Станислав Смоляков - Я дрался с бандеровцами Страница 9

Теперь снова об оккупации. Я не видел таких, кто бы встречал немцев цветами. В Луцке такого не было! В городе все было разбито и разбомблено. Луцк, надо честно признаться, в то время являлся небольшим провинциальным местечком, отстроились мы уже после войны с помощью советской власти.

Через некоторое время после начала оккупации начались страшные издевательства над советскими военнопленными. Этих несчастных собрали в лагерь и обтянули его колючей проволокой. Помню, как военнопленные расстилали на улицах простыни или большие куски ткани, после чего начинали искать в руинах и собирали на разложенные тряпки оставшиеся целыми кирпичи и камни. Их охраняли немецкие автоматчики с собаками. На измученных голодом и жаждой военнопленных было страшно смотреть. Обессилевших, не способных работать бедолаг оккупанты, засучив рукава, словно мясники на бойне, тут же на улице забивали прикладами насмерть… Все это вызывало ужас и сочувствие в наших мальчишеских сердцах.

Немцы запрещали кормить наших солдат и отгоняли гражданское население от лагеря. Нас, дворовых пацанов, собралось человек десять… Только подумайте, сами ходили голодные, но умудрялись что-то найти и тут же несли к этим простыням! Незаметно подкидывали между камнями то кусочек хлеба, то половинку вареной картошки. И таким образом кормили своих…

Однажды мы попались. Начали бросать еду, немец-охранник заметил это и крикнул: «Halt! Halt!» Мы бросились врассыпную, но человек пять все равно поймали. В том числе и меня. Привели в облсуд, загнали во двор. Дальше заводили в комнату по одному. За столом рядом с немцем сидел наш переводчик, из местных: «А ну-ка, что у вас в карманах? Вынимайте!» Начался обыск. А я уже курил в то время – нашли у меня спички и сигареты в кармане. Обыскали каждого, и очень тщательно. У одного вдруг обнаружились патроны и пистолет… Где он все это нашел, ума не приложу. Нас всех сразу же построили во дворе. Его поставили у какого-то сарая, и автоматчики расстреляли прямо на наших глазах…

Остальных отвели на улицу Ленина (ныне – проспект Воли), загнали в подвал какого-то дома. И помню, во второй половине дня, ближе к вечеру, к нам зашел успевший переметнуться на службу к немцам пленный красноармеец. Спросил нас, хотим ли мы кушать. Естественно, закричали утвердительно. Кричим и плачем, спрашиваем: «Почему нас забрали, что мы сделали такого?» Он молча выслушал, затем принес каждому по кусочку хлеба.

Наутро приезжает немецкий областной комиссар. Поговаривали, что это сам комендант Луцка, но черт его знает. Заявляет через переводчика: «Сейчас мы вас прощаем, но если еще раз кто-то попадется, то будет с вами так, как с этим парнем…»

Стали выпускать по одному через калитку, а там стоят два мордоворота – немцы уже завезли львовских националистов. Только я вышел, мне по спине со всей дури как врежут. Ужас… Не вздохнуть. Прибежал к тетке, родной сестре матери. Стал у нее жить, первое время даже на улицу не выходил – боялся.

Следующая трагедия в Луцке – это расстрел евреев. Еще в 1941 году их всех согнали на окраину города в большое здание. Отделили от семей мужчин-евреев, имевших нужную немцам специальность. Остальных, в основном детей и женщин, бросали в машины, как бревна. И занимались этим не немцы, а местные украинские полицаи-националисты. Гордо носившие немецкую черную форму с серым отливом с повязками на рукавах. Вооруженные винтовками и автоматами, они распределились по машинам, затем уселись вдоль бортов, и колонна тронулась. Людей увезли куда-то за Луцк и там всех расстреляли…

Потом взялись за евреев-специалистов. Немцы отчего-то решили, что те после расстрела своих семей станут безропотно работать на оккупантов. Спецы же прекрасно понимали, что им все равно рано или поздно придет конец, и решили отбиваться. Как они протащили оружие к себе, не знаю. Но когда полицаи за ними пришли, загрохотали выстрелы. Поднялась страшная стрельба. Потом вспыхнуло здание, и уцелевшие евреи начали разбегаться в разные стороны. На них устроили форменную охоту, как на диких зверей. Травили каждого в отдельности. Забивали насмерть прикладами, расстреливали из пулеметов, ловили с собаками. Несколько дней в городе шла настоящая война. Практически всех евреев перебили… Так что во время оккупации насмотрелся всякого…

Жил у тетки, то там подрабатывал, то здесь. Кому-то принесешь почту, кому-то поможешь отнести вещи на базар для продажи. Копал огороды, окапывал деревья. Никакой работы не чурался.

Сейчас бандеровцы рассказывают, что они на Волыни нападали на немцев. Это все бредни и вранье! На самом деле было ровно наоборот: они помогали немцам в качестве полицаев. Именно они расстреляли евреев. Что еще сказать? Довелось видеть результаты Волынской трагедии – страшной резни, устроенной националистами. Но об этом трудно даже говорить…

В 1944 году накануне освобождения немцы начали расстреливать мирное население. Прибежала соседка и сообщила: «Прячьтесь кто куда может, немцы ходят по квартирам и расстреливают мирных людей!» Мы с теткой взяли на ночь подушки и спрятались в погребе. Крышку закрыли, чтобы если кто-то придет, как мы наивно надеялись, то не будет искать нас в погребе. Просидели всю ночь. Испытывали такой страх, что даже ни на минуту не заснули…

Рано утром 2 февраля, едва развиднелось, я приоткрыл крышку подвала. Вылез, подобрался к окошку. Смотрю, на улице Ленина шагают какие-то войска, идет кавалерия. Очень удивился, что такое: на офицерах золотые погоны. Вдруг вижу, что на улицу выскакивают люди, кричат: «Ура! Ура!» Как же люди радовались приходу советских войск… Кидались к солдатам, обнимались, плакали. Немцев никто не терпел в Луцке.

После освобождения Луцка в здании современного здания кукольного театра разместился областной драмтеатр. И как-то раз мы, пацаны-беспризорники, собрались группкой и без билетов прошмыгнули на представление. Показывали постановку «Вий» по Николаю Васильевичу Гоголю. Страшно и интересно! Совсем еще пацаны, но во время перерыва вышли покурить. Я взял папиросу в руку и тут вижу, что на меня смотрит какой-то офицер. В приличном звании, я тогда в них не разбирался (этот был полковником). Смотрит так пристально. Рядом с ним стоит женщина. Я тут же выбросил папиросу. Думаю, сейчас за курение по губам даст. Он подходит, спрашивает: «Ну что же, малышня-беспризорники (сразу все понял), как дела?» Отвечаем, что ничего, нормально, вот пришли посмотреть постановку. Почему-то я к нему во время разговора проникся. Он стал меня расспрашивать: «Отец есть?» – «Нет». – «А мать?» – «Никого нет, сирота». Внезапно офицер предложил с ним поехать. Удивленно спрашиваю: «Куда?» Ответ четкий, по-военному лаконичный: «В армию!» Полковник предложил поступить следующим образом: «Давай все-таки досмотрим постановку, потом, когда будешь выходить, жди меня возле двери. Если я раньше выйду, то подожду тебя». И ушел… Пацаны мне говорят, мол, не ходи, а то черт его знает, куда он тебя завезет. Посоветовали убежать. Так что я решил пораньше выйти и скрыться. Выхожу из театра, спускаюсь вниз, а полковник уже стоит на выходе со своей, как после выяснилось, женой. Тут уж мне некуда было деваться. Сел с ними в машину и приехал в Киверцы. Сначала прибыли на квартиру, где они жили у какой-то хозяйки. Помыли меня, дали длинную рубашку, видимо, самого полковника. Я переоделся.

На следующее утро полковник привез меня в Киверцовский лес. Там стоял артиллерийский полк. Они относились к войскам 4-й Гвардейской армии 3-го Украинского фронта. И вот он вызывает командира 41-й окружной артиллерийской мастерской. Поручает ему заняться моей судьбой. Тот меня приводит к себе в расположение, подзывает какого-то старшину: «Вот тебе сын полка. Надо его одеть, накормить и обуть! Пошей ему форму, чтобы все как положено». Быстро пошили форму, обули. Даже пистолет выдали! Хотя мне всего 15-й год шел.

Вскоре я стал водителем легковой машины командира нашей 41-й окружной артиллерийской мастерской капитана Станько. Это был трофейный легковой автомобиль Steyr. Водить машину научил меня старшина-механик Фисон, заведующий техникой. Потом я уже ездил и на ЗИС-5, и на ГАЗ-АА, «полуторке». Так что активно трудился, как настоящий шофер, хотя водительских прав не имел.

Вскоре часть тронулась следом за артиллерийскими частями, и мы продолжили освобождать Украину. Оттуда нас направили на Румынию, дальше на Югославию, Венгрию. В Австрии встретились с американцами, англичанами и французами. Отлично встретились: обнимались, радовались, союзники нас угощали сигаретами, конфетами и шоколадом. Мне тогда надавали множество консервов. Здесь же с неописуемой радостью и волнением отпраздновали День Победы. Стреляли в воздух со всех стволов. Правду говорят, такая радость бывает только раз в жизни… Все мучения закончились – фашисты сдались. Тут организовали еще одну победную встречу с союзниками. В Вене, в большом зале.