От лица огня - Алексей Сергеевич Никитин Страница 24

Дома было чисто, и следов вечеринки, взволновавшей Коржика, Илья не заметил. В этой квартире они жили с весны, но Илья до сих пор к ней не привык. Когда он вошёл сюда впервые, квартира показалась огромной. Короткий, но широкий коридор заканчивался большой застеклённой белой дверью, открывавшейся в комнату. Другая дверь, такая же стеклянная и белая, вела в кухню. Была ещё третья дверь, она вела из гостиной в спальню, и четвёртая — на балкон. Белые двери, белые потолки, много свободного пространства, много света и неба в окнах.

На самом-то деле квартира была небольшой, к тому же с проходной комнатой, но Илья всю жизнь делил на троих с братьями одну тёмную, захламленную холодную комнатушку в доме, где никогда не было ни водопровода, ни канализации. Свет и небо — их не хватало ему всё детство! То, что две эти белые солнечные комнаты — только их с Феликсой и Тами, казалось Илье несправедливым. Они ничем не заслужили эту роскошь, и Илья до сих пор ловил себя на мысли, что стал чуть ли не участником обмана. В Киеве с жильём всегда было тяжело, а в середине тридцатых, когда город стал столицей, квартирные войны бушевали чуть ли не в каждом киевском доме. Коммунальные квартиры, переполненные обитателями, порой едва выносившими друг друга, корчились длинными сухими стручками, грохотали пустыми скандалами.

Зато все эти недолгие месяцы их дом был полон друзей. Хозяева спали в дальней комнате, а в проходной всё время ночевал кто-то из знакомых — киевских или приезжих, — оставшихся без крыши на одну ночь или на несколько. Тут же постоянно крутился Петька, он полюбил оставаться у Ильи в субботу на ночь — в воскресенье в школу идти было не нужно. Несколько раз ночевал старший брат Ися, приезжал отец Феликсы и тоже останавливался у них. Гости спали на полу — после вселения купили только одну кровать, стол и три стула. Остальное отложили на потом, на когда-нибудь — денег на мебель у них не хватало. Зато исправно служил и не ломался патефон. Его не столько слушали, сколько танцевали под модные песенки — гости приходили со своими пластинками.

В кухне, на столе Илью ждала большая, ещё чуть тёплая кастрюля, полная борща. Феликса сварила его перед уходом, потому, наверное, и опаздывала — догадался Илья. Рядом, накрытая тарелкой, стояла миска с картошкой в мундире, тоже сваренной недавно, но уже остывшей. К самой крупной картофелине робко жалась селёдка, нарезанная крупными кусками. А вот селёдку ему, похоже, отложили с вечера — пришли студенты, взялись за инструменты — от него остался мундир, от неё — хвост. Эту шутку иногда повторяла Феликса.

— Что же за красноармеец был тут вчера? — вдруг спросил Илья, разглядывая селёдку.

3.

Пусть для футболистов первенство страны превратилось в рутину, в долгую череду игр, растянутую на сезон, у боксёров всё иначе: чемпионат длится не дольше двух недель, это главное событие года, и на остальные соревнования — городские, республиканские — смотрят, как на подготовку к нему. Отборочные встречи чемпионата проводят в разных городах, но финальную часть всегда в Москве.

У мечтавших о победных боях учеников Сапливенко дух захватывало от имён мастеров, выходивших в эти дни на главный ринг страны: Огуренков, Михайлов, Штейн, «гроза чемпионов» Навасардов из Грузии, которому, бывало, уступал, но уступал достойно, сам Королёв. На первенстве тридцать восьмого года судья ошибочно присудил Королёву победу над новичком Навасардовым, и чемпион страны написал письмо, отказываясь от незаслуженной победы.

В этом чемпионате Королёв не участвовал, его призвали в армию, но и Навасардов не поднялся выше третьего места, а Гольдинов вышел на второе. Илье двадцать один, он старше нынешних учеников Сапливенко всего на три-четыре года, и вот он уже дерётся на равных с лучшими мастерами страны.

— Илюша, ты жетон принёс?

— Покажи жетон, Илья!

— А грамоту?

Его результат словно разом поднял ребят с их тесным тренировочным залом на высоту, с которой открывался мир большого бокса. Раз Гольдинов выигрывает в Москве, значит, возможно всё, значит, и они смогут выйти на столичный ринг против учеников Градополова и Харлампиева.

— Зачем вам грамота, босяки? Вы газетам перестали верить? — Илья вынул из обтянутой бархатом картонной коробки бронзовый жетон призёра с вытисненным изображением боксёра в обрамлении ветвей лавра и надписью «Первенство СССР».

— Держи, — Илья протянул жетон Гоше Червинскому.

— А почему не надеваешь? — спросил Червинский. Сапливенко требовал от учеников сдавать нормы ГТО, это условие было обязательным, и многие свои значки носили с гордостью.

— Гоша, ты видел бугая-медалиста на выставке? Если я надену всё, что уже лежит дома, точно стану на него похож. Лучше пока так похожу.

— А значок мастера у тебя теперь есть? Покажь!

Призёр союзного первенства автоматически получал звание мастера спорта.

— Значок ещё не выдали. Подготовят документы, и получу.

— Но ты уже мастер? — не отставал Гоша.

— Мастер, мастер.

— Илья! — позвал из дальнего угла зала Сапливенко. — Подойди к нам.

Рядом с Сапливенко стояли Саша Канаки и его тренер Горин. Канаки был мощным десятиборцем, несколько раз подряд выигрывал первенство Союза, держал рекорды страны по толканию ядра и бегу с барьерами. В начале тридцатых он приехал из Бахчисарая в Киев, поступил в военное училище и с тех пор выступал за команду КВО. Бокс для него был вспомогательным видом спорта. Как-то весной на тренировке Канаки неожиданно отправил в нокаут призёра украинского чемпионата Пашу Холодрыгу. Сапливенко решил, что не может упустить такого бойца, но на этот раз у него ничего не вышло. Канаки оказался парнем прямым и упрямым, Сапливенко он уважал, а Горину был предан, поэтому тренироваться с боксёрами продолжал, но рекордные очки набирал, как и прежде, в десятиборье.

— Второе место на союзном чемпионате! Отличное начало, — пожал Илье руку Канаки. — Поздравляю, Илюша! Я с третьего начинал.

— Главное, не остаться навсегда вторым, — Горин посмотрел на Илью без улыбки. — Подняться от второго места до первого бывает сложнее, чем дойти до второго. Потому что там стоит такой же, как ты. Он тоже всё прошел и всех победил, понимаешь?

— Лёня, — Горин взял Спаливенко за руку, — на следующей неделе заседание Совета. Подготовь небольшое сообщение по результатам первенства, доложишь. Напиши так, чтобы потом твоя записка пошла в годовой доклад. Крупных соревнований в этом году у вас уже не будет, сделай всё сейчас, чтобы осенью к этому вопросу не возвращаться.

Горин входил в президиум украинского Совета физкультуры и, хотя начальником для Сапливенко не был, в бюрократических делах ориентировался уверенно. В этом