Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №12 за 2009 год Страница 11

Царь же, видимо, желал просто напугать литвинов, чтобы они поняли — сопротивление бесполезно. И вполне преуспел, только вывод был сделан противоположный тому, что ожидался в Москве. Вместо того чтобы бить челобитную грозному царю, они решили окончательно побрататься с Польшей и защищаться  вместе. Хоть и унизил Сигизмунд Август своих восточных подданных, «подарив» их западным, но когда появился выбор между польским и московским государями, никто не колебался. С одной стороны, мягкий и мудрый правитель, раздававший шляхте права и привилегии и уравнявший конфессии, с другой — деспот, объявивший войну знати в собственном государстве и продающий христиан в рабство мусульманам. Если некогда великий князь Ягайло выбирал между вассальной зависимостью от Москвы и польской короной, то теперь целый политический класс выбирал между самодержавием и шляхетской республикой. И «польское предложение» вновь оказалось более привлекательным.

Пустые словеса

Сейм по условиям новой унии был назначен на конец 1568 года в Люблине, близ границы между двумя союзными государствами. Но открылся он только в январе и оказался одним из самых длинных в истории Польши: делегаты спорили до 12 августа 1569-го. Литовских представителей съехалось недостаточно: все от той же войны с Московией мало кто смог «оторваться», к тому же мало кто хотел ехать на заранее проигрышный сейм. Польша же «собралась вся»: были, кстати, и послы от Русского, Белзского и Подольского воеводств, которые видели в унии шанс вновь воссоединиться со своим народом.

Согласие давалось чрезвычайно трудно. Литовская сторона желала сохранить титульную самостоятельность, польская предлагала объединиться в «одно государство и один народ». Поскольку шляхты у «западных братьев» было гораздо больше, это означало бы полное преобладание поляков. Поэтому литвины заявили, что считают это порабощением. Со своей стороны они толковали и об отдельном избрании монарха вначале сеймом Польши, а потом Великого княжества Литовского, и о сохранении старого закона — не назначать поляков на должности в их государстве. Но поляков это возмущало: они предлагают союз «братской любви», а на таких расплывчатых условиях можно объединяться с кем угодно, хоть с «грубейшими язычниками».

Наконец, депутаты с востока стали даже заседать отдельно, а на своих совещаниях и впрямь дошли до идеи «объединиться с поганами», а именно — вместе с татарами сражаться против западных «братьев». По всему Великому княжеству были разосланы грамоты с призывами готовиться к боям. А потом большинство литвинов попросту покинули Люблин, разъехавшись по имениям. Две соседние державы снова оказались на грани большой войны… Но ее-то Сигизмунд Август, правитель их обеих, никак не мог допустить. Для него она означала бы политический крах. И хитроумный король принял новый курс: отобрать у Великого княжества часть земель, чтобы окончательно ослабить его и заставить-таки покориться. Если не получается поглотить Литву целиком, то, возможно, удастся по кусочкам?  

Народ в народе, народ над народом

По основной версии, слово «шляхта» происходит от старонемецкого Geschlecht — «клан», «род», но исторически сложилось так, что называют им только польское дворянство и созданное по его образцу литовское. Сословие это было исключительным по силе — нигде более «благородный» класс не достигал такого могущества и численности. В XVII столетии — в золотой век Речи Посполитой — он составлял около 10% населения, в то время как в остальной Европе дворяне едва «дотягивали» до 2%. Причем влияние шляхты со временем только возрастало — польские короли один за другим одаривали ее все новыми привилегиями. По Артикулам 1573 года монархи навсегда лишались права передавать престол по наследству, обязывались созывать сейм по меньшей мере раз в два года, а без его согласия не учреждать новых налогов и не объявлять войн. Таким образом, постепенно власть в стране перешла к аристократическому парламенту. Но к XVIII столетию он фактически потерял дееспособность благодаря принципу liberum veto, позволявшему любому шляхтичу заблокировать любое решение. «Золотая вольность» несла в себе семена собственного упадка. Дело, как известно, закончилось утратой национальной независимости и тремя разделами Польши.

Объятия сжимаются

В начале марта специальный универсал провозгласил присоединение к Польше двух старых русских земель, Подляшья и Волыни. Депутатам от них было приказано вновь явиться на сейм, чтобы заседать вместе с поляками. При этом заявлялось, что если те приедут и выразят согласие с королевским решением, то будут освобождены от многих налогов. А если нет, то сами делегаты лишатся и должностей, и имений. Часть жителей Подляшья все-таки рискнули отказаться, в том числе воевода и каштелян провинции. Но большинство все же вняло посулам и угрозам. Что касается Волыни, то от нее ждали еще большей строптивости (она была крупнее и сильнее), поэтому на всякий случай на сейм призвали не прежних выборных людей, а государственных чиновников, которых было легко запугать лишением хлебных должностей. Это тоже дало хорошие результаты. А с тех, кто схитрил, сказавшись больными, разосланные уполномоченные комиссары собрали подписи за унию прямо «на одрах».

Между прочим, принося присягу Его Величеству Сигизмунду Августу, государю польскому, эти дворяне нарушали другую, данную ему же — великому князю литовскому, жмудскому и русскому. И в этой парадоксальной ситуации некоторые потребовали: пусть монарх вначале снимет с них прежний обет, а уж потом толкует о новом — на верность всей «Речи Посполитой польской», то есть польской шляхетской республике. Вряд ли приходилось жителям Восточной Европы когда-либо наблюдать столь же странные обряды, но так или иначе, к апрелю 1569 года Подляшье и Волынь были приведены к повиновению и стали новыми провинциями Польши.

Дальше — больше. Воодушевленная легкостью последней «операции», Польша уже в мае потребовала себе еще и Киевскую землю — на том формальном основании, что когда-то земля эта «принадлежала Волыни», а сам Киев служил главной крепостью, защищающей Волынь и Подолье от татар. Прошел и этот маневр: Киевщина при молчаливом согласии местного населения (польская шляхта и правда могла защитить от степняков) сделалась коронным владением.  

Так, поляки окончательно вошли во вкус. Никто не думал, что захватить весь юг литовского государства окажется так легко, и теперь речь у них уже зашла о том, не присоединить ли таким же образом все, что от него осталось? Да и само название Великого княжества неплохо бы запретить навеки, заменив, к примеру, на «Новую Польшу». До этого дело дойти не успело. Обеспокоенные своей судьбой литвинские депутаты поспешили вернуться в Люблин. Но стоило им заикнуться об утраченных провинциях, как их просто подняли на смех: сами, мол, виноваты, что отсутствовали на сейме тогда, когда дело решалось. Зато можно обсудить вопрос о совместном управлении Ливонией, на которую претендовала Литва. Ведь ее без польской помощи у московитов не отбить…

Еще вчера неприступно гордые, литвины буквально схватились за голову. И было отчего — мелкие фракции делегатов от различных земель стали сами раскалывать на части Великое княжество. Так, прямо в Люблине заявила о своем желании перейти из его состава в Польшу белорусская Берестейская земля. Стало ясно, что дело идет к краху. Да и хорошо ли напрямую бороться с сюзереном, которому присягал? В итоге вышло, что монархизм восточной шляхты обеспечил триумф республиканского строя. А крупнейшее восточноевропейское государство, в котором значительную роль играло русское православное большинство, практически прекратило свое существование.

Кое-что от него тогда еще осталось — особое законодательство и суды, отдельная казна, войско, русский язык в административном употреблении. Более того, официально уния навсегда осталась равноправной, а действие свое прекратила по конституции 3 мая 1791 года, которая окончательно ликвидировала Великое княжество — за четыре года до окончательного падения Речи Посполитой. Но фактически 200 с лишним лет между этими датами западнорусские земли находились под католическим влиянием и управлялись самовластно с берегов Вислы.

Новый Рим?

Формальный вопрос объединения двух престолов решился очень просто. Титул монарха Речи Посполитой стал единым: «король польский, великий князь литовский, русский, прусский, жмудский». Оба государства по формулировке, обнародованной на закрытии сейма, объединялись в «одно нераздельное и неотделимое тело» — Республику (Речь Посполитую) Двух Народов. Столицей провозгласили город близ бывшей внутренней границы — небольшую тогда еще Варшаву. Любопытно, кстати, что эта граница между Великим княжеством в составе Речи Посполитой и отобранными у него южными землями по-прежнему существует — именно она разделяет Белоруссию и Украину. Шляхта двух стран объявлялась нераздельным сословием с абсолютно идентичными обязанностями и привилегиями. «Ренессансный» правитель Сигизмунд Август все-таки добился своей цели, по крайней мере юридически: «в сарматских краях» возродился идеал античной Римской республики. Удивительный в своем роде государь, который всю жизнь чуть ли не заставлял подданных брать на себя часть своей власти, права и ответственность, ограничивал собственное могущество — добился истинно более впечатляющих результатов, чем все самодержцы — его соседи. Наследникам он оставил самое крупное, не считая Московской Руси, государство на европейском континенте. И умер спустя всего три года после Люблина, в 1572-м, так и не увидев, как его прекрасная, но «кабинетная» модель начала понемногу пробуксовывать.