Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1970 год Страница 10

Люди и не пытались с ним бороться — он был сильнее их. Тем более в селе остались одни женщины. Ну, еще старики. Ну, еще мальчишки и девчонки. Мужчины-то все ушли на войну.

Правда, быка можно было застрелить. Старый ночной сторож даже уже приготовил ружье, даже зарядил его тяжелой пулей, но стрелять ему не дали.

Быка нельзя было убивать. А что делать?..

И тогда кто-то вспомнил об Иване. Даже вспомнил его настоящее имя — Хуан, вспомнил, что он испанец, а раз так, то, значит, запросто управится с быком; им, испанцам, это раз плюнуть, они, испанцы, делают это легко и привычно.

А Хуан никогда в жизни не видел корриды и даже, как говорит русская пословица, не знал, с чем ее едят.

Но в него верили — и он решился. Спохватились потом люди, стали отговаривать его: мальчишка ведь. Но куда там! Сквозь замерзшее окно на него смотрела Оля, Хуан не видел ее, но точно знал, что она оттаяла дыханием маленький кружочек на замерзшем стекле и теперь смотрит сквозь этот кружочек сюда, на улицу.

Хуан даже не чувствовал холода — он искал быка. Малыш был где-то рядом, он бродил по снегу между притихшими избами.

У Хуана не было никакого оружия, у него даже не было определенного плана. А бык бродил где-то рядом...

Неожиданно они увидели друг друга. Совсем близко.

Наверно, целую минуту бык тяжело смотрел на Хуана, потом стал медленно опускать голову.

Хуан быстро оглянулся, но вокруг никого не было.

В это мгновенье бык заревел и бросился вперед.

Мальчик никогда не был на корриде, но, пожалуй, зрители ее получили бы удовольствие, видя, как он увернулся от быка.

А Малыш поднял голову и очень удивился. Ему казалось, что его рога обязательно достанут человека. И он повернулся, чтобы напасть еще раз.

Теперь быку было легче: Хуан оказался в узком проходе между двумя заборами. Ему некуда было спрятаться, некуда бежать, и бык снова бросился на мальчика.

Огромная туша его занимала весь проход, широкими потными боками он касался заборов и неотвратимо надвигался на Хуана.

Это было чудо, но Хуан опять увернулся. Правда, для этого он присел, чтобы бык не раздавил его о забор. Он не знал, что настоящий тореро так и делает...

На плече Хуан почувствовал горячее. Бык слегка задел его рогом. Больно не было, но страха теперь уже тоже не было. Было жарко...

Хуан содрал с себя стеганку, она была в крови.

Теперь, когда бык снова бросился на него, мальчик махнул перед его носом окровавленным ватником и обманул врага.

И опять Хуан не знал, что сделал именно так, как делают опытные тореро. Хуан не знал, что окровавленным ватником он действовал, как мулетой...

Он только знал, что должен, не убивая, победить быка, что больше некому и что где-то там, за замерзшим окном, Оля.

Теперь, когда первый страх прошел, когда он три раза обманул быка, Хуан даже специально дразнил его. Он неясно понимал, что чем больше злится это сопящее страшилище, тем сильнее он — человек, Хуан, Ваня, как называли его здесь.

А бык снова летел вперед. Теперь Хуан не приседал, он даже не отскакивал. Он взмахивал ватником перед самым носом рассвирепевшего Малыша и проводил его мимо себя.

— Потому что испанец! — шептали за окнами.

Оля только никак не могла понять, как все догадались, что успокаивать надо именно ее.

— Ты только не волнуйся, — говорили люди. — Все будет нормально. Он же испанец...

С тех пор прошло двадцать четыре года.

Хуан давно живет в своей Испании, но всякий раз, когда бывает на корриде и когда на арене становится особенно жарко, он вспоминает ту свою сибирскую корриду на снегу. Тогда он победил...

Яков Сегель

Кобанская бронза

Рассказывает доктор исторических наук Е.И. Крупнов, лауреат Ленинской премии

В 1869 году весенний разлив речки Гизельдона возле селения Верхний Кобан в Осетии подмыл и обрушил одну из террас левого берега. В обнажившихся пластах земли местные жители увидели остатки каких-то каменных ящиков, где среди рассыпающихся скелетов лежали причудливой формы бронзовые топоры, на которых можно было разглядеть изящные изображения зверей, охотников, сказочных чудищ; бронзовые кинжалы с рукоятями, украшенными миниатюрными скульптурами горных баранов; причудливые украшения, булавки, застежки, браслеты. Житель этого селения Хабош Кануков собрал небольшую коллекцию бронзовых изделий, вымытых из-под земли, и отправил ее в Тифлис. Но находка на долгие годы неподвижно осела в запасниках Кавказского музея — лишь в 1877 году археолог Г. Д. Филимонов, посетивший Кавказ в связи с подготовкой к Антропологической выставке в Москве, увидел, что было вымыто из-под земли вешними водами Гизельдона. Филимонов добивается средств для проведения первых раскопок у селения Верхний Кобан и одновременно начинает широкую разведку и закладку раскопов у селения Казбеги вблизи Военно-Грузинской дороги, где во время шоссейных работ были найдены бронзовые изделия, похожие на те, что были собраны Хабошем Кануковым... Разведка у Казбеги была удачной: исследователь обнаружил клад — десятки бронзовых, железных и серебряных вещей, великолепие которых поразило археологов всей Европы. На Кавказ начинается настоящее паломничество французских, немецких, венгерских, скандинавских археологов и любителей древностей. Владикавказ стал как бы официальным центром по распродаже в частные коллекции бесценных сокровищ кавказских древностей. В течение очень недолгого времени были созданы многочисленные частные коллекции, витрины музеев Петербурга, Парижа, Лиона, Вены, Берлина украсились прекрасными изделиями древних кавказских металлургов, появились альбомы и монографии, статьи, описания.

...Но именно поразившее всех совершенство найденных предметов послужило причиной того, что большинство археологических авторитетов Европы отказывало вновь открытой культуре в праве на самостоятельность. В 1883 году выходит объемистая монография крупного немецкого антрополога и археолога Рудольфа Вирхова, а вслед — труд французского исследователя Эрнеста Шантра, в основе которых лежала одна и та же мысль: кобанская культура — так стали называть по месту первоначальных находок этот комплекс северокавказской бронзы — своими истоками обязана культурам раннежелезного века Придунавья... А известный исследователь древних культур того времени профессор Венского университета М. Гёрнес вынес как не подлежащий обжалованию приговор: «В настоящее время решительно отказываются области Кавказа признавать за что-либо иное, кроме своего рода фокуса, в котором скрещивались и соединялись разнородные, извне прилившие течения...»

Но уже тогда один из основоположников русской археологии, А. В. Городцов, имея в своем распоряжении лишь небольшую часть памятников кобанской культуры, высказывал твердое убеждение в том, что этот приговор ошибочен.

...Мысль, будто древние жители Северного Кавказа не знали металлургии до тех пор, пока им не открыли ее секретов пришельцы из Придунавья, основывалась на том, что найденные тогда образцы кобанской бронзы были отлиты в поздние периоды развития кобанской культуры. И в изделиях кобанских мастеров, поступавших в конце века в европейские музеи, исследователи видели главным образом влияние иных культур, иных народов, в том числе и народов Придунавья, причерноморских степей и даже Приуралья... А во многом произвольная, часто антинаучная датировка находок некоторыми исследователями прошлого века совершенно запутывала решение проблемы. Кобанскую бронзу с легкостью чрезвычайной перемещали во времени то в XX век до нашей эры, то в I—II века нашей... Те, кто считал, что кобанские изделия появились в конце III — начале II тысячелетия до нашей эры, естественно, делали вывод: в то время общий уровень развития северокавказских племен не позволял предполагать наличие собственной — да еще такой совершенной — металлургии... Те же, кто считал кобанскую бронзу порождением времен античности, заключали, что перед ними «варварские» подражания древнеримским образцам, не имеющие права называться самостоятельной культурой.

Ясность в эту путаницу была внесена лишь в последние десятилетия. Многочисленные раскопки советских археологов помогли доказать, что первые изделия кобанской бронзы появились на рубеже II—I тысячелетий до нашей эры. И создатели изделий, найденных у селения Верхний Кобан, опирались на традиции, заложенные поколениями соплеменников.

Были обнаружены и другие факты, которые подтвердили самобытность кобанской культуры. Так, в районах ее распространения придерживались примерно одинакового погребального ритуала: умерших клали в каменные продолговатые ящики почти всегда на правом боку, в положении спокойно спящего человека — руки, сложенные у изголовья, чуть согнутые ноги.