского моря велел возвести лидийский царь Алиатт, подступивший к Смирне приблизительно около 600 г. Персы вполне эффективным образом задействовали насыпи для преодоления сопротивления жителей укрепленных городов, не желавших покориться их правлению. Как бы там ни было, Лидия и Персия являлись богатыми и густонаселенными царствами, их государи располагали необходимыми ресурсами для крупномасштабных земляных работ и могли выделить значительное по численности войско для обложения твердыни на довольно продолжительное время, что по большей части находилось за пределами возможностей греческих государств.

Обычной целью наступательного похода служило стремление как можно быстрее навязать защищающейся стороне открытое сражение в поле. Самая большая сложность состояла в том, как принудить противника отказаться от отступления за стены и не допустить длительного сидения его там со всем необходимым для продолжительной обороны. Для выманивания защитников из безопасного места использовалась так называемая стратегия опустошения. Когда силы вторжения входили на основную территорию противника, они первым делом стремились добраться до объектов сельского хозяйства и причинить им как можно больший ущерб. В стремлении достигнуть максимального эффекта к городам обычно приступали непосредственно перед моментом начала уборки урожая, когда тот еще находился на полях. Командование сил вторжения делало все возможное для приведения в негодность урожая или использовало его в своих целях. Воины вырубали фруктовые и оливковые деревья, заставляя обливаться кровью сердца владельцев. Если защитники не желали договариваться с противником, отвергали его условия, им порой волей-неволей приходилось делать вылазки и драться за урожай. Когда доходило до битвы, она обычно разворачивалась на ближайшей равнине, представлявшейся удобной для столкновения двух армий гоплитов. Если оборонявшиеся предпочитали отсидеться за стенами, враг мог появиться снова на следующий год, потом еще, и делать так на протяжении нескольких лет в надежде за счет создания угрозы разрушения инфраструктуры сельского хозяйства вынудить хозяев земли выйти на бой или заставить жителей пустить в пищу предназначенные для сева запасы, что неизбежно оборачивалось для них голодом. При условии наличия в городе какого-то политического соперничества представителей той или иной партии представлялось возможным склонить к сотрудничеству с осаждающими, даже побудить их открыть врагу дорогу в город в целях экономии времени и для предотвращения ненужных потерь и напрасных мытарств.

Ереки сполна прочувствовали потенциал механизации осадного дела с выходом на сцену событий в их регионе Филиппа II. Содержание осадного обоза обходилось дорого, а потому обладание таковым оправдывалось лишь намерением подчинять силой многие города, нужда в чем до начала македонской экспансии в Греции не возникала. Кроме того, Филипп имел под рукой профессиональную армию, действовавшую на постоянной основе, и воины его выражали куда больше готовности штурмовать укрепления, перед которыми пасовали ополчения граждан в предыдущем столетии. Что еще важнее, все тот же профессиональный характер македонского войска позволял включать в него и соответствующих специалистов, мастеров и механиков, ибо без них Александр не смог бы обзавестись современным осадным парком.

В третьей «филиппике» великий афинский оратор Демосфен выступал против македонской манеры ведения боевых действий, поскольку война, по Филиппу, переставала служить синонимом честного состязания воинов в поле в ясный летний день. Совершенно напротив, не представлялось возможным исключить шанс появления Филиппа под стенами того или иного города в любое время. Он приходил тогда, когда хотел, разворачивал свои машины и приступал к осаде.

Филипп II занимает особенное место в связи с развитием осадной техники в античности. Существует мнение, что примерно в 350 г. он основал постоянные мастерские для производства механизмов, однако его усилия в данном направлении продемонстрировали их неадекватность в ходе кампании 340 г., и для осады Византия царь назначил нового командующего «инженерными войсками», По-лиида Фессалийского; имя это среди прочего связано со строительством гигантской осадной башни.

Древние авторы приводят длинный (но ни в коем случае не исчерпывающий) список городов, захваченных Филиппом благодаря осадам: Амфиполь в 357 г., Пид-на и Потидея в 356 г., Мефона в 354 г., Феры и Пагаса в 352 г., Стагира в 349 г., Олинф в 348 г., Галос в 347 г., Пандосия, Бухета и Элатея в 342 г., не считая еще 32 фракийских городов, которые завоеватель приказал срыть до основания. Мефону македоняне брали, безусловно, штурмом и действовали особенно яростно, поскольку именно там Филипп получил стрелу в глаз и окривел. Амфиполь и Пидна пали, как считал Демосфен, за счет измены. За царем Македонии, несомненно, водилась слава политика и полководца, всегда готового найти кого-нибудь, кто пожелает принять деньги за услуги: городки Мекиберна и Торона значатся как захваченные путем предательства, и таких, по всей вероятности, можно насчитать еще довольно много. Как бы там ни было, Филиппу не всегда сопутствовал успех. В 340 г. стояние его под Перинфом окончилось полным пшиком, несмотря на использование всего набора средств из осадного парка царя, в том числе башни высотой в 80 локтей (более 35 м), таранов, подкопов и катапульт, пускавших большие стрелы. Перинф пользовался помощью персов и византийцев, а потому Филипп увяз там в бесперспективной осаде. Более того, одновременный удар по Византию, который, как ожидал царь, будет лишь слабо защищен, не добавил ему ничего, кроме ненависти, вспыхнувшей в сердцах граждан ближайших греческих сообществ, и Филиппу пришлось свернуть оба осадных предприятия.