Чарованная щепка 2 - Валерия Демина Страница 14

Лис подивился, когда это Себастьян успел подсобить его Лее в ее хлопотах, но разрешил себе даже улыбку: Карнелиса и впрямь не мешает подкормить домашними пирожками.

Сложив руки на груди и с бумагой под мышкой, он снисходительно созерцал, как Лея в сомнении меряет глазами короб: не самой же тащить! Аромат из него сочился, впрочем, пленительный до урчания в желудке.

— Как чувствует себя пациент? — солидно спросила магичка.

Кумушка аж в ладоши хлопнула.

— Нога совсем как новая! Но вставать не пускаю, как ваш генерал повелел.

— Капитан, — поправила Лея механически, все еще с трудом воображая сцену, в которой она заявится к его высочеству с эдаким подарком.

Алессан уже подумывал снять пробу с древесникова прибытка, когда поминание капитана звоном отдалось в ушах. Себастьян от роду званий не носил.

А кто носил… Мыслимо ли?

— Капитан?

Как тяжко далась ему озорная небрежность этого вопроса!

— Юлий Антониевич, — подтвердила невеста.

Вдох и медленный, неслышный выдох.

— Его высочество добрался и сюда? — фальшивая улыбка еще держалась.

Лея взяла тон почти благоговейный.

— Да, и очень помог мне вчера с лечением перелома, — расхвалила она. — Отточенные навыки военной хирургии делают ему честь. Очевидно, что он ценит вверенных ему людей любого ранга — и здесь я нахожу с ним редкое в Итирсисе единство.

Алессан оглох на мгновение.

«Отточенные навыки!.. Редкое единство!..»

Плутовка! Все понимает, но глаза — озера ясные.

— Огромное сердце господина капитана трогает меня до слез, — умилился он, не разжимая зубы.

— Чудесно, что вы согласны со мною! — прибавила девица. — Представьте, Юлий Антониевич предложил содействовать и в других значимых для меня вопросах.

Леино восхищение резануло по живому, но каков сам кузен! Случайна ли его встреча с упрямой невестою Лиса?

Кавалер досчитал до трех, заставил себя ослабить челюсть и сузил глаза уже с неторопливым хищным предвкушением.

— На этот раз, уверен, кузену воздастся за его неутомимое радение.

Даже в отпуске его высочество развернул военную кампанию?

Что ж! Алессану давно не хватало вызова.

Глава 7. Призраки прошлого

В Итирсисе: все еще 1 августа, вторник

Ноги несли царевича Флавия через Соборную площадь в недавно купленный дом, пока сознание обозревало планы Оружейного приказа.

Императора-отца еще точат сомнения в бывшем пленнике, но царевич верил, что шаг за шагом покажет себя сыном своей земли, ворочая дела ко всякой пользе.

Конкурс оружейников затеяли до возвращения Флавия, зато работа с заявками легла уже на его плечи, весьма ободрив плодами: и опытные, и совсем зеленые столичные дельцы кипели изобретательностью.

Вязаная защита была настоящим прорывом — на присуждение победы действительно не повлияло то, что в технической стороне проявился талант его дочери. Впечатлил и будущий зять, хотя идея пуговиц воплощена пока лишь начерно. Ловкий Диего едва дождался итогов конкурса, чтобы тотчас выхватить горячую магическую новинку из ведения Оружейного приказа под свое железное крыло.

Десятки иных интересных затей остались без инвестиций — но Флавий уже принялся искать ходы и к ним.

Кроме того, пора стандартизировать сложные механические орудия и в целом разузнать о нуждах армии из первых уст, а не штабных бумажных кляуз. Поймать на разговор хотя бы Юлия: капитан-племянник только с полей, он молод и еще не разочарован в прогрессе…

Задумываясь, царевич снова тер запястье, хотя тассирские антимагические браслеты сняли на заре весны. Он снова чародей, у него есть какая-никакая власть и много, очень много почти юношеского рвения. Почетный плен отнял годы, ему за сорок — а он, воспитанный для управления, еще никто в имперском строе!

Флавий поднял голову к небу, позволяя солнцу ослепить себя до белых пятен.

Смуглые иноверцы звали Северным Солнцем его самого. Красиво, если бы не так фальшиво — кружево их национальной лести не мешало держать его в абсолютном бесправии, высмеивая даже намеки о выкупе.

Дрогнула улыбка — постыдная беспомощность осталась там, за степной пограничной заставой. Теперь «северное солнце» — это лишь круг на небе, совсем домашний: жалеет и греет, а не давит макушку до обморока.

Царевичу впредь не услышать это прозвание в свой адрес, не морщиться от предвестия унизительных лукавых бесед.

— Очи ли мне лгут? Я вижу Северное Солнце!

Затылок словно стукнули изнутри.

До мурашек знакомый голос, ненавистное приторное «Щ» в акценте…

«Все-таки перегрелся?» — почти поверил царевич, пока опускал глаза от небесной дали и пытался вернуть себе зрение. Белые пятна нехотя растаяли, обступая всадника на вороном коне посреди Соборной площади.

Селим.

Сын султана от младшей жены, постылый призрак из прошлой жизни.

По своему обычаю — в кричаще-красном, и длинный муслиновый шарф оседает после задорной скачки.

На миг обдало холодом, лишь после этого царевич пришел в себя.

Да, Селим — но Флавий теперь не в его дворце. Он больше не обязан ловить ноты настроения каждого вельможи, лавировать между гордостью и паутиной восточного этикета, чтобы не усложнить свой нехитрый узничий быт.

— Здесь оно сияет над вами, — сказал сын императора. Глазами он коротко указал на небо, но два последних слова заострил с еще большим значением.

Намек лишь сделал улыбку Селима шире — впервые северный царевич при встрече не пожелал благоденствия всей султанской родне, а позволил себе откровенную грубость.

Принц отложил свой полет по городу, ослабил поводья и лениво тронул сердце пальцами правой руки, означая приветствие.

Флавий едва не вцепился в камзол, укрощая ладонь — многолетняя привычка потянула ее совершить ответное касание.

Он только кивнул чуть заметно. Сыновья владык равны и здесь они оба свободны — нет ни единой причины ладиться к чужому этикету, да еще на глазах у зевак. Без того многие сочли, что царевич вернулся изрядно приправленным тассирской специей.

— Надо мной? — сверкнул зубами Селим с высоты своего коня. — Разве не я здесь еще в седле? Прежде тебе нужно меня опешить.

«Ты — дома. Он — пришелец», — повторил себе внутренний Флавий, унимая разыгравшуюся память.

— Спешить, — поправил он вслух. — И на ладийском принято обращение «вы».

— Напомните мне уроки, о наставитель, — принц насмешливо поправил свой алый шарф. — Теперь мои глаза насладятся вашей страной не по картинкам.

Он метко ворошил то чувство бессилия, что пестовалось в узнике годами — при всей внешней любезности султанских детей и внуков.

Среди них Селим был далеко не первым в очереди на престол. С восьми лет его определили по дипломатической линии, так что принцу вменилось освоить не менее трех языков. Конечно, ладийский ему преподавал самый