Валерий Замулин - Курский излом Страница 47

Та же инструкция запрещала десантировать на тридцатьчетверках и других машинах пехоту. Разумеется, эта инструкция была написана для своего времени, с учетом возможностей техники тех дней. Но уже по опыту боев на Украине я пришел к выводу, что успех боевых действий непосредственно зависит от взаимодействия родов войск, в том числе танков с пехотой. В лагере мы убедились, что «тридцатьчетверки», а тем более KB, без каких–либо осложнений несли на броне пехотный десант. Прекрасные сталинградские машины выдерживали дополнительные нагрузки без поломок и аварий»{132}.

Этот метод полностью себя оправдал и показал высокую эффективность не только в боях в 1941 г., но и в дальнейшем, в том числе и при отражении летнего наступления вермахта на Курской дуге. За семь дней бригада нанесла противнику значительный урон, но главное — она остановила быстрое продвижение его моторизованных соединений к Туле. Было выиграно время для подтягивания резервов. С 11 октября 4‑я тбр выводилась во второй эшелон 50‑й А.

Советское Верховное командование высоко оценило профессионализм, изобретательность комбрига, стойкость и мужество его подчиненных. Уже 12 октября в газетах был опубликован [185] Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении воинов четвертой танковой. Среди тех, кто был удостоен высоких наград, был и ее командир — полковник М. Е. Катуков, он получил орден Ленина. Несколько позже, после того как бригаду перебросили на западное направление, 10 ноября 1941 г., Постановлением Совета Народных Комиссаров ему было присвоено первое генеральское звание — генерал–майор танковых войск. А на следующий день И. В. Сталин подписал приказ НКО СССР № 337, в котором говорилось:

«4‑я танковая бригада отважными и умелыми боевыми действиями с 4.10 по 11.10, несмотря на значительное численное превосходство противника, нанесла ему тяжелые потери и выполнила поставленные перед бригадой задачи прикрытия сосредоточения наших войск.

Две фашистские танковые дивизии и одна мотодивизия были остановлены и понесли огромные потери от славных бойцов и командиров 4‑й танковой бригады…

Отличные действия бригады и ее успех объясняются тем, что:

1. Бригадой велась беспрерывная боевая разведка.

2. Осуществлялось полное взаимодействие танков с мотопехотой и артиллерией.

3. Правильно были применены и использованы танки, сочетая засады с действиями ударной группы. Личный состав действовал храбро и слаженно.

Боевые действия 4‑й танковой бригады должны служить примером для частей Красной Армии в освободительной войне с фашистскими захватчиками.

Приказываю:

1. За отважные и умелые боевые действия 4‑ю танковую бригаду именовать: «1‑я гвардейская танковая бригада».

2. Командиру 1‑й гвардейской танковой бригады генерал–майору Катукову представить к правительственной награде наиболее отличившихся бойцов и командиров.

3. Начальнику ГАБТУ и начальнику ГАУ{133} пополнить 1‑ю гвардейскую танковую бригаду материальной частью боевых машин и вооружением до полного штата»{134}.

Бригада Катукова стала первым на тот момент и единственным танковым соединением в Красной Армии, получившим столь высокое звание. И вклад Михаила Ефимовича в это был весом. Для будущего командарма это был очень важный момент в его военной карьере. Если назначение на должность командира танковой дивизии стало своеобразным авансом [186] на будущее, то присвоение генеральского звания и награждение орденом в тяжелейший для армии и страны момент — уже высокая оценка конкретных и очень важных результатов работы военачальника. Ратное мастерство, творческий подход при достижении цели, умелое руководство бригадой в боях под Орлом, а затем и при защите столицы и, конечно же, пристальное внимание лично И. В. Сталина к его соединению выводили М. Е. Катукова в первый ряд быстро набирающих опыт генералов. Именно эта когорта примет на себя всю тяжесть руководства войсками в войне с Германией. Уже в ближайшее время они выйдут на первые роли в Красной Армии и не только защитят Советский Союз, но и со своими бойцами разобьют неприятеля и принесут свободу от коричневой чумы народам Европы.

16 октября 1941 г. М. Е. Катукова вызвали в штаб 50‑й А, где он по телефону получил приказ лично от Верховного о переброске бригады в район Кубинки, для обороны Минского шоссе. В ходе этого марша будущий командарм не по своей вине чуть не попал под трибунал за невыполнение приказа. Обратимся к книге его воспоминаний:

«…Триста шестьдесят километров прошли без единой аварии и поломки. До Кубинки добрались благополучно. Но на окраине этого поселка произошел инцидент, который испортил мне немало крови. Встречать бригаду прибыл генерал из штаба фронта. Ему было поручено вывести бригаду на ответственные позиции.

Он зашел на мой КП, что был развернут тогда у разъезда Татарка, и, передав приказ командования фронта выйти в район Чисмены, расстелил на столе карту.

— На Чисмену бригада пойдет вот по этой дороге. — Его карандаш прочертил жирную линию.

— Здесь не пройдут не только грузовики, но и «тридцатьчетверки», — возразил я.

Дело в том, что обычно по прибытии на новое место мы в первую очередь изучали состояние дорог и мостов, чтобы в случае приказа выступить в новый район, точно зная маршруты следования. Так было и на этот раз. Вот почему с полным знанием реальной обстановки я возразил генералу, что двигаться напрямую из Кубинки в район Чисмены нельзя и что выход один — отправлять машины через Москву, по шоссейным дорогам.

Но генерал стоял на своем. Ошибочное решение может принять каждый. Никто не застрахован от промаха. Но самое неприятное всегда, и особенно на войне, — когда начальник упорствует в своей ошибке, упорствует во имя чести мундира, [187] «авторитета», уязвленного самолюбия. Как дорого иногда это обходится!

— Кончайте разговоры! Выполняйте приказ! — закончил нашу беседу генерал.

Правда, вопреки указаниям генерала транспортные колесные машины я все–таки на свой страх и риск отправил кружным путем, через Москву. И они прибыли в Чисмену намного раньше танковой колонны. Танки и штабные машины с трудом пробирались по разбитым проселочным дорогам. Даже «тридцатьчетверки» садились днищем на междуколейные бугры.

Это был тяжелейший марш. Танки, густо коптя, надсадно ревели, выбираясь из глубоких колдобин…

Днем генерал еще находился с колонной, а в полночь куда–то исчез.

С трудом добрались до Истры. Но тут снова задержка. Кончилось горючее. Кое–как раздобыли дизельного топлива для тяжелых танков, авиационного бензина для легких. И снова осенние, непролазные дороги. Не удивительно, что при таких темпах движения мы опоздали в район сосредоточения.

И вдруг из штаба фронта приходит телефонограмма: за невыполнение боевого приказа командира бригады полковника Катукова предать суду военного трибунала. Тотчас приехал военный прокурор, и дело завертелось. Правда, присутствовавшие при нашем споре с генералом подтвердили, что маршрут движения был навязан сверху, волевым путем. Но тем не менее дело принимало неприятный оборот.

— Да как они могут! — возмущался мой начальник политотдела майор И. Г. Деревянкин. — Разве это случилось по нашей вине? Это их представитель впутал нас в эту историю. Нет, я этого так не оставлю!

Признаться, я даже не ожидал от своего всегда уравновешенного начальника политотдела такого бурного взрыва чувств. Поздно вечером он сел в легковушку и отправился в Москву. Во втором часу ночи Иван Григорьевич прорвался к генералу Федоренко. Тот позвонил Сталину, и инцидент был улажен»{135}.

Если внимательно посмотреть, то подобные случаи были в жизни почти каждого генерала и офицера, участников войны. Не раз в такую переделку попадал и П. А. Ротмистров. Похожий случай, произошедший с ним под Сталинградом в начале сентября 1942 г., чуть не стоил должности командира корпуса, а может, и головы. Но об этом рассказ впереди.

В конце октября 1941 г. 4‑я тбр была передана командующему 16‑й А генералу к. К. Рокоссовскому. В составе этой армии [188] бригада участвовала в отражении вражеского наступления на Москву с северо–востока. В этих боях танкисты М. Е. Катукова поддерживали «панфиловскую» 316‑ю сд и кавалерийскую группу генерала Л. М. Доватора. В первой половине ноября они участвовали в ликвидации так называемого «скирмановского плацдарма» — вмятины, которую противник продавил танками в обороне 16‑й А в 30 км юго–западнее Волоколамска.

Здесь, на западном направлении, Михаил Ефимович получил серьезный опыт управления и более крупным, чем бригада, танковым соединением, причем в сложных зимних условиях. Этот опыт ему пригодится уже весной 1942 г. В начале декабря, когда 16‑я А, как и все войска Западного фронта, перешла в общее контрнаступление, К. К. Рокоссовский создал три подвижные группы под командованием генералов А. П. Белобородова, Ф. Г. Ремезова и М. Е. Катукова. По своему составу они отдаленно напоминали танковые корпуса, которые начнут формироваться в нашей армии в следующем году. Группа включала в себя две танковые бригады, отдельный танковый батальон и отдельную мотострелковую бригаду. Но уже 19 декабря М. Е. Катукову подчиняется группа Ф. Г. Ремезова, и он командует войсками обеих групп при освобождении Волоколамска.