Миша Бастер - Хардкор Страница 19

И. Г. В 85 м я работала в Доме моделей на Кузнецком вместе с Вадиком Оззи – понятно сразу, что этот чел слушал. В перерыве, по старой памяти, мы тусили в столовой МАРХИ, а после работы Вадик направлялся в бар «Ладья», в простонародье «Яма», где уже собирались народные рок-музыканты и меломанская туса. Там можно было легко почерпнуть последние новости, где планируются какие сейшена. И как-то на ход ноги совместить эти действия с учебой и ночными тусами с хиппарями на «Ноге», в пельменной. Там я тогда познакомилась с цветом московско-питерской системы: Рулевой, Красноштан, Леша, Костя Галоперидол, молодые тогда еще Патрик, Ромашка, Ярик, впоследствии ставший лидером группы «Мурзилки-мотокуклис» и многие другие…

Учиться получалось легко, тем более что учеба перемешалась с практикой пошива всякой «новогодней продукции». А вписанность в ситуацию при том бесшабашном образе жизни протекала за счет достаточно широкого круга интереснейших неформальных знакомств. Желание было огромным, и мы старались везде успеть. Вставали в шесть-семь утра, кроили, шили, бежали учиться, по дороге успевая на стрелки и за билетами, по вечерам и выходным опять тусы, концерты. На следующий день- вновь в шесть-семь подъем – и опять, по кругу… Уволили нас из Дома моделей почти одновременно, но по разным причинам: меня после того, как я внесла рационализаторское предложение по более быстрому выпуску лекал, что было никому не надо, иначе всем пришлось бы больше работать. А это не входило ни в чьи планы; меня, сначала похвалив, наградили одновременно и выговором и денежной премией, а затем сослали подальше с глаз, на картошку в колхоз, предложив уволиться по приезду. Вот именно это и раздражало всех деятельных молодых людей, заставляя уходить в неформальную оппозицию. Оззика же с другом уволили сразу после того, как они, наглотавшись триазина и ещё какой-то хрени, сорвали репетицию генерального показа моделей. Они, будучи не в себе, забрались на сцену и покусали манекенщиц за ноги. По слухам, дирекция еще долго не могла прийти в себя, а случай оброс смешными легендами на тусовках.

М. Б. Нуда. Вынужденность сожительства субкультурного люда и дряхлеющей системки, как хипповской, так и официальной, сама по себе провоцировала безбашенные фрондерские выходки «подраненных реалиями» маргиналов. И на базе этих похождений «подранков» формировались городские легенды. Которые тут же разносились по тусовкам, обрастая сплетнями и слухами. И здесь уже немалую роль играли как раз хиппи и экс-хиппи: народец, гонящий круглосуточно. Впрочем, и потребляющий всякий самиздат и эзотерическую литературу, которая также находилась под запретом.

И. Г. Кстати, да. Мифологизация и чтение всякой ерунды давали свой результат в виде подросткового сектантства и всяких псевдосатанических перфомансов. Из которых в дальнейшем и выросла стилистика многих металлистов. Соседство же с хипповской системой привносило свои плюсы и минусы.

Мы тем временем гуляли в компании с Боровом, Ромой и Вовой. Все понимали друг друга и нам было хорошо… Хиппи помогали новой волне маргиналов «вписками», а музыкантам- помещениями под репетиции и квартирники. К тому же близость этой частично творческой системы к художественным и литературным кругам тоже расширяла кругозор. Все это выливалось в посещение выставок, в том числе и круга молодых хиппариков, которые делали загородные и периферийные выставки, а потом перебрались и в Москву. Паук познакомил мою подругу Миледи с хипповским гуру, отцом Никодимом. Это был полный псих, и мы друг друга сразу же взаимно «возлюбили». Он меня, видимо, за то, что я любила тяжелую музыку и за повышенное внимание ко мне моей подруги, а я его- за чрезмерное чувство собственной важности и эгоизм, доходящий до абсурда. Хотя надо отдать ему должное: именно благодаря ему я имею сейчас возможность ностальгически релаксировать, глядя на картины Миледи, которые она написала, сидя у него в мастерской. Этот самодур запирал её там, обрекая на муки творчества; правда, цена этих картин оказалась слишком высокой. Разрыв с ним стоил моей подруге сотрясения мозга, а мне- испорченного настроения и волнений в самый разгар одного из моих дней рождения…

Примерно в то же время, осенью 86 го, была акция на Арбате. Всех художников свинтили вместе с картинами на Петровку, заведя дело, как на диссидентов, которое закрыли только в начале девяностых при чистке архивов… Потом Никодима, Вана, Лешу Кришнаита и других хиппарей мы часто встречали в «Желтке» на Чистых прудах чуть ли не каждый день, поскольку работали там рядом, в ателье.

М. Б.Это известный случай. Еще покойный Папа Леша обратил внимание на появление в системе деятеля с позывными «Рулевой», который распространял всякую самиздатовекую бредятину и стал инициатором уличного «протеста». Но почему-то не сообщил товарищам, что договорился с американцами о репортаже с мероприятия. Что там было на самом деле, никто не знает, но после спровоцированного массового винтилова человек покрасовался перед камерами и свалил из страны на «диссидентском» пафосе. В каком-то смысле молодец; для многих середняков и представителей советской «интеллигенции» свалить из страны, где их все раздражало и ядоточило, стало навязчивой идеей. Поэтому ниша радикального подросткового «акционизма» старалась вовсе избегать негатива и политической эксплуатации. Был бунт ради бунта и осваивание новых пространств.

И. Г. Да. Начиная с квартирных бесчинств на районах, заканчивая уличными перфомансами и организацией концертной деятельности. Этого хватало. Мы в 86 м оказались участниками угаров в Бусиново, где «правил» Влад, которого мы шуточно короновали по всем канонам тайных обществ. Как раз начитавшись всяческих запрещенных и бредовых книжек. Таким образом, Влад каждый раз под дикие вопли падал с трона Люцифера, теряя корону, а остальные трясли хаерами под Iron Maiden и AC/DC и изгалялись. Иногда даже пытались в квартирах репетировать, несмотря на протесты соседей и вызовы милиции. Во время таких угаров Влад даже сломал ногу, но тусы на этом не закончились; ему пришлось поучаствовать в сожжении крестов на пустыре в Вальпургиеву ночь – это было зрелище в духе последующих шоу «Коррозии». Окончание его, правда, помню смутно, но наутро, услышав звон пустых бутылок, я проснулась и обнаружила на себе чужой проклепанный ремень, а на ногах- два разных сапога… Один – свой, другой – Миледи, а на Миледи, соответственно, наоборот. На спящем Владе была надета кастрюля и покрывало, а в руках он сжимал скипетр-половник. Остальные участники тоже выглядели не лучше, а посреди комнаты валялся фотик. Что было в нем, мы частично узнали в последующие годы в процессе формирования вашего архива…

Рома Костыль никогда не поощрял моего участия в данных беспределах, но это оказалось неизбежным, поскольку еще долгое время сам работал в «Коррозии металла», периодически сваливая и возвращаясь обратно… А я, благодаря ему, успела поработать костюмером и в «Коррозии», и в «Металл Аккорде», а потом, через них, и с такими группами как «Тяжелый день», «Чёрный Обелиск» и многими другими.

В 86 м же состоялся первый металлический опен-эйр в Рублево, куда съехалось немало неформалов и на котором я встретила металлистов из Текстильщиков; причем один из них, Амос, оказался моим приятелем детства. А ещё один из этой тусы, Репа, вообще был моим одноклассником. Но его в Рублево я не помню. Металлисты из Текстилей – совсем отдельная тема. Достаточно массовая и выдавшая центрам энное количество заметных деятелей. А на то эпохальное мероприятие выдвинулась те же Цент, Кот, Аристарх, Боярский, ну, и мы: я, Рома, Вова, Сакс, Паук, Черт, Бес, и еще куча уже знакомого между собой народа… Такого количества автобусов, набитых под завязку неформалами, я еще не видела ни разу. Остальные, видимо, тоже. Многие шутили по этому поводу, что это спланированная акция, и что на концерт мы, возможно, вообще не попадем, а нас сразу отвезут на сто первый километр. В рамках борьбы с тунеядством, когда социально опасных и ненадежных элементов выселяли из Москвы. Но концерт всё ж состоялся; ещё бы вспомнить, кто там играл и что было после него… На этот счету меня полный провал в памяти, на почве влюбленности… Помню все не четко, эпизодами, как во сне. «Коррозия», записав первый альбом, вступила в московскую Рок-Лабораторию и рубила кучи концертов, которые часто срывали и отменяли. Но никто не обламывался, потому что раньше и этого не было.

Новый 1987 й год мы с помпой отметили на Арбате, в модной тогда «Метле», куда проникли благодаря рок-лабораторским ксивам. Это была одна из грандиозных пьянок-ёлок, и как кому-то ещё удалось там отыграть, вообще непонятно. Да и сам Новый Год мы проворонили, благодаря Саксу и Бесу, которые за пятнадцать минут до радостного события принялись откупоривать шампанское и орать «С Новым Годом!!!» А Воробей упал под стол, где уже бухал Паук с какими-то герлами… Само мероприятие мало кто помнит, но мне запомнились утренние сугробы вдоль Нового Арбата, из которых торчали ноги и руки вырубившихся по дороге домой тусовщиков…