Михаил Ильин - Политическая наука №2/2011 г. Государственная состоятельность в политической науке и политической практике Страница 10

Переменная адаптированности согласуется с натурально-системным подходом в теории организаций, согласно которому организация стремится поддерживать свой баланс посредством адаптации к требованиям различных заинтересованных сторон [Abrahamson, 1977, p. 118; цит. по: Panebianco, 1988, p. 7]. В этом случае организация играет роль посредника с помощью «взвешивания» требований заинтересованных сторон относительно друг друга [Abrahamson, 1977, p. 118; цит. по: Panebianco, 1988, p. 8]. При оценке государства с точки зрения натурально-системного подхода необходимо также учитывать, что сторонников последнего можно подразделить на тех, кто определяет эффективность как оптимизацию, и тех, кто рассматривает ее в терминах максимизации [Price, 1970, p. 4]. Можно сказать, что сфера применения категории адаптации очень широка, так как этот концепт отражает одно из фундаментальных свойств организаций, взаимодействующих с внешним окружением, и от этого свойства зависят устойчивость и выживание организаций.

Эффективность государства, как и любой организации, зависит от способности к самообучению и непрерывному извлечению уроков из ошибок, а также от внедрения удачного опыта. Не случайно У. Торберт подчеркивает, что эффективная организация предполагает «институциональный процесс самообучения, посредством которого любая организация может развивать и обновлять свою приверженность все более конкретным целям, определять свои особые критерии эффективности и повышать уровень соответствия между этими конкретными целями (и критериями эффективности) и результатами» [Torbert, 1983, p. 276].

Исходя из этого, третья переменная может быть обозначена как обучаемость, т.е. способность государства непрерывно повышать продуктивность своей работы для групп конституентов. Она, в свою очередь, зависит от того, насколько государство способно предпринимать систематические усилия по организации такой работы. Степень выраженности этого признака может быть представлена в виде следующего набора характеристик: 1) государство предпринимает систематические усилия для повышения продуктивности своей работы для групп конституентов; 2) государство предпринимает определенные усилия для повышения продуктивности своей работы для групп конституентов; 3) государство время от времени предпринимает усилия для повышения продуктивности своей работы для групп конституентов; 4) государство предпринимает минимальные усилия для повышения продуктивности своей работы для групп конституентов; 5) государство не предпринимает усилий для повышения продуктивности своей работы для групп конституентов.

При решении задачи измерения данной переменной возникает также проблема «условных единиц», которые бы позволили «посчитать» усилия. Однако решение этой методологической проблемы, по всей видимости, возможно только на этапе первичного осмысления эмпирических данных относительно обучаемости.

Обучаемость можно рассматривать как одну из наиболее важных характеристик государства, которое стремится к увеличению собственной эффективности в условиях динамично изменяющегося мира. Не случайно американские исследователи организаций Дэвид Уэттен и Ким Кэмерон рассматривают обучаемость как одно из ключевых организационных качеств, по отношению к которым эффективность выступает как функция [Whetten, Cameron, 1994, p. 140]. От способности к самообучению во многом зависит и исход противостояния государства со своими соперниками.

Трактовка государственной эффективности с точки зрения восприимчивости к социальным требованиям близка к тому, что понимают под ней представитель конструктивистского направления в международных исследованиях Майкл Барнетт и швейцарский компаративист Кристоф Цюрхер, т.е. «способность обеспечить базовые услуги и общественные блага» [Barnett, Zürcher, 2009, p. 28]. В том же ключе рассуждает и чилийский исследователь Марио Марсел, который характеризует эффективность государства как «способности государственных институтов доставлять общественные блага и услуги, в которых нуждаются его граждане» [Marcel, 1999, p. 265].

Исходя из этого, четвертая переменная соответствует восприимчивости или «чувствительности» государственной организации. Она тесно связана с другими переменными государственной эффективности и означает степень, с которой государство удовлетворяет требования группы конституентов. В соответствии с этим можно выделить следующие ситуации: 1) государство полностью удовлетворяет требования группы конституентов; 2) государство в значительной степени удовлетворяет требования группы конституентов; 3) государство в основном удовлетворяет требования группы конституентов; 4) государство в минимальной степени удовлетворяет требования группы конституентов; 5) государство не удовлетворяет требования группы конституентов.

Как и в случаях с предыдущими переменными, уточнение содержания, методика измерения и последующая конкретизация «восприимчивости» будут во многом зависеть от контекста, а «единицы измерения» могут уточняться в ходе первоначального осмысления эмпирических данных.

Это находит подтверждение и в работах политологов. Специалисты по организационной теории Джозеф Молнар и Дэвид Роджерс предприняли важную попытку разработать инструменты измерения организационной эффективности государственных органов (public agencies). Авторы пришли к выводу, что, признавая различные цели и особенности государственного сектора, следует определять эффективность государственных органов не в терминах извлечения прибыли, а в терминах способности распределять ресурсы (поток на выходе вместо потока на входе) и обеспечивать услуги для своего окружения [Molnar, Rogers, 1976]. Важно, что применительно к государствам как акторам и институтам подобный подход может также способствовать выяснению их восприимчивости.

Можно предположить, что конкретные «единицы измерения» удовлетворения конституентов зависят от того, о какой их группе идет речь. Например, для политических партий (особенно программно-ориентированных, policy-seeking) это может быть корректировка политического курса в желаемом для них направлении, а для бизнеса – изменение экономической политики, например в области налогообложения. Поэтому построение соответствующих методик измерения возможно на этапе конкретизации объектов, т.е. групп конституентов.

Не случайно А. Коли и В. Шу предположили, что государственная эффективность может варьироваться не только между странами, но и в одной и той же стране как во времени, так и в направлениях политики. Авторы справедливо предполагают, что эффективность может оказаться результатом «едва заметного сложного сочетания того, как государства одновременно удовлетворяют одни социальные требования и самоустраняются от других», а для подтверждения этих предположений, «очевидно, необходимо больше исследований» [Kohli, Shue, 1994, p. 322]. Как отмечает политолог-международник и японовед Ричард Сэмьюэлс, эффективность государства возникает «не из собственной присущей ему способности, а из сложности и стабильности его взаимодействий с рыночными игроками» [Samuels, 1987, p. 262; цит. по: Evans, 1995, p. 50].

Предложенные переменные, их предварительная операционализация и контуры возможного дальнейшего развития методик измерения позволяют обозначить круг вопросов о связи между государственной эффективностью и другими важными параметрами общественно-политического развития, которые могут составить основу дальнейших эмпирических исследований в этой области. Эти вопросы предусматривают рассмотрение государственной эффективности в качестве как независимой, так и зависимой переменной.

Как уже подчеркивалось ранее, государственная эффективность имеет тесную связь с другими ключевыми параметрами социальной и политической жизни, такими, как свобода, демократия, социальные стандарты, уровень безопасности и т.д. В связи с этим возникает задача проверки того, как уровень организационной эффективности государств влияет на эти и другие параметры, и наоборот. Очевидно, что в этой сфере существует множество проблем, дискуссии по которым находятся в центре внимания современной политической науки. На представительных национальных и международных конференциях регулярно поднимаются такие вопросы, как «Означает ли повышение эффективности государств автоматическое увеличение жизненного уровня, экономический рост и усиление безопасности?», «Работает ли демократия?», «Обязательно ли эффективное государство является одновременно демократическим?» и т.д.

В частности, в центре внимания ряда авторов оказывается последний вопрос. При ответе на него следует, вероятно, учитывать тот факт, что эффективные государства могут иметь различный уровень демократии и эти уровни не обязательно повышаются или снижаются равномерно. Поэтому необходимо проверить совокупное влияние государственной эффективности и других параметров на демократизацию, и наоборот.