Лев Безыменский - Тайный фронт против второго фронта Страница 8

Соединенные Штаты вышли из войны в исключительном положении. Американские концерны накопили за счет воевавшей Европы огромные средства. Вступив в войну «под занавес» и не понеся никакого ущерба, они мнили себя будущими хозяевами Европы и не особенно считались со своими английскими и французскими коллегами. В этих условиях вполне логично напрашивалась мысль использовать побежденную Германию — страну с огромным экономическим, техническим и финансовым потенциалом. Разве не соблазнительно было сделать ее своим «младшим партнером»?

Именно эта идея стояла за далеко идущим финансовым планом, принадлежавшим международной комиссии, в которой ведущая роль принадлежала Чарльзу Дауэсу, президенту «Сентрал траст компани оф Иллинойс», и Оуэну Юнгу, президенту административного совета «Дженерал электрик», члену правления «Рэдио корпорейшн оф Америка». План был прост как колумбово яйцо: так как Германии по Версальскому договору предстояло выплачивать многомиллионные репарации, а она якобы не в состоянии была это сделать, то союзники (в первую очередь США) дают ей заем. Тогда начнут работать заводы Рура и Германия способна будет вернуть долги — ни рано ни поздно… к концу 1987 года. Планы Дауэса — Юнга предусматривали, что Германия должна была получить международный заем в 800 миллионов золотых марок.

Когда 16 июля 1924 года в Лондоне открылась международная конференция по плану Дауэса, английский премьер Рамсей Макдональд объявил: «Мы подойдем к нашей задаче как деловые люди, стремящиеся заключить сделку». И сделка была заключена. 31 октября 1924 года президент Рейхсбанка Яльмар Шахт пригласил к себе на торжественный обед м-ра Юнга, а с ним членов германского правительства во главе с канцлером Марксом. Шахт провозгласил тост за «новый дух, которому мы желаем следовать и который воплощен в Оуэне Юнге».

Конечно, речь шла совсем не о «духе». Следует помнить, что м-р Юнг воплощал реальную мощь «Дженерал электрик» и «Ар-си-эй», его сосед за столом Паркер Джилберт был совладельцем банка Моргана, а Дауэс представлял не менее влиятельный чикагский банк. Они действительно могли в перспективе осуществить замысел мощных групп американского капитала, которые прекрасно знали, что творили: ведь Германия вскоре прекратила выплату репараций, а проглотив американский заем, вернулась на мировые рынки.

Только при помощи США послевоенная Германия смогла стать на ноги. Планы Дауэса — Юнга стали символом этой помощи, но ими дело не ограничилось. С 1924 по 1929 год прилив иностранного капитала в страну составил 10–15 миллиардов рейхсмарок долгосрочных и свыше 6 миллиардов краткосрочных вложений, из которых более половины поступило из США. К 1930 году общая сумма возросла до 32 миллиардов. В числе кредиторов были «Нэшнл сити», «Диллон Рид», «Кун — Леб», «Гарриман», «Шредер» и многие другие ведущие американские банки. Германские монополии стали непременными участниками крупнейших международных картелей, которые контролировали 42 % всей мировой торговли.

Именно во времена планов Дауэса — Юнга родилась идея создания БМР. Он стал органом сотрудничества крупнейших государственных и частных банков, в том числе Федерального резервного банка США, Немецкого Рейхсбанка, Английского банка, Банка Италии, Французского банка, Бельгийского банка. Иерархия частных банков была представлена моргановским «Фёрст нэшнл бэнк оф Нью-Йорк» и частными банками Японии. И если сначала предполагалось, что БМР займется приемом и выплатой германских репарационных платежей, то уже в 1931 году в Базеле было установлено, что Германия не в состоянии платить долги. Деньги потекли не из Германии, а в Германию — в страну, которая начала планомерную и целеустремленную подготовку к новой войне. Недаром ведущие посты в БМР заняли лица, непосредственно участвовавшие в процессе милитаризации немецкой экономики, а именно:

— Герман Шмиц, председатель правления «ИГ Фарбениндустри», член «кружка друзей рейхсфюрера СС»;

— Вальтер Функ, имперский министр экономики, будущий подсудимый в Нюрнберге;

— Эмиль Пуль, вице-президент Рейхсбанка;

— Курт фон Шредер, обергруппенфюрер СС, глава банка «И. Г. Штайн»; именно на его вилле 4 января 1933 года было принято решение о передаче поста рейхсканцлера Гитлеру.

БМР создавался с ориентацией на возможную войну: в его уставе даже был специальный пункт, согласно которому он в случае войны не подлежал ни конфискации, ни ликвидации. Именно поэтому банк и разместился в стране «вечного нейтралитета». В годы второй мировой войны заседания совета директоров, возглавлявшегося американцем Томасом Харрингтоном Маккитриком, происходили в Базеле в полном составе, с участием представителей обеих воюющих сторон…

О том, насколько удобной для гитлеровской Германии оказалась эта возможность, свидетельствует один пример, относящийся к более позднему времени. Когда в марте 1939 года вермахт вступил в Прагу, нацисты явились в Национальный банк Чехословакии и потребовали выдачи золотого запаса страны в сумме 48 миллионов долларов. Им ответили, что это золото уже отправлено в Базель, в БМР, а оттуда должно быть переправлено в Английский банк. Гитлеровцы заставили директоров Чехословацкого, банка послать в Базель распоряжение о том, чтобы это золото оставалось в Базеле или было возвращено туда из Англии. Глава Английского банка — он же член совета директоров БМР — Монтэгю Норман немедленно выполнил это указание.

— Верно ли, что национальные сокровища Чехословакии попали к немцам? — задал в мае 1939 года в палате общин вопрос лейборист Джордж Страусс.

— Нет, неверно, — ответил премьер-министр Невилл Чемберлен.

А в конце мая телеграфные агентства сообщили: в результате переговоров между БМР и сэром Монтэгю Норманом золото Чехословакии переправлено в Берлин.

Но это была не единственная акция. «Нацистское правительство, — заявил в 1944 году член палаты представителей США Джон Коффи, — имеет на счету БМР 85 миллионов швейцарских франков. Большинство членов правления — нацисты. Как же могут американские деньги оставаться в этом банке?» Тем не менее деньги остались. Более того. По словам министра финансов США Генри Моргентау, «дальнейшее существование БМР немцы будут рассматривать как перспективное для них поле деятельности, что уверит шахтов и функов в сохранении прочных связей между США и Германией».

Предвоенный период был характерен развитием деловых (и личных!) связей между влиятельными деловыми кругами США и Германии. Первая крупная сделка в этой области была заключена в 1929 году между «ИГ Фарбениндустри» и «Стандард ойл компани». Еще в 1926 году уполномоченный «Стандард ойл компани» Фрэнк Говард был направлен для переговоров о сотрудничестве с «ИГ Фарбениндустри», так как в США были немало встревожены новейшим достижением немецкой химии — производством синтетического бензина из угля (т. н. патент «Буна»), Соглашение, заключенное под эгидой семьи Рокфеллеров, предусматривало раздел сфер влияния: за «Стандард ойл компани» оставался нефтяной бизнес, за немцами — бизнес химический. В 1929 году в США был основан филиал «ИГ Фарбениндустри» — «Америкэн ИГ корпорэйшн», в состав правления которой вошли глава «Стандард ойл компани» Уолтер Тигл, Форд-младший и банкир Уорберг. Эта сделка принесла Германии немало, а именно оградила ее от американской конкуренции на ряде рынков.

Рокфеллеры обеспечили себе связи с Германией (или наоборот?) и в финансовой сфере. В 1936 году отделение частного банка Генри Шредера в Нью-Йорке объединилось с домом Рокфеллеров, создав инвестиционный банк «Шредер, Рокфеллер и Кº». Партнерами стали Эвери Рокфеллер (племянник главы дома), барон Бруно фон Шредер и его кузен Курт фон Шредер, уже знакомый нам по БМР. Интересы банка защищала юридическая контора «Салливэн, Кромвелл энд Кº», а именно известные адвокаты Джон Фостер и Аллен Даллесы. Джон Фостер Даллес входил в состав совета директоров американонемецкого банка Шредеров. Прямой контакт с этим банком имело парижское отделение «Чейз нэшнл бэнк» (Морганы).

Хорошо известен был в этом кругу и видный адвокат Уильям Донован, по кличке Дикий Билл. Как член совместной американо-германской комиссии по долгам, он завязал теснейшие связи с немецким представителем в этой комиссии — берлинским адвокатом Паулем Леверкюном. С Леверкюном его связало и другое — не менее доходное и, пожалуй, более эффектное! — судебное дело. Его героиней была международная авантюристка, именовавшая себя «великой княжной Анастасией», сиречь дочерью свергнутого революцией царя Николая II.

Это дело долгие годы не сходило со страниц немецкой и американской «желтой» прессы, после того как в Берлине в 1925 году появилась женщина, объявившая себя «чудесно спасшейся» дочерью царя. Ее появление привело в некоторое беспокойство всю белогвардейскую эмиграцию и особо «претендента» на российский престол великого князя Кирилла, поскольку лже-Анастасия предъявила претензии на деньги и золото династии Романовых, хранящиеся в странах Запада, в том числе и в Соединенных Штатах.