Миша Бастер - Хардкор Страница 18

В этом вузе традиционно училось много продвинутой молодежи, и, естественно, завязалось общение, где основным мотивом была новая музыка. Всеядными студентами впитывалось всё подряд, лишь бы новое- от западной попсы и панк-авангарда до тяжелой музыки. По тем временам Deep Purple и Led Zeppelin считались неимоверными тяжеляками…

То, что открылось за этими дверями в мир меломании, мне нравилось, но сказать, что это была моя музыка, я не могла. Двумя годами позже мозг мне взорвали Sex Pistols; уже потом я услышала её, свою музыку, и… понеслись те самые драйвовые восьмидесятые. Которые закономерно смешались в девяностых со всеми проявлениями глэма, инди и рейва. Но к старому хард-року и панку я до сих пор испытываю теплые, ностальгические чувства… Как к Баху, тяжелой артиллерии классики… Тем более, что мои друзья, будучи старше меня лет на пять, слушали Rainbow, Jethro Tull, Pink Floyd и Queen. Все они были рядом и каким-то образом умудрялись потреблять заодно и наши группы – от «Аквариума» и «Машины» до «Круиза» и «ЭВМ».

М. Б. В целом круг общения складывался хаотично и состоял из людей как-то пытавшихся бороться с серостью повседневности?

И. Г. Круг общения складывался как-то совсем бредово. Полярно. С одной стороны- роллеры на скейтах. Все это шло в одной волне зарождавшегося в Москве брейк-дэнса, с его покатухами и «ломаниями» в Крылатском, что потом эпизодом вошло в нашумевший перестроечный «Курьер». С другой стороны, моя подруга Миледи, вместе с которой мы открыли еще одну дверь в мир хипповской системы, со всеми ее «вписками» и уличными кучкованиями, опутывавшими весь центр столицы. Начиная с пельменной на «Ноге», «Этажерки», «Гоголей» и заканчивая Арбатом и «Туристом» на Мясницкой. Но, как оказалось позднее, наше вливание в эти нестройные ряды было ещё цветочками: цирк начался позже, с 1984 го. Когда одна наша знакомая поимела неосторожность познакомиться на Первомайских гуляниях с одним интересным, на её взгляд, длинноволосым юношей. С которым мы по уже ставшей закономерной случайности встретились позднее на набережной Гурзуфа, куда летними сезонами стекалось множество советских модников и куролесящих студентов. Этим человеком был, конечно же, Сережа Паук. И с этого момента и начались те самые приключения, наиболее точным определением которых, стало слово «угар».

Никто не подозревал, что это мимолетное знакомство в Крыму будет иметь бурное продолжение. И что, вернувшись в Москву, мы познакомимся с целой толпой подобного народа, являвшегося генератором многих событий в жизни города. И то, что вопросы скуки нас больше не будут волновать никогда…

Приехав с юга, Паук познакомил нас с остальным составом уже сложившейся «Коррозии»: Боровом, Саксом, Ромой, Моргом, Воробьем, Шизофреником, со своей сестрой Натахой, их друзьями – Владом из Бусиново, Вовой, потом с Сергеем Гансом. А он, в свою очередь – с Анюхой, Пчелой, Антоном Гарсия, тусой с Аэропорта, с Боярским, Сазоном, Жаном, Кириллом и многими другими… Неформальные знакомства разворачивались стремительно, переплетаясь в один клубок и вереницу лиц, представлявших различные столичные районы. И в какой-то момент мы даже решили отметить наше знакомство в кафе на Тверской. Как раз в этот период процветали «сухой закон» и коррупция, его сопровождавшая. Паук для смеха вписал в меню портвейн и водку, вложив рублевое обоснование. И мы не были выдворены за дверь, как полагается, а, наоборот, получили желаемое, немало удивившись и повеселившись. Вечер удался…

И понеслось! Регулярные заслушивания хеви-металла в компании Паука, Анжея, Влада, Ромы Костыля, Сереги Черта и… всех даже и не упомнишь. С 85-го по 87-й случился настолько безбашенный угар, что некоторые участники уже и вспомнить-то толком ничего не могут, по причине какого-то передоза хлынувшей информации и событий. Все превратилось в какую-то мешанину, состоявшую из тотального стеба вперемешку с яркими вспышками из отдельных эпизодов.

М. Б. Я в какой-то момент придумал аллегорию: подростки, как комарье, слетелись на очаг концертно-меломанской субкультуры. А насосавшись живительной информационной влаги, утрачивали порою полностью чувство самосохранения. За что были в какой-то момент прихлопнуты суровой советской перестроечной действительностью. Если, конечно, не находили, чем в рамках этой структуры заняться, или изначально шли в андеграунд только за удовольствиями.

И. Г. У нас происходило примерно так. Хотя мы с Миледи пытались жить прежней жизнью и ритмом, но новые знакомства резко подкорректировали наши жизненные планы. Особенно, когда мы попали на первые концерты «Коррозии». Проводившиеся сначала в каких-то хиппарских сквотах и в рамках квартирников, затем в каких-то жэковских «красных уголках». А чуть позже в небольших советских клубах и домах облезшей советской культуры. Все это произошло не сразу в 85 м году, а постепенно. Пока мы вовсю клепали куртки и жилетки чемоданными заклёпками, варили джинсовки в театральных мастерских и пришивали к штанам десятки штук «молний № 10». Количества шипованных и проклёпаных нами браслетов, «подаренных» московским и крымским отделениям милиции, мне кажется, могло бы хватить на целый полк солдат. Несмотря на неудобства, связанные с пресловутыми «гонениями», мы отрывались на всю катушку, слушали «запретную» тяжелую музыку, читали самиздат и привезённые фарцовщиками редкие музыкальные журналы. Каждую субботу вся тусовка знакомых лиц отрывалась на «толпе» с винилом, кассетами, бумагой и шмотками, постепенно перетекая в отмечание покупок и всевозможные празднества местных масштабов, по всем районам Москвы и Подмосковья. «Горбушки» ещё не было, но армия поклонников тяжелой музыки росла, как на дрожжах. Десятками плодились новые группы, и мы курсировали по множеству самодеятельных концертов и только-только начинавшихся рок-лабораторским «солянкам», на сцене которых смешалось многое, а иногда и вовсе трудно совместимое. Подросткам все это казалось настоящим прорывом после долгого застоя – прорывом, состоявшимся вопреки запретам. Но это была еще не та свобода, о которой бредили и мечтали.

Параллельно в городе развернулись «ожесточенные бои» с люберами, которые массово стали наезжать в Москву и под которых стали косить гопники окраин. Те же самые концерты часто срывались, так и не начавшись. Из-за внешнего вида нас постоянно «винтили» в милицию, не брали на работу, не одобряли сограждане и сверстники. Все апеллировали к каким-то правилам и нормам общежития, декларируемые разве что советскими СМИ и тружениками заводов. Прослойка середняков во все это давно уже не верила, но попросту не могла позволить себе подобного. Так и формировалась новая «группа риска», расширяющая пресловутые нормы и весело ломающая морально устаревшие правила и стереотипы. Именно в «группе риска» подростки, дорвавшись до неподконтрольности, ставили на себе и окружающих всевозможные опыты, включая наркотические и суицидальные. Возможно, играя и забавляясь с этим.

Но шутки иногда кончались плохо. К тому же хипповская среда, в отличие от металло-рокерской, стала прибежищем многих морально неустойчивых персоналий, по разным причинам оказавшихся в маргиналиях. А все были вместе, группируясь по ту сторону запретов и это «вместе» часто приводило к грустным результатам. Немалая часть из тех, с кем мы познакомились в начале восьмидесятых, уже не с нами.

Мы жили так, как хотели и считали нужным. При этом всё хотелось попробовать и испытать на себе, о чем я еще ни разу не пожалела. Но теперь, спустя годы, все чаще удивляюсь смелости и безбашенности поступков и принятых в те беспокойные годы решений. Единственным объяснением того, почему мы выжили в то время, может стать то, что большинство из нас было подвержено зависимости, почти наркотической. И этим наркотиком для нас была пресловутая свобода. Она объединяла очень разные неформальные течения, её жаждали музыканты и другие творческие личности, её не хватало многим. И в воздухе витал запах перемен, которые вскоре и наступили. Это стимулировало жизнедеятельность и альтруизм. Для тех же, кто подменял это понятие наркотиками и алкоголем, все закончилось более плачевно и гораздо быстрее. Тем более что совмещать тусовочную жизнь и официальную деятельность в какой-то момент стало практически невозможно. Но мы как-то выкручивались.

М. Б. Или создавали собственные ниши деятельности.

И. Г. В 85 м я работала в Доме моделей на Кузнецком вместе с Вадиком Оззи – понятно сразу, что этот чел слушал. В перерыве, по старой памяти, мы тусили в столовой МАРХИ, а после работы Вадик направлялся в бар «Ладья», в простонародье «Яма», где уже собирались народные рок-музыканты и меломанская туса. Там можно было легко почерпнуть последние новости, где планируются какие сейшена. И как-то на ход ноги совместить эти действия с учебой и ночными тусами с хиппарями на «Ноге», в пельменной. Там я тогда познакомилась с цветом московско-питерской системы: Рулевой, Красноштан, Леша, Костя Галоперидол, молодые тогда еще Патрик, Ромашка, Ярик, впоследствии ставший лидером группы «Мурзилки-мотокуклис» и многие другие…