Последний сон - Майя Анатольевна Зинченко Страница 10

…Дует пронизывающий ветер. Мелкий, как крупа, снег срывается с неба, босые ноги по щиколотку погружены в морскую воду, но ему не холодно. Вокруг знакомый пейзаж. Сколько раз он уже был здесь? Сделав несколько шагов, он вдруг понимает, что на нем нет брюк, только жилетка, надетая на голое тело, и пиджак.

Несколько белых точек у горизонта превратились в птиц. Лоуренс проследил за их полетом к берегу. Все побережье застроено аккуратными красивыми коттеджами. Ах, как хотелось бы, чтобы один из них был его! Он всегда хотел жить на берегу, дышать свежим морским воздухом, наблюдать за восхитительными рассветами и закатами… Лоуренс пошел к берегу, но сколько он не старался, тот не становился ближе. Он остановился в недоумении. Наверное, он не мог выйти на сушу, потому что неприлично одет. Это следовало исправить. Мужчина ловко обвязал пиджак вокруг бедер. Желтый конверт выпал из внутреннего кармана, но Лоуренс успел подхватить его у самой воды.

Его драгоценный конверт, как он только мог забыть о нем! Расплывшись в радостной улыбке, Лоуренс погладил желтую бумагу. Его имя на лицевой стороне выглядело странно. Он присмотрелся, пытаясь понять разницу. Ах, вот оно что — прежде имя было написано уверенным, красивым почерком, а теперь все буквы стояли вкривь и вкось, словно человеку, писавшему их, было больно.

Это не на шутку встревожило Лоуренса. Он поспешно развернул послание и вскрикнул от неожиданности. В этот раз лист был исписан от начала до конца. Почерк ужасен, неразборчив, строчки наползают друг на друга, но ему все же удалось понять смысл разрозненных фраз. Нежный голос из прошлого, искаженный болью, просил его быть сильным и не горевать, обещая встретиться с ним снова. На глаза навернулись непрошенные слезы, продолжать чтение стало невозможно. Он зажмурился, мелко дрожа и прижимая драгоценное послание к груди.

Лоуренс вспомнил: его жена, радость всей жизни, драгоценный друг, написала ему письмо. Перед глазами пронеслось размытое видение их спальни, пропитанной горьким запахом лекарств, пустая застеленная кровать, столик для письма, где среди беспорядочно сложенных книг и газет, он нашел желтый конверт со своим именем. Это были ее последние слова к нему, ведь она умерла накануне…

…Вскрикнув, он очнулся, взметнув фонтан брызг и сразу же уйдя под воду. Цепляясь за скользкие борта ванной, Лоуренс вынырнул, натужно хрипя и кашляя. Здесь, в мире неспящих, у него не существовало ни жены, ни письма, это был мир бессмысленных разговоров и бесконечной скуки. Детали сна рассеялись, но в этот раз Лоуренс помнил, от кого получил конверт и при каких обстоятельствах. Дрожа от холода, он неуклюже выбрался из ледяной воды. Сколько времени он спал? Завернувшись в полотенце и то и дело натужно кашляя, Лоуренс решил выпить чего-нибудь горячего.

Опустошив большую чашку крепкого чая, мужчина сгорбившись сидел на табурете, поджав худые длинные ноги и уставившись немигающим взглядом на блестящую чайную ложку. На душе было неспокойно. Почему он должен страдать во сне и наяву? Где приятные сны? Каким чудесным был бы сон о том, что у него есть живая жена, они счастливо живут в домике на побережье. Должно быть эта прекрасная леди в самом деле была необыкновенным человеком, если он так тоскует по ней. Но он не помнит, какой она была. Ни имени, ни голоса, ни цвета глаз. Все, что у него есть — это многолетняя тоска и послание, в которой его любимая обещает встретиться с ним снова.

Лоуренс задумался. Какая-то важная идея будоражила его разум, скользя среди мыслей, но никак не желая оформиться во что-то конкретное. Бросив полотенце в корзину для белья, он надел теплую мягкую пижаму. Была глубокая ночь, но ему было не до сна. Лоуренс включил маленькую настольную лампу, сел за стол. Если мысль не желает приходить, ей стоило помочь.

Он принялся чертить на блокнотном листе различные геометрические фигуры, как всегда делал, когда не мог сосредоточиться. И сам того не ожидая набросал план спальни, увиденной во сне. Воодушевленный, добавил еще пару набросков, затем взялся рисовать домики на берегу. Изображения не были детализированными, но узнаваемыми. Полоска побережья, скрытая легкой дымкой, птицы, летящие над морем, аккуратные коттеджи… Рисовать было легко. Он сделал именно то, о чем его просила аудитор. Интересно, Мари — ее настоящее имя? Что же, теперь он сможет показать ей рисунки.

Лоуренс поежился, припоминая неловкие подробности разговора. Сейчас ему было стыдно за подобную откровенность. Он поделился самым сокровенным, обнажил внутреннее «я», а это куда страшнее телесного обнажения. Однако это была его единственная тайна, больше нечего скрывать. Будет ли Мари к нему снисходительна или обо всем уже стало известно руководству?

Рациональная сторона натуры в итоге победила творческую. Лоуренс прекратил зарисовки и взял чистый лист. То и дело покусывая от нетерпения кончик карандаша, он написал: «С ранних лет ощущаю беспокойство. Чувствую потерю другого человека, словно я вдовец. Отношения не складываются. Не женат. Перевалило за сорок лет, но карьеру так и не построил. Неудачник. Кошмары. Просыпаюсь в слезах. Обращаюсь за помощью к другу, который практикует осознанные сны. Тони начинает обучение. Благодаря методикам сновидцев вижу другие сны. Повторяется сон о желтом конверте. От кого конверт не знаю. По совету друга начинаю рисовать. Смерть друга. Нервный срыв. Очень плохо сплю. Не вижу снов. Не рисую. Получаю направление на психологический аудит. Аудитор вызывает на откровенность. Признаюсь в том, что давно мучает. Рассказываю о Тони, о своей жизни, о том, что ощущаю себя вдовцом. Важный сон с новыми подробностями. Узнаю, почему так важен желтый конверт. Вижу дома на берегу, вспоминаю, как выглядит общая с женой спальня. После пробуждения помню об этом.»

Перечитав написанное, Лоуренс дописал в самом вверху листа еще строки и обвел их: «Живу вместе с женой в красивом доме на побережье. Любимая умирает от болезни. Оставляет мне письмо, где обещает, что мы встретимся снова. Это происходит со мной в другой жизни. В прошлой или будущей — не знаю.»

Глядя на записи, Лоуренс почувствовал себя увереннее. Конечно, этот лист не стоило показывать аудитору, какой бы понимающей она не казалась. Одно дело беседы и совсем другое — обличающие улики, которые можно подшить к делу. Однако само наличие записей говорило о том, что он взял дело в свои руки и не собирается сдаваться. Он будет бороться за себя, за свой рассудок, за свое будущее. Пока он писал у него