Валерий Шамбаров - Агенты Берии в руководстве гестапо Страница 37

Кстати, это может свидетельствовать и о том, что недавно созданная политическая разведка СД работала еще совсем по-детски. Если не знала, например, что в Советском Союзе существуют рубли двух типов, «золотые», то бишь конвертируемые, валютные, и «деревянные». И что «золотые» рубли внутри страны хождения не имеют — с ними агент засыпался бы и без переписи номеров. Принимали их только в «Торгсине» (магазинах для торговли с иностранцами), где персонал был напрямую связан с «органами».

Ну а Тухачевский 11 мая 1937 г. был снят с должности, all июня осужден и расстрелян вместе с «сообщниками» — Якиром, Уборевичем, Корком, Эйдеманом, Медведевым, Путной, Фельдманом, Примаковым. И перед смертью маршал вряд ли подозревал, что к его судьбе имеют какое-то отношение начальник гестапо Мюллер и белый генерал Скоблин. Который в это время уже готовил еще одну операцию. Тоже связанную с началом установления контактов советских и германских спецслужб.

Небезынтересно отметить, что в белой эмиграции незаурядные детективные способности проявил Антон Иванович Деникин. В отличие от большинства соратников по Белому движению, любая тайна которых оказывалась видной за версту, он показал себя отличным конспиратором. И если мы многое теперь знаем о «врангелевской», «савинковской», «кутеповской» организациях, то о «деникинской» (она же — комитет Мельгунова) сведений почти не сохранилось. Разговоров на темы ее деятельности Деникин никогда не вел, а все записи своевременно уничтожались. Кроме того, на основании косвенных доводов и систематизации фактов он еще в 1926 г. четко определил, что якобы существовавшая в России обширная подпольная организация «Трест», с которой связался Кутепов, является провокацией ОГПУ. А с 1927 г. пришел к выводу, что на советскую разведку работает Скоблин. Правда, неоднократные предупреждения об этом, высказываемые Кутепову, Миллеру и другим деятелям, не дали практических результатов. Прямых доказательств у Деникина не было, а косвенные заключения и логические выводы воспринимались как излишняя подозрительность старого перестраховщика. Однако самому Антону Ивановичу его подозрения спасли жизнь. Плюс — счастливое стечение обстоятельств…

Семья Деникиных, как и многие тогдашние парижане, проводила лето и начало осени в деревне — не только из соображений отдыха, но и более дешевой жизни. В 1937 г. генерал вернулся в Париж раньше своих близких из-за юбилейных торжеств в честь 20-летия Корниловского полка. А попутно решил к приезду жены и дочери привести в порядок квартиру. На следующий день после празднества, 20 сентября, к нему домой внезапно явился Скоблин и предложил отвезти его в деревню за семьей на своей машине. Деникин отказался от его услуг. Скоблин принялся настаивать, и чем дальше, тем упорнее, уже переходя границы светских приличий.

Видимо, предусматривался и силовой вариант — как потом выяснилось, в машине Скоблина ждали двое незнакомцев. Но тут неожиданно пришел здоровенный казачина, с которым Деникин договорился о натирании полов и расстановке мебели. И Скоблин поспешил удалиться. В последующие дни он еще дважды подкатывался насчет поездки на автомобиле — готов был в деревню отвезти, зазывал прокатиться в Брюссель на торжества тамошних корниловцев. Но теперь он навязывался в менее опасной обстановке и оба раза получал отказ.

А 22 сентября около 12 часов генерал Миллер ушел из канцелярии РОВСна деловую встречу— и исчез. В 12.50 один из свидетелей видел его вместе со Скоблиным и неизвестным мужчиной на бульваре Монморанси возле пустого здания, купленного советским посольством под школу для детей своих служащих. Скоблин приглашал Миллера войти в этот дом. Через 10 минут туда подрулил закрытый грузовик с дипломатическими номерами. Около 16 часов та же машина появилась на пристани в Гавре и остановилась возле парохода «Мария Ульянова». На судно погрузили большой деревянный ящик с печатями дипломатической почты, а потом «Мария Ульянова», не успев даже закончить разгрузку, неожиданно для портовых властей вышла в море — капитан сообщил лишь, что получил радиограмму с приказом срочно вернуться в Ленинград.

Но, как оказалось, Миллер все же опасался подвоха и оставил своему помощнику генералу П. В. Кусонскому запечатанное письмо, которое надлежало вскрыть, если он не возвратится в канцелярию. Оно гласило: «У меня сегодня встреча в половине первого с генералом Скоблиным на углу улицы Жасмен и улицы Раффэ, и он должен пойти со мною на свидание с одним немецким офицером, военным атташе при лимитрофных государствах Штроманом, и с господином Вернером, причисленным к здешнему посольству. Оба они хорошо говорят по-русски. Свидание устроено по личной инициативе Скоблина. Может быть, это ловушка, и на всякий случай я оставляю эту записку».

Вот только Кусонский проявил себя далеко не лучшим образом — он забыл про письмо, и вскрыл его лишь в 23 часа, когда жена Миллера хватилась мужа и забила тревогу. А потом он и вызванный им заместитель председателя РОВС адмирал Кедров допустили вторую промашку: решили до поры до времени «не паниковать», не будоражить подчиненных, а сперва выяснить все обстоятельства и переговорить со Скоблйным. За ним послали дежурного офицера — которого тоже о положении вещей не информировали. В час ночи он привез Скоблина в канцелярию. Здесь «Фермер» сначала вообще отрицал факт встречи с Миллером. Когда ему предъявили письмо, он невольно выдал себя, изменившись в лице, но продолжал отказываться. Кусонский и Кедров решили сдать его в полицию. Однако перед этим им понадобилось посовещаться между собой с глазу на глаз. И как только они оставили Скоблина одного, он вышел из кабинета, спокойно миновал приемную, где находились дежурный офицер и жена Кедрова — они были не в курсе дела и не пытались его задержать. Уходит, значит, так надо. И он проследовал на лестницу.

А когда спохватились, ринулись в погоню — его уже и след простыл. Бегали, искали — вроде далеко уйти он не мог. Скоблин как в воду канул! Что было совершенно не трудно. Квартира этажом выше принадлежала бывшему промышленнику С. Н. Третьякову, который тоже являлся советским агентом. Скоблин у него пересидел суету, и поминай как звали… Как установила полиция, этой ночью Скоблина видели еще дважды. В 4 часа утра с ним разговаривал сторож гаража, где работал муж его сестры. Не застав родственника, он ушел. А в 4.15 в Нейи разбудил жену одного офицера и занял у нее 200 франков «до завтра» под предлогом потери бумажника. И пропал уже окончательно.

При обыске в доме Скоблина и его супруги было найдено вполне достаточно доказательств для ареста Плевицкой по обвинению в шпионаже — в частности, ключом для шифров служила у них семейная Библия. От НКВД в похищении, по-видимому, участвовали Арнольд и Лидия Грозовские, он — работавший под легальной «крышей» посольства, она — числившаяся секретарем торгпредства. Грозовский сразу после операции выехал в Москву. А его жена оказалась замешанной еще в одной акции, убийстве в Швейцарии невозвращенца Рейсса. Дипломатическим иммунитетом она не обладала и была арестована. У полиции имелись в ее отношении подозрения и по делу Миллера. Но ее выпустили под залог, запретив до окончания следствия покидать Париж. Да только подчиняться этому запрету она не стала. В один прекрасный день выехала в автомобиле прогуляться по городу, добралась до пустынного шоссе и дала газ, а мощный двигатель позволил ей оторваться от сопровождающей полицейской машины и скрыться…

Собственно, доказательств для дипломатического скандала у французских властей хватало. Но Советский Союз все еще рассматривался как потенциальный союзник против Гитлера, и все спустили на тормозах. Трагедия Миллера разве что спасла жизнь невозвращенцу Бармину и отсрочила убийство невозвращенца Кривицкого. Как раз в это время готовились операции по их устранению, но после похищения генерала в МИД Франции был вызван советский поверенный в делах Гиршфельд, и ему неофициально намекнули, что общественность возмущена, и если на французской территории чекистам вздумается повторять такие вещи, это приведет к разрыву дипломатических отношений. А дело о похищении Миллера свели к персональной вине Скоблина и Плевицкой, которой и пришлось отдуваться за все. Суд, открывшийся 5 декабря 1938 г., полностью доказал вину певицы во многих преступлениях, в том числе и соучастие в похищении Кутепова и Миллера. Она получила 20 лет каторги и вскоре умерла в тюрьме.

Для эмигрантских исследователей так и осталось загадкой, зачем же чекистам понадобилось тратить колоссальные силы и средства на попытку захвата 65-летнего Деникина и захват 70-летнего Миллера, уже не представлявших реальной угрозы для советской власти? Ответ на этот вопрос напрямую связан с делом Тухачевского. Поскольку в прошлой операции Гитлер сделал выбор, предупредив Сталина, был сделан вывод о возможности контактов. И чтобы повлиять на позицию фюрера, более определенно нацелить ее к удару на запад, а не на восток, советские спецслужбы решили сделать нацистским коллегам «подарок» — превратить в прогерманскую «пятую колонну» во Франции русскую эмиграцию (заодно и нашпигованную собственной агентурой). Но этому мешали, во-первых, позиция Миллера, хоть и прибалтийского немца, но горячего патриота России, а во-вторых, антифашистская деятельность Деникина, который как раз в это время в лекциях и брошюрах активно предостерегал русских изгнанников от сотрудничества с нацистами.