Популярная конспирология. Путеводитель по теориям заговора - Питер Найт Страница 15

Теории Симса кажутся и неопровержимо правдоподобными, и, вместе с тем, возможно, ошибочными, как и в той ситуации, когда коллега Мэтта по работе с боеголовкой приводит убедительный пример случайного использования «разворотников» в ядерных испытаниях только затем, чтобы опровергнуть эти же утверждения в конце разговора. И в бывшем Советском Союзе, и в пустыне Невада подобные эксперименты кажутся «секретом Полишинеля» — нечто парадоксальное, о чем все знают, но что официально содержится в тайне.

Параноидальные взгляды Симса и коллеги Мэтта зависают между легковерием и пресыщенностью, между серьезностью и иронией, так и не срастаясь в строгую логику дпетрологического мировоззрения. Когда Детвилер пытается убедить Ника и Симса в том, что мусорная лодка может перевозить цээрушный героин, то он делает это не потому, что имеет в своем распоряжении конкретные факты, а потому, что «глупо в это не верить», или, как пишет Делилло в 1983 году в Rolling Stone, «в некоторых ситуациях паранойя — единственный разумный ответ».

* * *

В конце концов разоблачения злодеяний правительства и корпораций («зная, что мы знаем», как говорит Джесси Детвилер, что «все связано», сознательное и искушенное ожидание заговора считается само собой разумеющимся и в то же время от него дистанцируются.

Предложение придерживаться безопасной, целеустремленной веры в паранойю (либо в форме маккартистской политической целесообразности, либо в виде контркультурной реакции против подобных злоупотреблений властью), потому что все равно никто не может быть параноиком в достаточной степени, уже не работает.

Похожим образом одна из молодых добровольных участниц проекта Клары, задумавшей разрисовать списанные бомбардировщики, стоящие в пустыне, рассказывает Нику шутку на тему завершения «холодной войны», которая обходи т весь лагерь: «все это придумано для того, чтобы обмануть Запад». Она смеется над этим, но признает, что «похоже, никто не уверен в том, что это шутка».

Конспирология в «Подземном мире» становится не столько предметом незыблемой веры, сколько пробным шагом к пониманию неизвестных, временных форм представления, которое может лишь приближаться к «более глубоким и менее различимым» источникам власти.

Роман Делилло соответствует наблюдающемуся на протяжении последних сорока лет переходу американской паранойи от неизменной и цельной мировоззренческой структуры в виде персонализированных заговорщиков к противоречивому, ироничному и саморефлексивному присвоению языка конспирологии как популистского способа осмысления крупных социальных и политических перемен. Эта новая паранойя является циничной и, одновременно, искренней. Персонажи Делилло признают, что конспирология сильно обанкротилась, но все равно продолжают выдвигать конспирологические теории.

Во многих отношениях эти изменчивые, скрытые убеждения действуют с точностью до наоборот по сравнению с обычными объяснениями в духе, как я ее называю, безопасной паранойи. Едва ли можно сказать, что эти взгляды сохраняют прочное ощущение идентичности, будь то индивидуальной или национальной, поскольку в лучшем случае они заставляют проступить размытые очертания некой призрачной и фрагментированной силы, не оставляющей отчетливого ощущения поддающегося описанию врага, а значит не обещающей цельную личную или национальную идентичность, находящуюся под угрозой.

В своих рассуждениях Симс намекает на связь между контрабандой героина, которой занимается ЦРУ, управлением ликвидацией ядерных отходов и мафией, но, в отличие от обычного конспиролога, оперирующего цифрами, Симс не предлагает пространного, подкрепленного документами повествования о том, как «Они» могут быть связаны между собой, или о том, какие у «Них» могут быть цели. Он не приписывает предполагаемым конспираторам способность эффективно действовать, проявляя беспощадность.

«Подземный мир» оставляет ощущение присутствия в нашей жизни каких-то сил, над которыми мы не властны, однако это подозрение отказывается складываться в узнаваемую теорию заговора дольше, чем на мгновение, и то лишь как полусерьезное приближение к непостижимо сложным, а значит и непредставимым силам. По сути, роман создает образ заговора без самого заговора. Трансформация паранойи, наблюдаемая в романе, — подходящий ответ на запутывающие сложности современного мира, в котором все связано, но ничего непонятно.

Все это придумано для того, чтобы обмануть Запад.

* * *

Чем же мы должны объяснить этот явный сдвиг от безопасной паранойи к паранойе небезопасной? Если необходимость ввести подобное различие вызвана современной ностальгией, то как насчет современности, вызывающей такую необходимость? Ответ очевиден — все дело в окончании «холодной войны». В интервью, рекламирующих роман, Делилло усилил и без того ясный акцент «Подземного мира» на «холодной войне» и ее неоднозначных последствиях, используя фразы, которые произносит в романе Клара Сакс. «Не думаю, что есть какой-то ясный смысл, — замечает Делилло, — в том, что означало завершение „холодной войны“, и в том, что оно будет означать»:

«Мы находимся между двумя историческими эпохами — „холодной войной“ и тем, что бы за ней ни последовало. Я не уверен, что это и есть то, что наступает за ней. Это может оказаться всего лишь промежутком. Мне кажется, мы только начинаем задумываться о том, что произошло и что не произошло».

Далее Делилло рассуждает о том, что ядерная угроза, как это ни парадоксально с учетом всех ее ограничений, давала «ощущение пределов, которого мы лишились», «что-то вроде потолка, при помощи которого измерялись другие вещи». Но вместе с тем в «Подземном мире» есть подсказки, ведущие к менее очевидному, но, в конечном счете, более убедительному объяснению дезориентирующей нестабильности Нового Мирового Порядка.

Эффектное окончание «холодной войны» и сопровождавшее его перекраивание государственных границ, как подсказывает роман, — это лишь следствие куда более важных (и непрерывных) скрытых изменений в мировой экономике. Само окончание «холодной войны» предстает как хоть и запоздалое, но подходящее и впечатляющее объяснение того, что подтверждается на протяжении всего романа. Во многих отношениях это отвлекающий маневр, попытка отвлечь внимание от Того, Что Происходит На Самом Деле, обратная сторона шутки, которую передавали друг другу участники проекта Клары в пустыне, шутки о том, что «все это [развал Советской империи] просто придумано для того, чтобы обмануть Запад» (U, 81).

Мы можем и дальше объяснять сдвиг от устойчивой паранойе к нестабильной, если приравняем ее к способу осмысления и выражения перемен в американском обществе, произошедших не столько в результате неожиданного падения Берлинской стены, сколько в результате постепенного перехода от фордистского к постфордистскому, глобальному устройству.

В «Подземном мире» Ник разъясняет изменения в мировой экономике, цитируя Виктора Мальцева, руководителя торговой компании, связанной с утилизацией токсичных отходов в бывшем Советском Союзе:

«Иностранные инвестиции, мировые рынки, приобретение корпораций, информационные потоки, идущие через трансатлантические массмедиа, слабеющее влияние денег, которые становятся электронными, и секса, который переходит в киберпространство…

Какие-то вещи постепенно исчезают и переживают упадок, государства распадаются, конвейеры укорачиваются и взаимодействуют со сборочными