Геннадий Шубин - ООН в Азии и Африке (воспоминания российских офицеров-миротворцев) Страница 12

Кроме меня в моей группе был Сергей Голубев, который тоже имел права на вождение грузовика.

То есть мы — офицеры ООН (я был тогда в звании капитана) сами себя обслуживали. Сдавали там на права на право вождения грузовика.

У меня английский был не беглый и мне один англичанин сказал — Алекс, не езди с американцами и неграми — они тебя научат не тому английскому языку, а езди со мной, будем беседовать на английском. И мы ездили по 4-7 часов ежедневно почти и постоянно о чём-то говорили. Он меня натаскивал. Я вспоминал язык и быстро вошёл в ритм, стал на слух принимать радиотелеграммы, записывать рапорта патрулей.

Разместились прямо в пустыне. Никакой технической воды и горячей пищи и света полгода не было. Воду доставляли в пластиковых бутылках по 1,5 литра. Ею же и обливались, ею же брились. Возможности постирать форму не было. Полгода питались американскими сухими пайками. Он был порядка 13 видов. Рыба, гуляш. Но это всё на карбиде. Как откроешь, зальёшь водой, сразу само разогревается. Разные шоколадки вроде Сникерса. Могу сказать, что первые дни интересно поесть, потом не лезет в глотку никак. Всё консервировано до такой степени, чтобы не портится даже в пустыне без холодильника. Скорее всего натурального в сухпайках не было ничего

Праздники жизни были, когда полисарицы приглашали нас к себе и варили нам верблюжье мясо. И это был праздник! Ничего другого горячего мы не ели.

Было не просто работать в пустыне. Это были очень жёсткие условия.

У наших военных снабженцев не было опыта и нас отправили туда в очень плотной специально пошитой камуфляжной пустынной униформе и в кирзовых берцах. И у нас ноги горели.

Я тут же выменял у француза себе брезентовые берцы, потому что они гораздо более приспособлены к пустыне и они «дышат».

И ещё одну пару берцов выменял у американца на полевую нашу сумку (планшетку) (у нас она кожаная, а у них — брезентовая)

Один наблюдатель раз побрился местной водой из колодца и у него на следующей день образовалась огромная корка на подбородке и его отправили в госпиталь в Испанию на лечение.

Все наблюдатели ООН были безоружные. Самая большая проблема было — минные поля. Миллионы мин всевозможных марок из множества стран мира. Часто их сбрасывали с самолётов и вертолётов. Контейнеры летели на землю, ударялись, рассыпались, мины становились на боевой взвод и их было немереное количество! И не извлекаемые и противопехотные с пластмассовыми корпусами.

Подрывались у нас ребята — ооновцы очень часто, гибели не было, но раненые были. Отрывались колёса, отрывало двигатель.

Спасение от подрывов были — мешки с песком на днище вездехода, чтобы не подбросило при взрыве и бронежилеты на сидение.

У нас был майор с арабским языком (я к сожалению забыл его фамилию) из Новороссийска из десантной бригады. Он три раза подрывался и его перестали брать на патрулирование. Так и сказали «ловец мин». Пусть сидит на радиоперехвате и никуда не ездит.

Я сам лично заезжал на минные поля неоднократно и с майором Василием Пирожковым и с Володей Сараевым.

Помню один раз я был старшим патруля и лежал взорванный верблюд и сгоревший Лендровер (это было когда я первые полгода служил на стороне П0-ЛИСАРИО).

И когда я это увидел, я остановил машину, а во второй машине ехал один полисариец.

И я попросил Васю Пирожкова (он владел арабским языком) говорю — спроси у него что тут такое?

А тот отвечает совершенно спокойно. А вы знаете, мы едем по минному полю.

Я говорю — а почему ты молчишь об этом.

Вы знаете, отвечает — Бог дал, Бог и взял. Инша-ла (на всё воля Всевышнего). Поэтому я спокоен. А остальное — ваше дело.

А у меня китаец сидел за рулём. Он всё прекрасно понял (перевод был на английский) и сказал мне: Алекс, я никуда не поеду. Я подожду когда за мной придёт вертолёт (это уже было через полгода когда у нас появились наши вертолёты Ми-17 с опытными гражданскими экипажами из Сибири)

Я говорю Васе Пирожкову — садись во вторую машину за руль. Я сяду в первую машину за руль. И мы задним ходом ехали по своим следами полтора километра все были потные, ожидая что вот-вот взорвёшься.

Был другой случай — ночной патруль, я задремал, за рулём был капитан — канадец (это было когда на смену убитым марокканским открытым Лендроверам пришли хорошие японские Нисан-Патролы с кабиной) и вдруг проснулся от того, что ударился лбом о ветровое стекло.

Я говорю этому капитану — что же ты так плохо водишь? А тот — ты не обижайся Алекс, выйди и посмотри.

И я вижу у нас перед бампером на расстоянии не более 50 сантиметров воткнувшийся в песок реактивный снаряд от Града (БМ-21 или Град-II).

Мы только выехали из-за пригорка. То есть когда-то тут кого-то обстреляли и снаряд не разорвался. Мы шли на скорости ночью, его не было видно, хорошо, что капитан-канадец во время среагировал, ударил по тормозам. Иначе нас бы разнесло так, что не нашли бы и останков.

Другой раз снимал фотоаппаратом маленькие дыньки — едва ли не единственное растение в пустыне. Они жёлтенького цвета. Я смотрю в объектив и вижу мина стоит и тоже жёлтого цвета. Я подозвал француза — смотри. Ну — дынька. Смотри. Ой мина!

Мы стали смотреть — а мины — везде.

Поэтому основная опасность которая подстерегала в западной Сахаре — полное отсутствие карты минных полей.

Я вёз один раз китайца в Эль-Аюн. Он попросил остановиться Peace-breake (сходить по малой нужде).

Он открывает дверь Нисан-Патрола, я смотрю — туда, куда он должен ступить, торчат перья кумулятивной мины (перья её напоминают рожки).

Я говорю — стой, не ступай. Я потихонечку вышел, залез на крышу, сморю — метрах в 300 авиационный контейнер с минами лежит, они из него вокруг высыпались, все поставлены автоматически на неизвлекаемость.

У нас был швейцарский батальон медицинский[8] и они определяли — сколько же военнослужащий должен там служить. По их рекомендациям военный наблюдатель ООН в западной Сахаре должен был проработать не более 180 дней (полугода) по климатическим показателям. При этом было необходимо пить ежедневно не менее 7,5 литров воды. Едешь на патрулирование и пьёшь воду постоянно.

По 180 дней служили все страны, кроме Китая и СССР (потом — России). Я там пробыл один год и десять месяцев. Выдерживали такую службу только мы и китайцы.

И для наблюдения за прекращением огня мы ежедневно выезжали к линии фронта. И делали больше 200-300 километров в день. У нас не было тогда GPS (спутниковой системы глобального позиционирования). А вы представьте, что это такое — по пустыне ехать без спутниковой связи, без карты. А карта, если она и есть, то показывает только пустыню и некоторые возвышенности.

И первые полгода всё шло на ощупь, всё шло по интуиции, часто блуждали.

Условия — палящее солнце. Нас научили полисарийцы — берберы, как завязывать чалму (тюрбан) из длинного (два метра) голубого куска ткани.

Закрывали всё тело. Перчатки, специальные тёмные очки — полоски, плотно прилегающие против палящего солнца и песка.

Не возможно было жить в палатке. У нам в Тифарийском Team-Site располагался полуразрушенный марокканской авиацией дом весь заминированный.

Тем не менее мы, русские офицеры посовещались и решили вычистить его от мин без сапёров. Я привязывал мину длинной верёвкой к джипу и выволакивал в одно место (в это время все ребята прятались), где их позднее подорвали вызванные сапёры.

И в доме были глинобитные стены и в них можно было от жары прятаться, хотя и без электричества, но можно жить.

Другая опасность — песчаные бури. Песчаная буря могла застать в любой момент, поскольку никакого прогноза погоды у нас не было. Не было даже радио (оно там не ловится), не было газет и журналов. У нас на джипах стояло радио — оно трещало, но не брало ничего.

Ближайшей цивилизацией был город Смара — расположенный в 250 километров от Ааюна до океана. Небольшой анклав — оазис в пустыне. А у берберов (ПОЛИСАРИО) населённые пункты вообще отсутствовали. Они же кочевники.

И приедешь на линию фронта — их позиции расположены за камнями.

И мы неоднократно попадали в песчаные бури и песок несёт сплошной стеной. Это трудно себе представить.

У меня есть фотография — мы в Нисане-Патроле, закрыли всё, что только можно, виден немного капот, а дальше — не видно вообще ничего — сплошная стена песка.

В этом случае — ешь сухой паёк, пьёшь воду, откидываешь спинку и пережидаешь.

Ещё одна опасность — скорпионы и змеи (рогатая змея). Если кусает скорпион — рука распухает. Везли в госпиталь в Эль-Аюн.

Со змеями мы приноровились — окапывали палатку и клали вокруг натуральную верёвку, иногда смоченную в керосине. И змеи через неё не переползали. И у нас жили две собаки, которые их облаивали. Как у нас лайка лает на зверя, а у них — на змею.