Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1982 год Страница 14

В 1942 году в организацию вступил Николай Алексеев, стрелочник со станции Оболь. Он доставлял сведения о немецких перевозках. Как-то на станцию прибыл состав с сеном. Николая удивил способ кладки тюков, и, подойдя ближе, он увидел, что под ними танки. Отряд, куда передали это сообщение, вызвал по радио бомбардировщики, и состав был уничтожен. После этого случая Николай начал осматривать все поезда и, выбрав, по его выражению, «стоящий груз», минировал его магнитными минами с механизмом замедленного действия. Так однажды он взорвал три состава с боеприпасами, направлявшиеся на фронт.

Свои самые крупные операции организация совершила летом 1943 года. Было замечено, что проходящие паровозы стали заправляться водой в Оболи. Это означало, что все другие водокачки на перегоне Полоцк — Витебск уже взорваны. Немцы превратили обольскую водокачку в мощное укрепление — окружили окопами и колючей проволокой, по углам поставили спаренные пулеметы. Разрушить водокачку решили взрывом. В партизанском отряде изготовили мину, похожую на кусок каменного угля. Пронести ее на водокачку взялась Нина Азолина. Она проникла за колючую проволоку и бросила ее на кучу угля у котельной. Вскоре мина попала в топку, и водокачка была разрушена до основания. Из-за этого на станции сразу же скопилось 11 составов. Тем же летом подпольщики взорвали электростанцию, кирпичный завод, льнозавод, железнодорожный склад и мотовоз на торфяном заводе. Чуть позже на мине, поставленной Володей Езавитовым, подорвался Карл Борман, немецкий каратель и палач.

Немцы поняли, что подпольщики работают где-то под боком, рядом, и начали искать их в Оболи. В середине августа не удалась диверсия в офицерской столовой. Одна из исполнительниц — Зина Портнова — успела уйти в отряд. Нина Давыдова была расстреляна. Очередная операция была намечена на 27 августа, но накануне гестаповцы по доносу предателя арестовали всех членов организации. Чудом удалось спастись лишь Ефросинье Зеньковой и Аркадию Барбашову. Подпольщиков долго мучили и в начале октября расстреляли в Полоцке.

В декабре немцы арестовали Зину Портнову. Возвращаясь из разведки, она зашла в поселок и была выдана некой Анной Храповицкой. На допросе в гестапо Зина схватила со стола парабеллум, расстреляла следователя и охрану и бросилась бежать в сторону реки, но была схвачена и казнена. Ей посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Героем Советского Союза стала и Ефросинья Зенькова. Остальные члены организации награждены орденами Красного Знамени и Отечественной войны 1-й степени.

Когда я уже собирался уходить, Нелли Адольфовна показала небольшую витрину с книгами.

— Это написано о нас,— сказала она.— Кроме того, есть статья в Белорусской Советской Энциклопедии, а скоро, мы надеемся, выйдет «Летопись Шумилинского района»... В нее должно войти многое из того, что хранится в нашем музее: воспоминания, которые Зенькова, Герман и Цереня (это секретари подпольного РК комсомола), командиры и комиссары здешних партизанских отрядов когда-то написали по моей просьбе.— Нина Адольфовна замолчала, что-то обдумывая. Указка, которую она прижимала к стеклу витрины, соскользнула вниз. Она положила ее концом на раскрытую ладонь и с минуту оставалась в раздумье.— Наверное, это будет объемистая книга,— продолжала она.— В ней помещены списки погибших, а ведь в районе только наших солдат похоронено десять тысяч... Я помню, как долго и кропотливо мы составляли эти списки. При всех сельских Советах создали комиссии. Поселки и деревни разбили на мелкие участки, за которые отвечали местные коммунисты. Потом школьники и комсомольцы обошли дом за домом и переписали имена всех, кто воевал, кто погиб. Составляли сразу три списка — в один заносили солдат, погибших здесь при защите и освобождении района, в другой — земляков, погибших на войне, в третий — участников подполья, партизан, тех, кто помогал партизанам и подпольщикам, короче, мирных жителей, погибших во время оккупации. Потом списки со всех мест присылали в районную комиссию, членом которой была и я. Комиссия занималась самым кропотливым делом: сводила их в общие списки и сверяла с данными военкомата, Института истории партии при ЦК КПБ, Центрального архива Советской Армии. Когда эта работа закончилась, наши списки ушли в Минск. И вот теперь ждем.

Позже в Минске, в издательстве «Белорусская Советская Энциклопедия», я видел рукопись шумилинской летописи: несколько тяжелых стоп машинописных страниц, покрытых редакторской правкой. Летопись лишь недавно сложили воедино, и было похоже, что я стал ее первым читателем. Это была подробная история Шумилыцины, района, где 133 деревни разделили судьбу Хатыни, где каждый третий солдат не вернулся домой...

История, рассказанная и написанная всем миром.

А. Яврумян, наш спец. корр. Минск — Малое Стахово — Оболь

Гонка за скоростью

У меня есть к вам просьба.

Вся моя семья — потомственные железнодорожники. Я тоже интересуюсь железнодорожным транспортом. В разных газетах мы читали короткие заметки о том, что в Японии существует железная дорога, где поезда мчатся со скоростью 250 км/ч.

Не могли бы вы рассказать подробнее об этих экспрессах?

М. В. Белов, УССР, Донецкая область, пос. Зугрэс-2

Бело-голубой суперэкспресс «Хикари» о двенадцати вагонах стоит у перрона токийского вокзала. Состав готов к пятисоткилометровому прыжку на юго-запад. Пункт назначения — город Осака. «Хикари» в переводе означает «свет».

Столица Японии плотно накрыта тяжелыми серыми облаками. Настойчивый дождь, то усиливаясь, то ослабевая, барабанит по тысячам разноцветных зонтиков, заливает, сражаясь с «дворниками», лобовые стекла автомашин, мчащихся по кружевным серпантинам транспортных развязок. Это идет «бай-у» — летний сливовый дождь. Японские рисоводы всегда ждут его с нетерпением.

Мы спешим. И очень досадуем, когда приходится торчать у светофоров. Кстати, сигнал светофора здесь — нерушимый закон. Наученные горьким опытом, пешеходы и водители перенаселенного города беспрекословно повинуются зеленым и красным огням и движениям жезлов регулировщиков. Спрессованные людские потоки на перекрестках то и дело замирают, словно наткнувшись на невидимую стену.

Мы спешим, потому что опоздать к отправлению «Хикари» никак нельзя. Администрация японских национальных железных дорог разрешила нам, советским специалистам, поездку в кабине машиниста суперэкспресса. На полпути от гостиницы к вокзалу дорогу нам преграждает демонстрация. Все боковые улицы, примыкающие к магистрали, забиты автотранспортом, пассажиры нервничают.

Чем вызвана демонстрация, мы не знаем, не знает и сопровождающий нас господин Ватанабе Ямада. Судя по истошным воплям полицейских мегафонов и многоголосому шуму, доносящемуся до нас, по лесу разноцветных транспарантов и плакатов с огромными иероглифами, колышущихся там, вдали, демонстрация многолюдная и проходит бурно.

Поздно вечером, вернувшись в гостиницу после утомительной тысячекилометровой поездки, мы видели эту демонстрацию по телевизору. Под зонтиками, под прозрачными кусками полиэтиленовой пленки, укрывающей сразу трех-четырех человек, шли юноши и девушки в синей одежде. Шли, чтобы выразить свой протест против непрекращающейся инфляции, которая так быстро съедает все льготы и прибавки, достигнутые трудовым людом в ходе ежегодного «весеннего наступления».

На вокзал мы попали за пятнадцать минут до отправления «Хикари». У соседней платформы стоит обычная, не скоростная электричка, следующая в пригороды Токио. Посадка заканчивается, на огромном черном табло ярко горит номер платформы, от которой должен отойти поезд, электронные часы отсчитывают последние секунды. На перроне давка. В дело вступают «упаковщики». Рослые парни бесцеремонно заталкивают в вагоны толпящихся у дверей пассажиров, автоматические двери с шипением смыкаются.

Я так до сих пор и не знаю, откуда берутся в Японии такие богатыри. «Упаковщики» всегда на целую голову возвышаются над окружающей толпой. Специально, что ли, их выращивают?

Головной вагон «Хикари» — гладкие обводы, обтекаемая форма — более всего похож на нос авиалайнера. Из кабины спускается машинист. Господин Ямада перебрасывается с ним несколькими короткими фразами, и водитель суперэкспресса гостеприимно приглашает нас подняться по лесенке. Место помощника машиниста, безмолвно исчезнувшего в пассажирском салоне, уверенно занимает господин Ямада. Мы садимся на откидные стулья.

Машиниста зовут Оцука Хироси, ему тридцать лет. Уже четыре года он водит сверхскоростные экспрессы по линии «Новая Токайдо». На стене кабины над головой у Хироси изящная хризантема — вестник живой природы в этом герметическом, автоматизированном мирке, напичканном десятками сложнейших приборов.