Валерий Шамбаров - Агенты Берии в руководстве гестапо Страница 28

И подобные шаги начали предприниматься. В Англию поехали делегации во главе с Герингом, Розенбергом, Гугенбергом. Они заявляли, что из-за кризиса в Советском Союзе возможен его распад, а стало быть, неплохо заранее договориться о разделе «шкуры русского медведя». 4 июля 1933 г. советская военная разведка доложила Ворошилову, что в Британии Розенберг ведет секретные переговоры. «Особый проект предусматривает раздел русского рынка. По мнению германских кругов, следует ожидать скорого изменения политического положения в России и соответственно этому желательно заблаговременно разделить эту громадную область сбыта». Конечно, это тоже было доложено Сталину. Резко изменился и тон немецкой пропаганды. Советское полпредство в Берлине сообщало: «С июля 1933 г. развертывается продолжающаяся до сих пор кампания о так называемом «голоде» в СССР. По размаху и широте эта кампания беспрецедентна в истории антисоветских кампаний. В августе развернулась бешеная персональная травля тов. Литвинова».

Что ж, Сталин ответил адекватно. Как уже отмечалось, он и сам опасался, что соседи могут воспользоваться катастрофическим положением в СССР Поэтому Польше и Румынии было предложено заключить пакты о ненападении. Поляки согласились с радостью — альянс Москвы и Берлина они считали нешуточной угрозой, теперь же в него вбивался клин. Румыны тоже согласились. А через них пошло демонстративное сближение с Францией — она в любой ситуации не доверяла Германии и продолжала считать ее главным потенциальным противником. В Наркомате иностранных дел Сталин дал «зеленый свет» Литвинову, стороннику «западнической» ориентации, который соперничал с «германофилами» (отсюда, кстати, и нападки германской прессы на Литвинова).

Военное сотрудничество было резко свернуто. Очередные приглашения советских военных в Германию были отклонены. А относительно набора немецких офицеров в советские училища и академии был дан ответ об «отсутствии возможности». ЦК приняло постановление «О прекращении деятельности всех предприятий, организованных рейхсвером в СССР», в результате чего были ликвидированы все три совместных учебно-испытательных центра: «Томка» — 15 августа, «Кама» — 4 сентября, «Липецк» — 14 сентября. И в том же сентябре был организован пышный прием французской военной делегации во главе с Пьером Котта. Ее, как несколькими месяцами раньше делегацию фон Боккельберга, повезли по всем оборонным заводам, а Тухачевский дал в ее честь грандиозный банкет с тостами, не менее выразительными, чем недавние тосты в честь немцев. Тухачевский и стал основным выразителем новой линии в военных кругах. Он был наименее политизированным из военачальников. По большому счету, ему было без разницы, с кем блокироваться. А при контактах с французами он со своим дворянским воспитанием, образованием и безукоризненным знанием языка, уж конечно же, выходил на первый план по сравнению с рубаками типа Ворошилова.

Гитлеру все это было на руку. Он получил возможность охладить своих левых товарищей по партии — нацистская пресса принялась вопить о «предательстве» русских, сближающихся с заклятыми противниками немцев, поляками и французами. Дескать, «окружают»! И у самого фюрера теперь оказались развязаны руки для любых контактов и договоренностей с западными державами. Они теперь выглядели естественными маневрами, чтобы разорвать гипотетическое «окружение».

Дальнейшему ухудшению отношений с СССР способствовал громкий Лейпцигский процесс против «поджигателей рейхстага», проходивший с сентября по декабрь. Обвинялись в этом преступлении даже не немецкие коммунисты, а представители Коминтерна, то есть камень открыто бросался в московский огород. Процесс, как известно, был целиком высосан из пальца, и из-за слишком грубых подтасовок окончился для обвинения позорным провалом. Но… был ли он на самом деле неудачей фюрера? Вот уж нет. Наоборот, принес сплошную выгоду! Ведь явно дутый характер обвинений, то и дело вскрывающаяся ложь были в глазах западных политиков лучшим доказательством непримиримого отношения нацистов к коммунизму. Надо ж, мол, как усердствуют, ни перед чем не останавливаются, только бы русским насолить!

И лидеры ведущих держав Европы клюнули. Пошли на первые уступки Германии. В октябре, в период процесса, она демонстративно вышла из Лиги Наций — на это посмотрели сквозь пальцы. А в конце 1933 г. было образовано министерство авиации — пока еще вроде бы гражданской, но под данным флагом уже можно было развернуть разработки для воссоздания запрещенных военно-воздушных сил. Но и на это Запад предпочел не реагировать. В начале 1934 г. Гитлер стал устанавливать контакты с Польшей, встретился с Пилсудским и подписал с ним пакт о ненападении. На что англичане и французы тоже посмотрели благосклонно, расценив этот шаг как подтверждение антисоветской направленности германской политики. А уж Польша в результате данных событий сочла, что выиграла больше всех — обрела двух новых «союзников», могла выбирать между ними и в спорных вопросах использовать одного из них против другого…

Хотя на самом деле пакт был выгоден только для Германии — поскольку ее армия была еще значительно слабее польской. И Гитлер, разумеется, вел свою хитрую игру. Уже много позже, 22 августа 1939 г., на совещании с военачальниками в Оберзальцберге он признавался: «С осени 1933 года… я решил идти вместе со Сталиным…», то есть разрыв «дружбы» с Советским Союзом был одним из стратегических ходов данной игры. А когда после подписания пакта с Пилсудским приближенные поинтересовались у фюрера, собирается ли он теперь объединиться с поляками и напасть на СССР, тот ответил: «Советская Россия — это очень трудно. Вряд ли я смогу с нее начать… Все договоры с Польшей имеют лишь временную ценность. Я вовсе не собираюсь добиваться взаимопонимания с поляками. Мне нет нужды делить власть с кем бы то ни было… В любой момент я могу найти общий язык с Советской Россией. Я могу разделить Польшу в любое удобное для меня время и любым способом…»

Революционная ситуация 1934-го

Строительство Третьего рейха сопровождалось расовыми «чистками» и усиленной пропагандой расовых теорий. Для немцев, как уже отмечалось, они были не новы, на них базировалось учение пангерманизма. Теперь же эти теории углублялись, усугублялись и возводились в ранг официальной государственной доктрины. Хотя, если разобраться, представляли собой откровенную чепуху. Ведь ни один народ не может существовать без той или иной степени смешения с другими народами. А уж германская нация подверглась на своем историческом пути особенно сильному смешению. Во-первых, немцы в свое время осуществляли экспансию на земли славянских племен, привлекая их вождей в союзы и постепенно вбирая в себя. Поэтому, например, население Померании и Восточной Пруссии составилось из обращенных в католичество, а потом и германизировавшихся славян. Точно так же, как население Силезии и Австрии.

А во-вторых, в 1618–1648 годах на территории Германии гремела Тридцатилетняя война. Велась она армиями наемников, оставлявших за собой разграбленные и сожженные города и села и резавших всех подряд. Различные немецкие княжества потеряли тогда от трети до трех четвертей жителей. Заселяли опустошенные территории те же демобилизованные или дезертировавшие наемники всех мастей: финны, швейцарцы, шотландцы, итальянцы, поляки, французы, испанцы. И, как ни парадоксально, евреи, массами бежавшие в это время с Украины и Польши, где их принялись истреблять повстанцы Богдана Хмельницкого. Великий курфюрст Пруссии Фридрих-Вильгельм специально привлекал их для заселения земли разными льготами, и многие, пережив украинский кошмар, предпочитали отказаться от прежней веры, сменить язык и превратиться в немцев.

Но авторы учений о «нордической расе» в такие «мелочи» не вдавались. Далеко не все верили в их теории. Мог ли в них поверить, скажем, Гейдрих, чья бабка была еврейкой? Но сомнения оставляли в себе, а на словах большинство народа приняло «правила игры». Одни искренне, другие во избежание неприятностей. Впрочем, нацистское руководство умело иногда и смотреть сквозь пальцы на отклонения от своих теорий. Очень многие представители генералитета и офицерства находились, как и Гейдрих, в той или иной степени родства с евреями — когда финансовые дела германских дворянских фамилий шатались, весьма распространенным выходом из положения были браки их отпрысков с дочерьми банкиров и торговцев. Но с рейхсвером Гитлер ссориться не хотел, и «расовую чистку» там провели довольно условно: из армии и флота было исключено всего 7 офицеров, 6 курсантов и 35 унтер-офицеров, солдат и матросов.

Однако Гиммлер в расовые теории верил свято. И в лице СС видел не только военизированные формирования, но и некий банк элитного арийского генофонда. Отбор велся на строгих расовых принципах, специальными комиссиями, куда кандидат должен был представить данные о своих предках начиная с XVIII века. Кучей формальностей обставлялось и вступление членов СС в брак — они должны были представить аналогичные документы о расовой чистоте невесты. А 102 самых рослых и самых видных бойца, таких, чтобы выглядели настоящими «белокурыми бестиями», рейхсфюрер отобрал лично и сформировал из них роту «Ляйбштандарте» для охраны фюрера и его резиденции. Это было первое подразделение СС, получившее официальное право носить оружие. Всего же численность «ордена» достигла в 1933 г. 52 тысяч.