Владимир Снегирев - Вторжение. Неизвестные страницы необъявленной войны Страница 7

— Скажите, Борис Николаевич, можно ли считать, что наше высшее руководство внимательно относилось к поступающей из Афганистана информации и адекватно на нее реагировало?

— Нет. Руководство занималось этой проблемой поверхностно. Брежнев вообще мало интересовался Афганистаном. Пережив к тому времени два инфаркта, он был очень слаб. Устинов стал уделять внимание этому региону только тогда, когда решился вопрос о вводе войск.

52-летний хазареец Абдул Карим Мисак (помните — один из основателей партии?) в августе 89-го был назначен мэром Кабула. До этого почти десять лет не имел никакой работы. «Вообще никакой?» — не веря, уточнили мы. Ни один мускул не дрогнул на его усталом лице: «Иногда я писал кое-что для себя, без всякой надежды когда-нибудь опубликовать». — «Вы что же, все десять лет просидели в своей квартире?» — «Но это было лучше, чем сидеть в тюрьме Пули-Чархи».

Столь затянувшийся домашний арест связан с халькистским прошлым Мисака. На первом съезде НДПА он стал кандидатом в члены ЦК, потом его избрали в Политбюро, в «эпоху Амина» — министр финансов, лицо, приближенное к трону.

С приходом советских войск две недели отсидел в тюрьме. Утверждает, что всегда в открытую выступал против нашего военного присутствия в Афганистане. Если это так, то Мисаку, можно сказать, повезло, иба некоторые другие видные халькисты все еще (а наш разговор происходил в конце 1989 года) прозябали в тюрьме. Это, например, министры высшего образования, энергетики, сельского хозяйства, начальник Главпура… А наш собеседник стал не только мэром, но и членом ЦК, то есть прямо из-под домашнего ареста угодил в высшую руководящую элиту страны. «Хотя все десять лет я не знал: считаюсь ли членом партии? Никто не мог ответить на этот вопрос».

Впрочем, руководить муниципалитетом Кабула — не столько почетно, сколько хлопотно. Когда мы впервые пришли к Мисаку, в очередь на прием к нему стояли две сотни человек. «И так каждый день?» «Бывает и до тысячи, — вздохнул человек с усталым лицом. — Первое время я еще выслушивал всех, старался каждому помочь. Какие-то истории записывал в надежде сделать их сюжетом своих будущих рассказов. Но теперь чувствую, что невмоготу. Наверное, скоро снова вернусь за писательский стол».

Мы говорили с кабульским мэром несколько часов кряду.

— Вы спрашиваете об Амине? Тогда записывайте. Первое: Амин никогда не был агентом ЦРУ. Он был коммунистом. Но он был таким коммунистом, как Сталин, он очень любил Сталина и даже старался кое в чем ему подражать. Он также был пуштунским националистом. Всячески раздувал собственный культ, причем жаждал известности не только в Афганистане, но и во всем мире — эти его амбиции в буквальном смысле не знали границ. Не могу отказать ему в таланте крупного организатора, правда, оговорюсь, что прогресса во всем он стремился добиться очень быстро, сиюминутно, прямо вот сейчас.

Иногда Амин с восторгом начинал рассказывать о Фиделе Кастро, было заметно, что он завидует его огромной популярности, авторитету, его героическому прошлому. Будучи министром иностранных дел, он дважды побывал на Кубе и там, судя по его словам, Кастро очень гостеприимно принимал Амина, даже позволил ему присутствовать на заседаниях Политбюро, о чем Амин рассказывал с особым воодушевлением.

Я видел фотографию в резиденции: Амин вместе с Кастро — этой фотографией наш генсек очень дорожил.

Был тщеславен, имел склонность к театральным эффектам. Снимался в художественном фильме, играя в нем роль героя подполья, вождя Апрельской революции, то есть самого себя. Причем делал это с увлечением: придумывал разные сцены, заставляя переделывать сценарий — часто в ущерб исторической правде, но зато с пользой для самого себя. Он хотел появиться на экране в образе храброго, благородного и мудрого революционера, который постоянно печется о благе народном и при этом страшно рискует жизнью.

После апрельского переворота, освободившись из тюрьмы, он захотел въехать в центр города на танке. Танк встал на площади, Амин поднялся на башню и высоко поднял правую руку, на которой болтались наручники. Толпа от нахлынувших чувств взревела. Уже один только этот жест сразу сделал Амина чрезвычайно популярным. Похожий эпизод он требовал включить и в фильм.

И вот еще что запишите ради объективности. Я никогда не слышал от него ни одного плохого слова в адрес СССР. Если кто-то в присутствии Амина позволял себе даже вскользь упомянуть об отдельных недостатках Советского Союза, он тут же прерывал: «Никогда больше не говорите так». Хотя в повседневной жизни он все больше предпочитал американский стиль: сказывались годы учебы в университетах США.

Да, именно этот американский период в биографии Хафизуллы Амина впоследствии стал основанием для обвинения его в принадлежности к ЦРУ. Конечно, американская разведка активно вербовала свою агентуру среди афганских студентов, обучающихся в США, причем особое внимание уделяла как раз тем, кто, по мнению экспертов из Лэнгли, в будущем смог бы занять видные посты в афганских эшелонах власти. Учитывали происхождение, ум, амбиции, племенные связи, партийную принадлежность. И надо сказать, преуспели в этом: еще задолго до апрельского переворота Кабул сотрясали скандалы, связанные с разоблачением ряда видных деятелей режима, в студенческие годы завербованных ЦРУ и с тех пор подкармливаемых этим ведомством. Но никаких доказательств того, что и Амин входил в их число, никто и никогда предъявить не мог. Это пытался сделать, став «первым лицом», Б. Кармаль, но ему мало кто верил.

Рассказывает первый заместитель председателя Верховного суда Республики Афганистан Шараи Джаузджани:

— Когда Кармаль объявил Амина агентом ЦРУ, я решил, что новый руководитель страны имеет серьезные доказательства принадлежности своего предшественника к американской разведке. Однако на вопрос журналистов, какими фактами или документами он располагает, Кармаль сказал: «Мы нашли у него номер телефона американского резидента». А речь, как понимаю, шла об элементарной визитной карточке одного из сотрудников посольства США в Кабуле. Выходит, все мы были агентами, ведь такие карточки можно было найти почти у каждого…

…Чтобы окончательно расстаться со шпионским мотивом в нашем повествовании, скажем, что однажды у нас представился случай спросить самого Б. Кармаля: «Зачем вы объявили Амина агентом ЦРУ?» Бывший афганский руководитель горько усмехнулся: «Вы лучше задайте этот вопрос тем сотрудникам ваших спецслужб, которые тогда работали в Кабуле».

Ш. Джаузджани вел заседания первого съезда партии в январе 1965 года. По национальности узбек. Окончил богословский факультет Кабульского университета, где изучал ислам и право, затем, спустя десять лет, примкнул к одному из кружков, тяготевших к марксизму. При Тараки был генеральным прокурором республики, председателем Верховного суда, при Амине стал членом Политбюро, что впоследствии обошлось ему годами тюрьмы.

— Ваша перестройка освободила меня, — говорит Джаузджани, которого президент Наджибулла, следуя своим курсом на сплочение всех патриотических сил, в середине 1989 года опять ввел в состав ЦК и назначил первым заместителем председателя Верховного суда.

— Какие ошибки совершены ö нашей партии за 25 лет? — переспрашивает ветеран НДПА. — Самое страшное из всего, что произошло, это раскол в партии, который в свою очередь породил множество других бед. А что лежало в оснюве раскола? Ответить на этот вопрос двумя словами — тем более вам, чужестранцам, плохо знающим особенности Афганистана, — нет, это невозможно. Скажу лишь, что среди основных причин раскола были разногласия и социального, и национального характера. Многое крылось в субъективном факторе, то есть в личных взаимоотношениях руководителей партии. И Тараки, и Кармаль, оба претендовали на главенствующую роль, и каждый твердил, что у него на это больше прав. К примеру, Тараки обвинял Кармаля в знатном происхождении, а тот бросал ему упреки в пуштунском национализме. Вот так — слово за слово — и доходило до открытой вражды.

Ошибки… После захвата власти в апреле 1978 года мы не выполнили одну из самых главных задач нашей программы: не смогли сплотить вокруг партии широкие народные массы. Взяли власть и посчитали дело сделанным.

— Вы интересуетесь Хафизуллой Амином? — продолжает Джаузджани. — Что же, вы пришли по верному адресу. Я хорошо знал его. Это была неоднозначная личность. Его портрет не напишешь только одной краской. Он являлся человеком, безусловно, мужественным, полным энергии, весьма общительным, и все это способствовало его популярности. Там, где находился Амин, обязательно что-нибудь происходило: он кипел жаждой действий и жаждой немедленного результата.

В политике занимал крайне левые позиции. Догматик. Всячески культивировал свой культ и был абсолютно нетерпим к инакомыслию, любое сопротивление искоренял беспощадно. Да, верно, любил Тараки и преклонялся перед ним, но как только учитель оказался препятствием в реализации аминовских планов, уничтожил его без промедления.