От лица огня - Алексей Сергеевич Никитин Страница 10

Первым, после нескольких секунд молчания, не выдержал и засмеялся Гольдинов. Минуту спустя хохотали уже все трое.

— Как, в целом, прошла тренировка?

Чёрный и Гольдинов переглянулись.

— Приходил отец Кочкина, нашего новенького. Помните его? Хотел с вами поговорить.

— О чём поговорить?

— Две недели назад Кочкин вернулся домой с распухшим носом. А с прошлой тренировки — с фингалом.

— А он что хотел? Это же бокс, не шахматы. Хотя и в шахматах случается.

На самом деле, Сапливенко был последовательным противником сильных ударов в тренировочных боях, и всем это было известно. Но если уж так вышло, что кому-то разбили нос, что ж теперь делать? Заживёт.

— Просто Кочкин не сказал дома, что ходит на тренировки. Отец думал, его на улице бьют. А когда узнал, начал орать… «Что это за спорт такой?! Я на них управу найду!»

К этому ещё добавит, что занятия проходят без тренера, подумал Сапливенко, хотя тут ему тоже опасаться было нечего — Гольдинов и Чёрный весной окончили физкультурный техникум, и обоих с сентября оставили преподавателями.

— Ну что ж, и такое у нас уже было, да, Илюша? Как здоровье мамы?

— Спасибо, не жалуется. На своё здоровье она никогда не жалуется. Сегодня вечером её увижу — просила забрать Петьку после кино и отвести домой.

Гитл, мать Ильи, никогда не любила спорт и всю эту физкультуру. Двое старших её детей, Евсей и Ревекка, окончили Индустриальный институт, стали инженерами. Инженер — это работа и положение. А Илья после шестилетки поступил в физкультурный техникум. Первые два года он занимался лёгкой атлетикой. Гитл это кое-как терпела, хотя по вечерам, выяснив у сына, как прошёл день, неизменно кротким тоном спрашивала, может быть, хватит ему бегать и пора подумать о серьёзной профессии?

— После сорока ты бегать уже не сможешь, после сорока бегают только на горшок и в больницу.

— Значит, на горшок я буду прибегать первым, — отшучивался Илья.

Всё изменилось в тридцать шестом, когда Илья начал заниматься боксом.

Сапливенко искал учеников среди студентов техникума и предлагал им попробовать бокс в качестве второго вида спорта. Он по себе знал, что в боксе важны физическая подготовка и природная реакция, а техника нарабатывается. И хотя многие из его учеников первого набора боксёрами не стали, в Илье он не ошибся. Год спустя Гольдинов выиграл первенство Киева, чуть позже и украинский чемпионат в тяжёлом весе. Но для Гитл побед сына не существовало. Бегать, прыгать, ходить на лыжах — такое она ещё могла допустить, хотя не видела в этой ерунде смысла, не признавала за ней будущего. А драка, как бы она ни называлась, оставалась для Гитл просто дракой, и потакать новому увлечению Ильи она не желала.

Случайный наблюдатель, встретивший её на улице, в магазине или в коридоре райисполкома, увидел бы в Гитл обычную киевскую домохозяйку пятидесяти лет. У неё росли пятеро детей, и всех пятерых нужно было одеть и накормить, а ещё дать образование — это отнимает много времени, это отнимает всю жизнь. Но Гитл родилась с характером и волей. Когда-то характер и воля привели её в Бунд, а потом, что оказалось намного сложнее, позволили ей выйти из Бунда. И дело было совсем не в том, что однажды, после налёта полиции на квартиру, где собирались еврейские подпольщики, она провела ночь в участке. Дело было не в этом — Гитл не умела ни подчиняться, ни смиряться. Мир может сходить с ума, раз уж она не в силах ему помешать, но пятеро детей — это её семья, в которой все решает она. Её решения определяются заботой и любовью, а если придётся проявить характер и волю, Гитл сумеет показать и то, и другое.

Первые жалобы на Сапливенко она написала в Совет «Динамо», в милицию и в горком партии. Потом явилась в кабинет директора техникума, внимательно выслушала объяснения, поняла, что её сыну не запретят заниматься боксом, и написала жалобу на директора. Она читала ответы на старые жалобы, писала новые, слушала всех и делала выводы. Ей говорили, что бокс отнимает много сил, значит, сына нужно лучше кормить — Гитл начала носить Илье на тренировки овсяную кашу и куриное мясо. Она отзывала его к зрительским трибунам, доставала кастрюльку с горячей кашей и требовала, чтобы он съел всё и немедленно. И ему приходилось есть, хотя издевательское хихиканье друзей портило и аппетит, и настроение. Конечно, это был спектакль, и сколько он продлится, не знал никто, включая саму Гитл. Пока не даст результат! После небольшого антракта театральная постановка переносилась домой.

— Лиля, не трогай печёнку, я пожарила её для Илюши! Он вчера потерял много крови.

— Какой крови, мама? — сестра в сердцах бросала надкушенный кусок жареной телячьей печени на сковородку. — Два обычных синяка! Если я приду с синяками, ты тоже пожаришь мне фунт печёнки?

Гитл боролась с боксом больше года. Но характер у сына оказался не слабее, чем у неё, он не уступил матери ни в чём. А в конце зимы Илья неожиданно открыл второй фронт — он женился на украинке. И Гитл поняла, что бокс был подготовкой. Настоящая война начиналась только теперь.

5.

— Если бы Сапливенко не остановил бой, я добил бы этого жидёнка, — у Толика Тулько ныл правый бок, а под глазом набухал тяжёлый кровоподтек. — И Гольдинов ему помогал! Ты видел, Гош?

Трофимов, Червинский и Тулько начали тренироваться в январе, новичками уже не считались, но на соревнования никого из них Сапливенко пока не ставил. Ребята учились в фабзавуче при швейной фабрике имени Смирнова-Ласточкина, жили в одном общежитии на улице Горького, поэтому с тренировки возвращались вместе. Они спускались по расшатанной брусчатке улицы Либкнехта, прикрыв глаза ладонями. Устремившееся за Батыеву гору солнце слепило нестерпимо, но на востоке выцветшее небо августа уже начинало наливаться густеющей синевой.

— Давайте перейдём в тень, глаза болят, — Гоша Червинский не хотел продолжать разговор, тем более не хотел ввязываться в спор с Тулько. — Бой был равным, и после четвёртого раунда Хацман выглядел свежее. Кто знает, как бы закончился пятый?

— Гольдинов меня придерживал, сорвал атаку. Вы что, не видели?

— Я не видел, Толик, — коротко ответил Трофимов.

— Да и я тоже, — поддержал его Червинский.

— Они же всегда своих протаскивают, что, разве не так?

— Хватит уже, — не выдержал Трофимов. — Нормальный был бой, и никто тебе не мешал. Техника у вас обоих ещё примитивная, со стороны это было видно, можешь мне поверить. Правильно всё сделал Сапливенко, когда бой остановил.

— Никуда от тебя Хацман не денется. И ты