Лев Безыменский - Тайный фронт против второго фронта Страница 7

Джерард: Победившая Германия стала бы господствовать над миром.

Герварт: А что делали до сих пор англичане, к чему они до сих пор стремились, если не к мировому господству?..

Джерард: Верно, мы боимся и англичан.

Герварт: В таком случае радуйтесь, что мы с ними боремся. Есть только один выбор: или весь мир станет британской тюрьмой, или же народы будут свободны, и среди них вы так же, как и мы. За свободу борется и Германия!

Джерард: Это совершенно верно. Но мы ведь боимся, что победившая Германия будет стремиться к мировому господству…

Не правда ли, как однообразны приемы германских буржуазных политиков: в 1915 году они пугали американцев Англией, в 1922 году — «мировым большевизмом» (что, впрочем, делают до сих пор!). Но не менее примечательно, что были люди в Соединенных Штатах, которые видели подлинные цели Германии — как это увидели их в годы второй мировой войны Рузвельт и его единомышленники.

В этой противоречивой ситуации весьма важно отметить, что линия на сговор с Германией имела в США глубокие корни. Тому же Герварту начальник отдела государственного департамента США Чендлер Хейл и помощник государственного секретаря Чендлер Андерсон говорили в 1914 году:

«Германия и Америка никогда не вели войн между собой и должны сблизиться друг с другом. Это сближение было бы весьма полезным и могло бы со временем углубиться и укрепиться на благо обеих стран. Все предпосылки для этого имеются: оба народа роднят общие интересы и общие опасности. Было бы поэтому вдвойне прискорбно, если бы сейчас не было сделано все необходимое в интересах будущего, для того чтобы построить прочный мост между Соединенными Штатами и Германией».

Ход событий показал, что посол Джерард был куда ближе к истине, чем два других собеседника Герварта фон Биттенфельда. Но стоило кончиться первой мировой войне, как снова подняли голову сторонники сговора. Именно на них рассчитывал тот же Герварт, когда в августе 1918 года поддержал план известного деятеля германского делового мира Арнольда Рехберга о создании англо-германо-французского военно-экономического и военного союза. «Мы должны быстро навести порядок в России», — предлагал Герварт, подчеркивая, что для использования богатств России необходимо наладить контакт с США. Это «…столь огромная область, что мы в одиночку не сможем ее эксплуатировать… В этом гешефте нам нужен компаньон… Достаточно сильны для этого Англия, или Америка, или Япония. У нас есть выбор. Мне Америка или Япония все-таки симпатичнее, чем Англия». Так он писал генерал-лейтенанту Гонтарду, находившемуся в свите кайзера.

Для осуществления своего замысла Герварт использовал находившегося в германском плену американского профессора Эмери, сведя его с видными деятелями немецкого промышленного мира — Штраусом, Манкевицем и Швабахом (руководителями «Дойче банк»), Куно (ГАПАГ). В свою очередь, у Эмери были большие связи в финансовом мире США.

Ноябрьская революция 1918 года в Германии перечеркнула эти планы кайзеровской военщины, но о них, однако, не забыли: в ноябре 1919 года германский посланник в Стокгольме Люциус и некий высокопоставленный американский дипломат обсуждали «важные совместные германо-американские действия в России с целью ее экономического освоения». Так «антисоветский синдром» стал определяющим в связях, которые объединяли влиятельные политические и экономические группы США и Германии. Но суровая действительность проучила авторов далеко идущих планов. Советская Россия разбила всех иностранных интервентов, начиная с кайзеровских полчищ, вторгшихся на Украину, и кончая американским экспедиционным корпусом, помогавшим Колчаку. Веймарская Германия должна была искать пути и средства для восстановления своей экономики. Она надеялась на помощь своих давних деловых друзей из-за океана — и не ошиблась…

«Приди ко мне, внимательно ознакомься с моим положением и сделай предложения, как мне спастись и в чем ты мне можешь помочь» — так рекомендовал немцам обратиться к США некий американец, сын одного из крупнейших железнодорожных магнатов США. Он подсказывал немцам, что руководители экономической жизни Германии должны обратиться к США с просьбой «прислать руководящих и опытных представителей американской экономики как друзей и советников» для наведения порядка во всех отраслях промышленности и торговли. Эта рекомендация — хотя и видоизмененная — была осуществлена в форме знаменитых в 30-е годы планов Дауэса — Юнга.

…Здание это находится совсем не там, где можно было бы его искать. Не в центре Базеля, где немало капитальных, столь типичных для конца XIX века серокаменных домов, фасады которых украшены мраморными портиками. Для европейских строений того времени (и того назначения) сложился определенный торжественный стандарт, в пределах которого варианты зависят только от масштаба деятельности банка. И селятся банки обычно рядом друг с другом, как, например, в Цюрихе, где они захватили целую улицу, идущую от вокзала к центру города (знаменитая Банхофштрассе).

Банк, который я разыскивал, тоже находится у вокзала. Однако в Базеле вокзал далеко от центра, он почти на самой границе. Несколько сот метров — и вот уже ФРГ, железнодорожная станция, носящая название «Базель — Бад». Возможно, приграничное положение одного из старейших швейцарских городов сыграло свою роль при выборе места для созданного в 30-е годы Банка международных расчетов, одним из важных вкладчиков которого стала Германия. Для немецких членов правления было делом нескольких часов добраться, скажем, из Франкфурта-на-Майне (города банков) до Базеля. Да и из Берлина недалеко.

Я повторил этот маршрут, сойдя в Базеле с идущего из Франкфурта трансевропейского экспресса. Не надо было брать такси, поскольку от вокзала до банка метров сто. Его старинное здание не соответствовало «банковскому» архитектурному стандарту. Как мне разъяснили, здесь раньше находилась гостиница «Гранд отель де Савой э де ла Универс». И впрямь, идя по коридорам, можно было видеть типичные гостиничные аксессуары; в голову приходили веселые сравнения со знаменитым ильфо-петровским «Геркулесом», как известно, тоже разместившимся в бывшей гостинице. Но я не мог поделиться этими впечатлениями со своим собеседником — англичанином Макдаффи, который принимал меня в своем кабинете заведующего отделом общественных связей, поскольку он, безусловно, не читал «Золотого теленка».

Попасть сюда оказалось непросто: в банке не любят журналистов, особенно иностранных. Понадобилось несколько дней и десятки телефонных разговоров с моими швейцарскими коллегами из «Базлер нахрихтен» и «Нейе цюрхер цайтунг», чтобы договориться о визите. Темой моей беседы был нашумевший в 70-е годы международный финансовый феномен, именовавшийся «евродолларом». Я не ошибся: в базельском банке я получил подробные и весьма квалифицированные комментарии, очень пригодившиеся мне, малосведущему в этой сложной материи.

В начале нашей беседы Макдаффи заметил:

— О, мы теперь не столь известны, о нас вообще в мире позабыли. А было время, когда здесь совершались большие дела. Тогда, наверное, от журналистов не было отбоя. А теперь вы первый за несколько месяцев. Что же касается нашего банка, — добавил Макдаффи многозначительно, — то он не занимается многим, о чем пишут, и занимается многим, о чем не пишут…

Мой собеседник вручил мне несколько брошюр, рассказывающих о деятельности банка. Мне они пригодились, когда я занялся историей этого внешне скромного учреждения, носящего в немецком варианте трехбуквенное наименование Бе-и-цет, а в английском — Би-ай-пи. Мы же будем для Банка международных расчетов применять русскую аббревиатуру БМР.

Идея создания БМР принадлежала Яльмару Шахту — тому самому немецкому банкиру и финансисту, который окончил свою бурную карьеру на скамье подсудимых нюрнбергского Международного военного трибунала. По предложению Шахта, поддержанному в лондонском Сити и на нью-йоркской Уолл-стрит, было создано это международное финансовое учреждение, расположившееся в Базеле. Для чего?

Ответ на этот вопрос мы получим, обратившись к годам, когда германский империализм, потерпевший крушение в первой мировой войне, судорожно искал возможность восстановить свои утраченные позиции как на мировых рынках, так и в мировой политике. Кого он мог найти в качестве союзника на Западе? Главные державы-победительницы — Англия и Франция — с большой подозрительностью относились к «пенью сирен» из Берлина, где всячески заверяли, что Германия будет вести себя смирно и уж, во всяком случае, послужит Лондону и Парижу в деле борьбы против «безбожного большевизма», появление которого доставило не только головную, но и зубную боль хозяевам Сити и «Лионского кредита». Но Соединенные Штаты…