Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №03 за 2007 год Страница 13

Это были перепечатки старых литографий, раскрашенные под трафарет — традиционная гаитянская иконопись. Рядом стояли всевозможные бутыли и баночки с целебными снадобьями, горами лежали пакетики с порошками, некоторые — подписанные, а другие — со странными геометрическими знаками по бокам. «Вуду работает просто — если ты веришь, значит, порошок поможет тебе. Если нет — ты мертв», — объяснили мне добрые люди.

Дело происходило снова на рынке, но уже в Жакмеле, маленьком городе, скатывающемся с гор на поросший кустарником берег моря. Я ходил между рядов, иногда брал «волшебные» баночки в руки. Никто не обращал на меня внимания. Мне было не по себе — меня преследовали «взгляды» святых... Тут внимание мое привлек угрюмый и сонный продавец, на чьем прилавке щедрой горой лежали разноцветные куклы вуду. Маленькие, чуть больше сигаретной пачки, и очень тяжелые.

Гаитянин с любопытством посмотрел на белого клиента — одним сонным глазом (второй продолжал крепко спать). Я вертел кукол в руках; конские волосы, составлявшие их внутренности, кололи мне ладони. Куклы были разнополые, причем разницу между полами не составляло труда заметить. Торговец окончательно проснулся. Оба его глаза загорелись какой-то непонятной идеей. Он отобрал у меня черную мужскую фигуру и, тронув ее за толстый матерчатый жгут, который ясно давал понять, что это именно мужчина, сказал: «Зузу». На всякий случай я кивнул. «Нет, правда, — прозвучало вдруг на отличном английском. — По-креольски это называется зузу». Зузу у куклы был огромный, сопоставимый по размерам с ногой. Я снова кивнул, на этот раз с уважением, и отложил несколько набранных предметов в сторону: «А зачем нужна такая кукла?» Продавец взял в руки черного «мужчину» и красную «женщину»: «Когда люди женятся, они хотят быть счастливы всегда. Они берут двух кукол, соединяют их так крепко, как хотели бы любить друг друга всю жизнь, и перевязывают их веревкой. Пока веревка держится, семья живет счастливо». — «И все?» — «И все». — «А как же?..» — я сделал неопределенный жест рукой. Мне не хватало слов, но он почему-то понял сразу. Улыбка сошла с его лица: «Ты можешь купить и одну куклу. Я могу купить одну куклу. Предположим, кто-то украл мою жену. Что я буду делать? Возьму куклу черного мужчины и несколько крупных гвоздей…» Он яростно сверкнул глазами. Мы ударили по рукам, шесть кукол отправились ко мне в рюкзак.

Тяжелые деньги

Гаити — та страна, где каждый раз, отправляясь в магазин или на рынок, приходится как следует вспомнить арифметику. Официальная гаитянская валюта называется гурд. Но все цены — будь то в магазинах или на рынках — указаны в гаитянских долларах. При том, что в реальности этой виртуальной денежной единицы никогда не существовало, у нее есть четкий курс — 5 гурдов за один доллар, который остается неизменным с 1912 года. Именно тогда гурд был привязан к американской валюте и на банкнотах появилась надпись «1 доллар равен 5 гурдам». Так родился термин «гаитянский доллар». Эта надпись, как и сама привязка гурда к доллару, давно исчезла, но термин по-прежнему жив. Поэтому всякий раз номинальную стоимость товара нужно умножать на 5, чтобы получить реальную цену в гурдах. К этому довольно сложно привыкнуть, тем более что «настоящий американский» доллар зимой 2006 года стоил порядка 38 гурдов. У самих гаитян эти привычные сложности не вызывают никаких вопросов, а некоторые даже с трудом вспоминают, как называется их национальная валюта на самом деле. Кстати, слово «гурд» происходит от испанского выражения peso gordo, то есть «тяжелый песо». Так испанцы называли деньги, чеканившиеся для хождения в колониях по всей Вест-Индии. В соседней весьма благополучной Доминиканской Республике денежная единица до сих пор называется песо. Гаитяне мрачно шутят по этому поводу: «Когда мы стали делить с ними остров, мы поделили с ними и деньги. Им достались все песо, нам достались все тяжести».

Обыкновенное вуду

Наверняка, будь на Гаити развит туризм, то первым пунктом во всех путеводителях и туристических маршрутах значилось бы посещение церемонии вуду. Наряженные в пестрые костюмы, вооруженные страшными посохами и ножами, обычные гаитянские безработные демонстрировали бы колоритный танец и до полусмерти пугали бы анемичных немцев и расслабленных французов своей деланной исступленностью и языческой жестокостью. Естественно, дети бы на такие мероприятия не допускались, вход был бы платным, за любительскую съемку взимался бы двойной тариф, а за отдельные деньги предоставлялась бы возможность наблюдать за тем, как режут красного петуха или иное какое-нибудь мелкое животное. Вернувшись домой, довольные европейцы взахлеб рассказывали бы своим близким об ужасах, которые им пришлось пережить на «диком» острове. Все это на деле означало бы одно: конец вуду. По крайней мере, вуду в том виде, в котором этот культ подлинно существует на сегодняшнем Гаити. Лучший пример тому — та же соседняя Доминиканская Республика, где все чернокожее население рассматривает его как некую культурную традицию, на всякий случай продолжая хоронить своих мертвецов в традиционных склепах и приторговывая амулетами. Но — не более того.

А гаитянское вуду, в отличие от того, что процветает на Золотом Берегу Африки, откуда, собственно, культ пришел на Запад, — далеко не столь пугающе-красочно. Здесь нет ни торговли фетишами — мумифицированными трупами разных животных, каждое из которых (не без помощи жреца) способно излечить от определенного недуга, ни посубанов — ритуальных статуй предков, ни пестрых храмов, посвященных змеям, где ползают сотни питонов.

О том, что в этих неприметных сарайчиках, раскрашенных добрыми и веселыми мотивами, расположен вудуистский храм, свидетельствует вывешенный перед ними флаг. Таких «святилищ» в стране великое множество — ведь, по словам одного католического священника, «если 95% гаитян католики, то 100% — вудуисты»

Внешних признаков вуду на Гаити и вправду мало. Зато оно намертво встроено в будничную жизнь и не нуждается, по мнению гаитян, ни в каких «подчеркиваниях». Вудуистский храм здесь выглядит как самый обычный жилой дом. Он может стоять далеко от дороги, и во дворе его могут бегать беззаботные дети и пастись коровы. Лишь некоторые унганы («священники», в чьи обязанности входит заклинать лоа — духов) вывешивают над культовыми зданиями драпо — пестрые, расшитые блестками и разноцветными нитями флаги, которые указывают: здесь совершаются церемонии. А какие именно — Бог весть… Создавая свою религию три столетия назад, гаитяне делали это в полной тайне. Все внешние проявления были по необходимости «зашифрованными» и краткими. Возможно, поэтому даже простой, всем известный веве — сложный геометрический узор, олицетворяющий божество, — до сих пор рисуется только во время особо важных мероприятий (как правило, мелом на земле), а после их окончания немедленно стирается.

Пожалуй, единственное публичное проявление гаитянского вуду наряду с продажей атрибутов культа на рынках — праздник Геде, отмечаемый в ноябре. Но и он вполне безобидно слит с христианскими ритуалами, например, с ношением по улицам статуи Девы Марии…

Геде — лучший праздник

Несколько часов подряд машина тряслась по разбитой горной дороге, оставляя за собой облако красной пыли. Некрупные камни вылетали из-под колес как пули. Тонкие бананообразные рыжие собаки, дремавшие в придорожных кустах, предусмотрительно разбегались в стороны. Мы ехали из прибрежного городка Жакмель в прибрежный городок Ле-Ке. Чуть больше ста пятидесяти километров по карте. Чуть меньше шести часов пути. Особенность гаитянских дорог заключается в том, что их практически нет. Стоял обычный душный день, с гор сползали целые волны горячего воздуха. Мы, наконец, спустились в долину, и машина встала на накатанную грунтовую колею. Вдоль дороги потянулись пестрые, как новогодние открытки, деревни. Дома были бедные — пузатые и низкие, с покосившимися оконными рамами без стекол. Там, в темноте, за штопаными противомоскитными сетками, угадывались очертания стариков и старух. Они сидели у окон и внимательно смотрели на нас. Во дворе каждого строения стоял небольшой мавзолей, увенчанный католическим крестом. Рядом играли дети. Это были семейные склепы — двух- и трехъярусные, разделенные на шесть или девять мест. Строят их из бетона, и выкрашены они яркими красками — голубыми, желтыми, салатными.

Жители приморского города Леоган, как и все гаитяне, отмечают в ноябре Геде: в эти дни они собираются в храмах и на кладбищах, навещая предков и жертвуя Барону Самди кофе, жареный арахис и хлеб

Здесь, в отдалении от больших городов, никто после смерти не покидает круг семьи. Мертвые продолжают жить с живыми — или живые с мертвыми, если угодно. «Ты можешь прочитать об этом сто книг, — заметил как-то Раймон. — Но не поверишь, пока не увидишь сам». Раймон, вообще, рассказал мне многое. Гаитяне не хоронят своих покойников в земле. Мертвые остаются на поверхности, заключенные в помянутые выше склепы, и получают все, чего не имели при жизни, — хороший дом, внимание и уход. Никто не забывает о них, даже если семейная усыпальница стоит далеко от дома — так бывает во всех крупных городах. А раз в год, первого ноября, на праздник Геде, в котором слились День мертвых и День всех святых, — все женщины надевают пурпурное или черное и вместе с мужчинами навещают усопших родственников. В этот знаменательный день над всеми кладбищами вывешивают свои пестрые флаги жрецы вуду — живые пришли встретиться с мертвыми, и им нужны посредники!