Хельмут Альтнер - Берлинская «пляска смерти» Страница 5

После подъема в нашу комнату врывается штабс-фельдфебель. Десять человек отправляют разбирать завалы после бомбежки. Меня этот приказ миновал. Утром остальные строем идут в офицерскую столовую на лекцию. Свежеиспеченный лейтенант, только что из училища, говорит о воинском долге и дисциплине. Я представляю его нагишом. Из угла раздается храп, это заснул Альфонс. Всем явно надоело. Говнюк в лейтенантских погонах приказывает встать и заставляет слушать себя стоя. Он стоит прямо передо мной, над верхней губой едва пробивается первый пушок, ему явно не больше девятнадцати. Через час он отпускает нас и удаляется на офицерскую кухню, откуда до нас доносятся нежные ароматы. Нашим начальничкам, очевидно, жарят мясо, а мы едим одни овощи.

Затем мы, развалившись, сидим в казарме. Нужно поменять все неподходящие предметы одежды. Радуемся возможности поскорее избавиться от них. Мы с Гейнцем смотрим в окно и видим двух молодых зенитчиков, идущих прямо за гражданским, хромым стариком, по-видимому, раненным в боях Первой мировой войны. Юные дурачки передразнивают его, смеются и шутят. Выходим на плац и вразумляем их, а когда они начинают наглеть, то получают по морде и ретируются, как нашкодившие щенки.

Из штаба батальона выходит группа оживленно щебечущих женщин в косынках с хозяйственными сумками. У некоторых за поясом под передником торчит пистолет. Рядом с ними идут офицеры СС. Это берлинские домохозяйки, которые в ответ на обращение Геббельса пять часов в неделю берут уроки стрельбы. После обеда нам выдают каски. Сегодня нас должны привести к присяге, поэтому трое наших товарищей уходят, чтобы украсить зал. Чистим обмундирование и полируем пуговицы. В пять часов построение. Штабс-фельдфебель проходит вдоль строя. В касках все мы выглядим одинаково. Таково единое лицо молодежи 1945 года.

Мы стоим в столовой. На облицованных панелями стенах висят военный и партийный флаги рейха со свастикой. Видимо, это символы единения армии и партии. На стене напротив невыразительно написанный маслом портрет Гитлера. На полу два пулемета, обращенные дулом на нас. Входит офицер, и штабс-фельдфебель докладывает ему. Молодой лейтенант говорит о флаге, фюрере и битве до последней капли крови. Я отключаюсь; для меня все происходящее — театр, а сам я ощущаю себя статистом в этой печальной пьесе. Лейтенант унылым голосом зачитывает вслух текст присяги. Мы медленно повторяем и после слов: «С помощью Господа!» снова вытягиваем руки по швам. Меня распирает от гнева, хочется съездить ему по физиономии. Теперь нам нужно написать свои имена и фамилии в большой книге, чтобы тем самым засвидетельствовать, что мы приняли присягу.

Утром лейтенант сообщает нам, что мы отправимся на фронт завтра рано утром. С момента церемонии принятия присяги нас называют «гренадерами».

В казарме мы начинаем неторопливо укладывать вещи. Наша мирная жизнь в казармах закончилась. Штабс-фельдфебель выражает сожаление, что завтра мы так рано уезжаем, потому что предстоит казнь еще пятнадцати человек. Десять из них участвовали в заговоре 20 июля.

Все утро занимаемся обмундированием, доводя все до блеска, поскольку смотр будет производить командир батальона. После завтрака сдаем столовые приборы интенданту, затем в казарме садимся играть в карты с бывшим железнодорожником Альфонсом и корабельным коком Эрихом, теперь «гренадерами Мюллером и Шульце». Это фамилии, символизирующие наше будущее.

Затем мы строимся возле казармы перед военным мемориалом. Мы стоим, а наша амуниция разложена перед нами на плацу. Командир батальона принимает построение. «Вольно!» — отрывисто командует он. Затем штабс-фельдфебель Бекер зачитывает список выданной амуниции из расчетной книжки. Мы должны поднять каждую вещь, когда майор проходит по шеренгам. Если ему что-то не нравится, мы должны показать все сначала. Наконец, он захотел посмотреть, носим ли мы первый комплект нижнего белья. Вегнер и Эбель были вынуждены переодеться на плацу десять раз после начала смотра и теперь стоят во втором комплекте. Спустя почти два часа майор испытывает голод и решает перекусить. В своей претенциозной речи он говорит нам о том, что для таких молодых, как мы, это великая честь умереть за Гитлера. Затем он разглагольствует о людоедах-большевиках, а перед тем, как скрыться в офицерской столовой, заставляет нас прокричать: «Зиг Хайль!»

Вечером жирный кассир, еще один «незаменимый», чьи привилегии отчетливо читались на его лице, выдает нам жалованье. Каждый из нас получает три новеньких банкноты «Гиммлер» по 10 рейхсмарок.[16]

Затем мы все собираемся в столовой. Виндхорст узнал, что утром мы уезжаем, и пришел к нам проститься. Мы говорим о том, что нас ждет. В армейских сводках сообщают о боях на западе возле Нюрнберга и Ганновера. На фронтах затишье, но война продолжает бушевать, ежедневно размалывая в своих жерновах все новые и новые жизни, в то время как вожди без устали твердят об оружии возмездия. Это делается для того, чтобы взвинтить нервы страдающих людей. После нас хоть потоп! Таков лозунг, и молодежь верит в Гитлера, как в мессию. И я тоже!

Раздается вой сирен. В убежище тихо играет губная гармоника, а снаружи гремит зенитная артиллерия и дрожит от взрывов земля. В унисон ревут двигатели бомбардировщиков, несущих смерть и разрушение городу.

В казарму входит Ритн и будит нас. Мы в последний раз потягиваемся в кроватях, а затем мчимся в туалет. Походный паек, состоящий из хлеба, колбасы, масла и сигарет, выдают в комнате дежурного унтер-офицера, но для него не хватает места в наших мешках. Мы решаем сразу же что-нибудь съесть, и потому не занимаемся сборами, а торопливо жуем, набив рот.

Стрелка часов неумолимо движется вперед, последние минуты тянутся ужасно медленно. Я заново быстро складываю вещи, нижнее белье, письменные принадлежности и маленький альбом с фотографиями, короче, все, что осталось у меня от гражданской жизни. Странно, что нам позволили взять с собой все то, что может отвлекать нас от главного. Что вчера говорил майор? «Мысли о доме — недостойны молодого солдата!»

Штабс-фельдфебель Бекер отправляет нас на плац. Берем вещи и медленно спускаемся по лестнице. Унтеры снова проходят вдоль строя. Тут погон неправильно пришит, здесь пояс не так застегнут. Сзади — остающиеся товарищи. Альфонс балагурит: «До встречи в братской могиле!» «Мы займем вам место у окна!» — отвечаем мы. Жаль, что старшие остаются здесь, их опыт мог быть полезен, чтобы сдерживать энтузиазм восторженного молодняка.

На плац выходит лейтенант. «Смирно!» Он спокойно принимает доклад штабс-фельдфебеля, затем прощается с нами. Сопровождающий нас унтер-офицер выходит вперед, мы следуем за ним.

Из восточного блока казарм повзводно выходят солдаты. Плац торопливо пересекают новобранцы, несущие котелки с кофе. Венгры строем и с песней отправляются на стрельбище. Жирный обер-фельдфебель поправляет мундир, отряхивается. Виндхорст прощально салютует нам кивком головы. Распахиваются ворота казармы, и мы покидаем наших товарищей. Торжественным маршем мимо проходят заунывно поющие русские. Как только мы оставляем казармы, выглядывает яркое солнце.

Начинается новый этап нашей жизни.

Глава II

НА ФРОНТ

Мы строем идем к станции метро Рулебен, прямо от ворот казармы, закрывшихся за нами, как мне кажется, навсегда. Я чувствую, будто обрел свободу. Ветви деревьев, растущих вдоль дороги, покрыты зеленым пушком, почки на них вот-вот раскроются. Мы шагаем в неизвестность.

Фольксштурм[17] неторопливо возводит баррикады возле тоннеля. Работающие разобрали тротуар, забили в землю железные балки. Заполненные камнями товарные вагоны рейхсбана[18] уже готовы в случае необходимости перекрыть дорогу.

На станции метро проходим через турникеты к залитым солнцем платформам.[19] Унтер-офицер сопровождения остается внизу, чтобы сделать отметку в наших путевых документах. Приближается время отправления поезда. Звучит команда «По вагонам!». Мы вваливаемся в вагоны совсем как гражданские, которым надо куда-то спешить. Как солдатам, нам положено ждать, но гражданские повадки в нас все еще живы.

Двери закрываются, и поезд приходит в движение. Смотрю в окно и вижу, что унтер-офицер сопровождения бежит за нами, крича что-то вслед отъезжающему поезду. Возникает спор, что нам делать. У него все наши документы, включая расчетные книжки.

Вагон постепенно заполняется, причем главным образом женщинами, которые едут по городским магазинам. Мы выходим на Кайзердамм и устраиваемся на платформе. Поезда подходят, останавливаются и снова отходят, исчезая вдали.

На газетном стенде вывешены журналы и газеты. С первой полосы «Беобахтер Иллюстрирте» улыбается офицер СС в новеньком мундире с дубовыми листьями к Железному кресту.[20]