Валентин Бочкарев - Отечественная война и русское общество, 1812-1912. Том V Страница 20

Ратник московского ополчения. (Из книги Глинки «Русские в доблестях своих, в вере… к Отечеству», С.-П.-Б., 1842 г.).

Лицам, идущим в ополчение, гарантировали ряд материальных благ, своего рода компенсация их тяжелой службы. Дворяне, чиновники получали жалованье, как прежде, сверх того, что получали по службе (здесь офицерам жалованья не полагалось «но важности звания»). За службу по ополчению они получали ордена, чины, как в армии. Ряд свидетельств показывает, что дело награждения было поставлено не рационально, нередки были случаи злоупотреблений, несправедливостей. Вышеупомянутый Зотов рассказывает о майоре Антропове, временном начальнике одной из петербургских дружин, который «по секрету» объявил своим содружинникам, что «если мы хотим получить что-нибудь, то чтобы дали на это, что следует. Он запросил с нас по 200 рублей. Не знаю, на каком основании было это требование, но мы не согласились и получили за всю осаду благоволение, а Антропов — Анну 2 класса». «Это было очень грустно», добавляет автор. Тот же автор передает, что за бой под Полоцком награды были выданы «валовые»: «офицеры, не имевшие орденов, получили орден Анны 3-й степени; штаб-офицеры получили Владимирский крест, а дружинные начальники — Георгиевские». Если были исключения, награды назначались за определенную заслугу, то часто несправедливо. «Протекция везде существует», добавляет Зотов в своих записках. Такая несправедливость могла привести к печальным последствиям; в современном журнале рассказывают «истинное происшествие» с одним молодым офицером-ополченцем, который, увидав из поданного ему незапечатанным конверта, где находился список предполагаемых наград, что его в числе награждаемых нет, совершил подлог, вписав свою фамилию; он получил орден, но совесть не дала ему покоя, он покончил жизнь самоубийством.

Ополченец 1812 г. в крестьянской семье. (Лубочн. карт. в Публичн. Библ.).

Увечным офицерам обещали: состоятельным — чин или орден, несостоятельным — пенсию от дворян. «Петербургские сословия не отрекутся назначить и приличную по смерть пенсию», писал император, имея в виду, конечно, подобное же постановление московского дворянства. Урядники получали жалованье несколько большее, чем простые воины (по 1 руб. 25 коп. в месяц); за храбрость они, равно как и простые воины, получали медали; получившие раны — получали содержание по смерть. Но некоторые помещики находили возможным оказывать крестьянам, попадающим в ополчение, и семьям их другие льготы, которые для этих последних казались реальнее и надежнее, — льготы по рекрутчине, освобождение на год или более даже от податей.

Так создавалось ополчение — сложные приемы действия на националистические чувства, поощрения, понуждения со стороны правительства соответствовали сложным же мотивам, руководившим населением — одни шли из ненависти к врагу, из любви к родине, другие по личным мотивам честолюбия, славы, по бедности, третьи, наконец, по самому настойчивому, самому грубому принуждению.

Так разлагается на составные элементы, крайне разнообразные по своему содержанию, при свете сухих фактов действительности, тот патриотизм, который составлял единственную декорацию чувств, мыслей и поступков деятелей 12 года в изображении восторженных историков-современников. В действительности и здесь люди оставались людьми с их добродетелями и пороками, с их классовыми интересами и классовой враждой.

Хоругвь калужского дворянск. ополчения 1812 г. (Из Булычева).

Первыми были распущены ополчения московское и смоленское (30 марта 1813 г.), постепенно и другие ополчения, действовавшие за границей, получили приказ вернуться на родину (последний указ по этому поводу издан был 28 ноября 1814 г.). После объявления о роспуске назначался срок довольно значительный, в который ополченец должен был вернуться, а помещик принять его. И вот потянулись со всех сторон на родину ополченцы, успевшие к этому времени выработаться в настоящих боевых солдат. Ростопчин пишет, что было бы весьма трудно определить, кто из крестьян ополченцев умер, убит в бою, а кто отстал от своей партии, находится в услужении; таких, по его словам, в московском ополчении наберется с целую тысячу. Другое затруднение заключалось в том, что ополченцы были разбросаны по всем армиям, по всем городам, и мы видим, что отряды московского ополчения сходятся к Москве — они идут из Бобруйска, Борисова, Харькова, Риги. Подобный поход тянулся месяцами. Полки нижегородского, костромского (самых дальних) ополчений — указы о роспуске застают их за границей — идут чуть не полгода; перед нами маршрут 3 пехотного нижегородского полка, только из Гродно до Нижнего рассчитанный на 3½месяца. Прибывающие полки торжественно встречались по губернским городам — в честь офицеров устраивались балы, ополченцам и город и дворянство выставляли угощения.

В это же время правительство было озабочено ликвидацией ополчения. Когда ополченцы московской военной силы (т. е. первого округа) были разверстаны по полкам, офицеры были переведены в армию. Позднее перед роспуском офицерам было предложено перейти на тех же условиях на постоянную военную службу.

Аллегоричное изображение ополчения 1812 г.

Ратники-ополченцы имели все основания бояться, как бы правительство не устроило с ними как раз того, что проделало оно с милиционерами 1806–07 гг., т. е. вместо временной службы не перевело бы их на постоянную. И есть основание думать, что наиболее близорукие из дворян, которые учитывали лишь выгоду текущего момента, а над будущим совсем не задумывались или, может быть, даже не могли возвыситься до подобных дум, — такие дворяне считали исключительно выгодным это положение: на очереди были новые рекрутские наборы, которые должны были вырвать из их хозяйства новые единицы сил; куда было бы лучше, мог рассуждать подобный помещик, заместить этих рекрутов старыми ополченцами, худшими по качествам пахаря-работника, уже оторванными от родной земли, может быть, развратившимися с их точки зрения. И действительно, в армии начал распространяться слух о том, что дворянство в своих собраниях заговаривает об этом. Кто был в войсках при ополченцах, страшно всполошились: ополченцы-крестьяне были возбуждены против дворян и всякое недоразумение склонны были относить на их счет. Некто Шеллиот пишет из армии: «В Вилькомире слышал я преудивительную вещь, что в Петербурге дворянство назначило причислить людей, коими мы командуем, в 25-летнюю службу. Господи, буди милостив нам тогда. Впредь узнаем мы нашу ошибку; что касается до меня, я бы, на место сих, охотно бы выдал других». Это письмо стало известно императору и он приписал на нем: «заслуживает всякого примечания, нужно необходимо сие опровергнуть». Опровержение было написано; государь подчеркивал, что подобные начинания противоречили торжественному обещанию, данному в июльских манифестах. Но это объявление едва ли могло произвести особо сильное действие и на дворян, которые (не все, конечно) хотели такого зачета ополченцев в рекруты, и на крестьян, трепещущих за свою участь — ведь и в 1806 г. давались торжественные обещания. В одном из писем своих к императору гр. Ростопчин совершенно откровенно, без всяких прикрас, выясняет свою дворянскую точку зрения. «Я должен предупредить ваше императорское величество, что несколько тысяч этих ополченцев из Московской губернии находятся еще в армии, в качестве денщиков, было бы вполне справедливо взять их на действительную службу». Он находит «справедливым», что по отношению «нескольких тысяч ополченцев» допущено забвение основных обещаний манифеста.

Этого не произошло. Но ликвидация ополчения шла с большой выгодой для дворянства. Были допущены зачетные квитанции; так называли квитанции, выдаваемые вместо рекрутов, в зачет тех лиц, которых население могло бы сдать в рекруты, а вместо этого поставило государству натурой на какую-либо другую службу, как в данном случае в ополчение. Убитые и умершие в походах ополченцы рассматривались как рекруты следующего набора и на них выдавались зачетные квитанции. Чтобы яснее понять эту систему зачета, я приведу расчет кн. А. Голицына по его имению Гребнево.

«Расчет по рекрутскому № 83 набору.

В селе Гребневе по 6-й ревизии состоит 1.099 душ.

С оных в московское ополчение отдано 110 человек.

В то число явилось в вотчину при приказах Вогородского земского суда — 56 человек.

Следовательно, в неявке находится 54 человека.

А как в нынешний 83 набор, что с 500 душ по 20 рекрут, с 25 душ следует одного человека представить. То с 1.099 душ и причитается всех зачесть 44 рекрута.

На остальные и поныне в вотчину не возвращавшиеся 10 человек надобно получить для будущих наборов зачетные квитанции».