Сергей Кремлев - Тайны 45-го. От Арденн и Балатона до Хингана и Хиросимы Страница 28

«И вот наши «грозные мстители» накидываются на эскадронца, успокаивают женщин, детей. Я взял за руку маленькую девочку, хотел приласкать. Она задрожала, как в судороге. Страшно стало. Привыкнув к смерти, убивая и сам рискуя быть убитым, не могу осознать, как это можно простым нажатием курка умертвить живого, безоружного притом человека…»

А вот батарейцы нашли в пустом доме брошенного плачущего грудного ребёнка и передали немке, хозяйке дома, где остановились, приказав накормить подкидыша.

Опять прямая запись:

«Шутим между собой, не вырастет ли из младенца новый Гитлер. Неожиданно появляется его мать – молодая, худенькая, с распухшим от слёз лицом. Говорит быстро, глотая слёзы: она оставила своего Вольфганга на чьё-то попечение, но тот куда-то отлучился, а в дом, ей сказали, вошёл русский солдат и унёс ребёнка. Она думала, он его понёс убивать… Плачет, смеётся, благодарит…»

Родин вспоминает, что в те дни его товарищ Бережко заметил как-то:

– Знаешь, старший сержант, я раньше думал, что на войне люди звереют, а теперь мне кажется, мягчеют они на войне, очищаются…

Что тут сказать? Люди, да – очищаются. Звереют выродки. Но ведь на то они и выродки из рода человеческого, ничтожное меньшинство, недостойное называться людьми.

Книгу Родина можно цитировать и цитировать. Это не обобщающая оценка, а моментальный снимок, но снимок «с натуры». Однако у меня другие задачи. Тем не менее не могу удержаться и не познакомить читателя с ещё одной честной, приведённой А. Родиным, «фотографией» эпохи, нравов и подлинного облика тогдашнего русского человека.

Вскоре после войны часть Родина какое-то время стояла в Будапеште и ребята, хотя и были, как напоминал сам Родин, «молодыми, физически здоровыми и была естественная тяга к женщинам», больше из любопытства, чем по нужде, зашли однажды в публичный дом.

Купив билетик, Родин, как и его товарищи, уединился-таки с молодой женщиной, которая, как он пишет, «без всякого, как говорится, «разгона» стала изображать (курсив здесь и ниже А.Родина. – С. К.) невыразимую, пылкую любовь…»

«Не тогда, не в тот момент, – признаётся Родин, – а позже, после ухода возникло отвратительное, постыдное ощущение лжи и фальши, из головы не шла картина явного, откровенного притворства женщины…

Интересно, что подобный неприятный осадок от посещения публичного дома остался не только у меня, юнца, воспитанного к тому же на, так сказать, «принципах» типа «не давать поцелуя без любви», но и у большинства наших солдат, с кем приходилось беседовать…»

Могло ли это большинство, имея подобные внутренние моральные установки, насиловать направо и налево кого-либо вообще, хоть немок, хоть эфиопок?

Александр Родин, продолжая тему, привёл также другой пример, которым я и закончу. В том же Будапеште он познакомился с красивенькой мадьяркой, знающей русский, и на её вопрос, понравилось ли ему в Будапеште, ответил, что понравилось, только вот смущают публичные дома.

– Но почему? – спросила девушка.

– Потому что это противоестественно, дико, женщина берёт деньги и следом за этим тут же начинает «любить»…

Мадьярка какое-то время подумала, потом согласно кивнула и сказала:

– Ты прав. Брать деньги вперёд некрасиво…

Уж не знаю, согласится ли читатель с тем, что этот полузабавный, полугрустный невыдуманный диалог русского «варвара» и «цивилизованной» европейки очень подходит для того, чтобы завершить им тему о том, как русские «изнасиловали два миллиона немок».

Впрочем, возможно, кто-то недоумённо пожмёт плечами, мол, что всё-таки автор имел в виду?

Что ж, могу пояснить.

В приведённом выше незатейливом и простодушном житейском диалоге ярко отразились две морали…

Уродливая, исковерканная капитализмом «мораль» в кавычках европейца (в данном случае европейки), развращённого настолько, что он, по меткому выражению, разврат уже не считает развратом, и мораль духовно здорового молодого советского парня, не очень интеллектуально развитого, но человечески вполне сформированного духовно здоровым, новым советским обществом.

И если говорить о той солдатской массе, которая в составе советских войск пришла в Европу и в Германию, то в массе своей (прошу прощения за каламбур) она была воспитана в духе весьма высокой общественной морали.

И уже в силу своего общественного и национального воспитания типичный воин Красной Армии органически не был способен на насилие над беззащитными.

Тем более над женщинами.

Глава 7. Куда направляли освобождённых военнопленных в 45-м году

ЕСТЬ и ещё одна тема – тема военнопленных, которая в последние два десятилетия освещается не более честно, чем тема о поведении Красной Арсии в Германии. Стандартный «демократически-либеральный» миф: всех освобождённых советских военнопленных поголовно направляли «в Сибирь». А ведь направляли-то их на передовую, особенно в 1945 году…

Уже в 1941 году, как и в последующие годы войны, обычным промежуточным пунктом для окруженцев и бывших советских военнопленных стал фильтрационный пункт или проверочный лагерь НКВД. И надо ли долго доказывать, что проверка военнопленных и их фильтрация в военное время необходимы со всех точек зрения? Скажем, Герой Советского Союза полковник-чекист Дмитрий Медведев, командир спецотряда «Победители», вспоминал, сколько проблем принёс партизанам немецкий агент, предатель Наумов-Науменко, засланный в отряд вместе с группой военнопленных и вовремя не разоблачённый.

А вот пример уже из архивов. 9 июня 1944 года нарком обороны СССР Сталин вынужден был издать приказ № 0023, касающийся чрезвычайного происшествия в эшелоне с маршевым пополнением на станции Красноармейская.

Группа красноармейцев из 6-й запасной стрелковой дивизии подобрала неразорвавшуюся мину и начала разбивать ей доски для разведения костра. Мина взорвалась, 4 человека было убито. 9 ранено.

Далее по тексту приказа:

«… Преступные элементы, находившиеся в составе эшелона, воспользовавшись этим происшествием, вовлекли неустойчивых красноармейцев к нарушению воинской дисциплины, разоружению и избиению офицерского состава.

Расследованием установлено:

1. Командование 6-й запасной стрелковой дивизии отнеслось к формированию эшелона с маршевым пополнением халатно, назначив в состав маршевого пополнения значительное количество непроверенных людей, имеющих судимость, проживавших на оккупированной территории и бывших в плену и окружении (жирный курсив мой. – С.К.)… <…>…

Во время остановки на станции Красноармейская, где эшелон стоял в течение трёх суток, несмотря на то, что на станции скопилось большое количество спекулянтов, не было принято мер к наведению порядка. В результате этого красноармейцы самовольно уходили из эшелона в город, продавали обмундирование, и, общаясь с спекулянтами, допускали пьянство…»

Вот как вели себя те, кто, казалось бы, должен был гореть желанием искупить клеймо плена, но…

Но не горел, имея совсем иные желания. И это не на фронте, а в глубоком тылу.

Проверки и фильтрации были нужны, однако относились к проверяемым вполне разумно, ведь основная масса их была в перспективе теми же фронтовиками, что и все остальные, уже воюющие.

Характерный пример… 12 февраля 1943 года начальник тыла Северокавказского фронта генерал-майор Ермилов отдал директиву № 050 об организации сборно-пересыльного пункта (СПП) фронта для бывших военнопленных Красной Армии.

Отметив, что «санобработка прибывающих на пункт бывших военнослужащих Красной Армии, находившихся в плену и вышедших из окружения, не организована» и что это «свидетельствует о недостаточном внимании со стороны довольствующих отделов и Управлений СКФ», генерал Ермилов приказывал интенданту фронта изыскать помещение для СПП, выделить кухонный инвентарь и прочее, а начальнику Санитарного управления немедленно организовать санитарную обработку через поезд-баню. Больных и истощённых, нуждающихся в госпитализации, «немедленно изъять, направив в соответствующие госпитали на излечение».

Так принимали в РККА бывших советских военнопленных даже в 1943 году. По мере роста наших успехов ситуация с проверками бывших военнопленных лишь смягчалась. Да и вообще репрессивные строгости смягчалась. Так, 29 октября 1944 года Сталин приказом НКО № 0349 расформировал заградительные отряды «в связи с изменением общей обстановки на фронтах». Личный состав расформированных отрядов был направлен на пополнение стрелковых дивизий.

Немцы в этот период, наоборот, всё чаще прибегали к формированию заградительных отрядов.