Лариса Михайлова - Сверхновая американская фантастика, 1996 № 01-02 Страница 16

— А как насчет Мистика? — спросил я.

Беллидор взглянул на Мистика и вздохнул:

— Она не произнесла ни единого слова с момента посадки. Честно говоря, я не понимаю, зачем она здесь. В любом случае, я просто не знаю, как с ней общаться.

Близнецы одновременно топнули, подняв вверх пару красноватых клубов пыли.

— Кажется подозрительным… — заметил один.

— …что мы смогли найти крошечный артефакт… — сказал второй.

— …но не можем найти…

— …целого Экзобиолога.

— А почему вы не помогаете в поисках? — удивился я.

— У них кружится голова, — пояснил Беллидор.

— Мы обыскали…

— …весь лагерь, — добавили они защищаясь.

— Я могу отложить поглощение последней находки до завтра и помочь в поисках, — вызвался я.

— Нет, — ответил Беллидор, — я послал за кораблем. Завтра мы отбываем, и я хочу, чтобы все наши главные находки к этому времени были исследованы. Моя обязанность — отыскать Экзобиолога, а твоя — прочесть историю последнего артефакта.

— Раз ты так хочешь, — сказал я. — Где он?

Беллидор подвел меня к столу, за которым Историк и Культуролог осматривали предмет.

— Даже я знаю, что это такое, — заметил Беллидор. — Неиспользованный патрон. — Он помолчал. — Наряду с тем, что эта находка последняя — мы больше не нашли никаких человеческих артефактов в поздних напластованиях, я бы сказал, что она сама по себе уникальна: пуля, которой человек предпочел не стрелять.

— Тогда это и вправду любопытно, — признался я.

— Ты…

— …собираешься исследовать это…

— …сейчас? — тревожно поинтересовались Близнецы.

— Да, — ответил я.

— Подожди! — хором завопили они.

Я завис над пулей, пока они пятились назад.

— Мы не хотим…

— …проявить неуважение…

— …но нас слишком расстраивает наблюдение за тем…

— …как ты исследуешь артефакт.

С этими словами они поспешили скрыться из вида за какими-то строениями лагеря.

— А как вы? — спросил я Беллидора. — Не хотите, чтобы я подождал, пока вы уйдете?

— Ничего страшного, — ответил он, — я всегда любил многообразие. С твоего разрешения, я хотел бы остаться и понаблюдать.

— Как желаете. — Я позволил телу обвиться вокруг патрона, пока он не стал частью меня, а его история не стала моей историей, так отчетливо и ясно, словно все это произошло только вчера…

— Идут! — Томас Найкосайя посмотрел на сидящую напротив за столом жену. — Разве в этом могло быть малейшее сомнение?

— Это глупо, Томас! — резко ответила она. — Они заставят нас уйти, а мы даже не собрались и будем вынуждены все оставить.

— Никто никуда не пойдет, — сказал Найкосайя.

Он поднялся и подошел к шкафу.

— Ты остаешься здесь, — приказал он, натягивая длинное пальто и маску, — я встречу их снаружи.

— Оставлять их стоять там, когда они прошли такой длинный путь, и жестоко и грубо.

— Их никто не приглашал, — возразил Найкосайя. Он залез в шкаф поглубже и вытащил прислоненную к задней стенке винтовку, закрыл его, прошел через воздушный шлюз и вышел на крыльцо.

Перед ним стояли шесть человек, все в защитных костюмах и масках для фильтрации воздуха.

— Томас, пришло время, — сказал самый высокий из них.

— Возможно, для вас время и пришло, — ответил Найкосайя, небрежно придерживая висящую поперек груди винтовку.

— Время для всех нас, — ответил высокий.

— Я никуда не собираюсь. Тут мой дом. Я не покину его.

— Это зловонная радиоактивная язва, как и вся эта земля, — последовал ответ. — Мы все уходим.

Найкосайя покачал головой:

— На этой земле родился мой отец, и его отец, и отец его отца. Вы можете бежать от опасности, если хотите; я остаюсь и буду бороться.

— Как ты сможешь поставить заслон радиации? — воскликнул высокий человек. — Ты что, пошлешь в нее пулю? Как ты сможешь бороться с воздухом, который больше не пригоден для дыхания?

— Уходите, — у Найкосайя не было другого ответа, одно лишь убеждение, что он он никогда не оставит свой дом. — Я ведь не прошу вас остаться. Не требуйте и вы, чтобы я уходил отсюда.

— Но это для твоей же пользы, Найкосайя, — настаивал другой. — Если тебя не волнует собственная жизнь, подумай хотя бы о жене. Сколько она сможет дышать таким воздухом?

— Достаточно долго.

— Почему бы не предоставить ей право решать самой?

— Я говорю от имени всей семьи.

Вперед вышел старик.

— Она — моя дочь, Томас, — сурово произнес он. — Я не позволю тебе приговаривать ее к той жизни, которую ты избрал для себя. И не позволю так жить внукам.

Старик сделал еще шаг по направлению к крыльцу, но внезапно в него уперлась винтовка.

— Достаточно, — сказал Найкосайя.

— Они масаи, — упрямо настаивал старик, — они должны уйти вместе с другими масаями в наш новый мир.

— Ты не масай, — презрительно ответил Найкосайя, — масаи не оставили землю предков ни когда чума истребила их стада, ни когда пришел белый человек, ни когда правительство продало их земли. Масаи никогда не сдаются. Я последний масай.

— Томас, будь благоразумен. Как ты можешь выдержать в мире, который больше не пригоден для жизни? Идем с нами к Новой Килиманджаро.

— Масаи не убегают от опасности, — сказал Найкосайя.

— Говорю тебе, Томас, — повторил старик, — что не позволю обречь свою дочь и внуков на жизнь в этом аду. Последний корабль уходит завтра утром. Они полетят на нем.

— Они останутся со мной, чтобы народ масаев возродился.

Шесть человек шепотом посовещались, и их вожак взглянул на Найкосайя.

— Ты совершаешь ужасную ошибку, Томас, — сказал он. — Если ты все-таки передумаешь, на корабле для тебя найдется место.

Они повернулись, чтобы уйти, но старик остановился.

— Я вернусь за дочерью, — сказал он.

Найкосайя потряс винтовкой:

— Я буду ждать тебя.

Старик повернулся и ушел за остальными, а Найкосайя возвратился в дом через воздушный шлюз. Кафельный пол пах дезинфекцией, а вид телевизора, как обычно, вызывал раздражение. Жена ждала его на кухне среди множества собиравшихся годами кухонных принадлежностей.

— Как ты можешь так неуважительно говорить со Старшими! — возмутилась она. — Ты опозорил нас.

— Нет! — оборвал ее Найкосайя. — Они опозорили нас этим бегством!

— Томас, на полях ничего нельзя вырастить. Все животные погибли. Ты ведь даже не можешь дышать без фильтрующей маски. Почему ты настаиваешь на том, чтобы мы остались?

— Здесь земля наших предков. Мы не покинем ее.

— Но все остальные…

— Пусть делают что хотят, — отрезал Найкосайя, — Энк-Аи[4] их рассудит, Он всех нас рассудит. Я не страшусь встречи с Создателем.

— Но почему ты так торопишься встретиться с ним? — настаивала она. — Ты видел ленты и диски о Новой Килиманджаро. Прекрасный мир, зеленый и золотой, повсюду реки и озера.

— Когда-то Земля тоже была зеленой и золотой, и повсюду блестели реки и озера, — произнес Найкосайя. — Наш мир разрушили. Разрушат и еще один.

— Даже если и так, нас уже не будет, — сказала она. — Я хочу туда.

— Это мы уже проходили.

— И всегда в результате мы поступали так, как нам приказывают, а не по своей воле, — она немного смягчилась. — Томас, прежде чем я умру, я хочу увидеть воду, которую можно пить, не добавляя химикатов. Я хочу увидеть антилоп, пасущихся среди высоких зеленых трав. Я хочу гулять, не страшась хотя бы воздуха, которым дышу.

— Все уже решено.

Она покачала головой:

— Я люблю тебя, Томас, но я не могу остаться здесь, и я не позволю остаться тут нашим детям.

— Никто не заберет у меня детей! — прокричал он.

— Я не могу позволить тебе пренебрегать их будущим только потому, что тебе наплевать на собственное.

— Их будущее — тут, где всегда жили масаи..

— Папа, пожалуйста, идем с нами, — раздался тонкий голосок позади, и Найкосайя, повернувшись, увидел двух сыновей, восьми и пяти лет, стоящих в проеме спальни.

— Что ты им сказала? — подозрительно спросил Найкосайя.

— Правду, — ответила жена.

Он повернулся к мальчикам:

— Подойдите. — Они медленно пересекли комнату.

— Кто вы? — спросил он.

— Мальчики, — сказал младший.

— А еще кто?

— Масаи, — сказал старший.

— Верно. Вы произошли от расы гигантов. Было время, когда все земли, которые можно было увидеть, забравшись на вершину Килиманджаро, принадлежали нам.

— Но это было очень давно, — заметил старший мальчик.

— Наступит день, и все вновь станет нашим, — сказал Найкосайя. — Вы должны помнить о том, кто вы, сыновья. Вы потомки Аейо, убившего копьем сто львов; Нелиона, поднявшего восстание против белых и выгнавшего их из Рифта; Сендайо — величайшего из всех лайбонов. Когда-то кикуйю, и вакамба, и лумбва трепетали от страха при одном только упоминании слова «масаи». Это ваше наследие, не отворачивайтесь от него.