Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №12 за 1973 год Страница 16

Они вернулись целыми и невредимыми, наши шоферы. Роман нес узелок с лепешками, а в объятиях Кудрявого-без-тормозов покоился кувшин.

До утра в ущелье звенели песни. Пятна розового света плясали по скалам, бесстрашно взбегая вверх и смешиваясь с обрывками туч, прыгали по дороге и проваливались в черную пропасть. Хорошо, что ко всему этому веселью не присоединилась еще и гроза, чтобы окончательно обрушить дорогу.

На рассвете оба шофера проводили нас до обвала, потому что мы решили брать его штурмом — жить за облаками до самой весны у нас не было возможности.

Он еще шел, этот обвал. Сверху катились камни, и, шурша, сползала земля. Поглядев на это, Кудрявый-без-тормозов решил:

— Ждать надо!

— Долго?

— Дня три. Обвал должен стоять. Сейчас нельзя трогать.

— Ну уж нет! Полезем потихоньку?

— Попробуем. Спасибо, друзья, до свиданья.

Внизу, на равнине, нам сказали, что дорога из Местии действительно самая опасная здесь. И подумалось: неужели нельзя сделать ее менее опасной? Ведь это единственная артерия наземной связи между Сванетией и всем прочим миром...

А недавно мы получили из Тбилиси письмо.В нем говорилось, что археологи решили перевезти найденный нами валун в музей Местии.

Н. Р. Гусева

Талашкинская скрыня

В 18 километрах от Смоленска стоит небольшое село Талашкино. Автобус идет туда по Рославльскому шоссе, затем сворачивает на вековую липовую аллею, которая соединяет тракт с бывшей усадьбой княгини Марии Клавдиевны Тенишевой. От усадьбы идет тропинка — вначале по желто-зеленому некошеному лугу, затем она незаметно поднимается на пригорок и исчезает в черненой белизне берез... И на склоне этого пригорка, утопая в зарослях медуницы, левкоев и ромашек, стоит развеселый теремок на высоком каменном цоколе словно избушка на курьих ножках. Теремок — творение выдающегося русского художника Сергея Васильевича Малютина, которого называли «Бояном русской сказки». И так же, как сказка, теремок поражает удивительной смесью фантастики и обыденного: будто из глубины веков поднимаются образы никогда не виданные, но знакомые с детства.

Расписные двери открывают небольшую комнату, где под музейным стеклом висят мягкого и незатейливого рисунка рубахи, полотенца, платья; рядом — коллекция кружев, которые тонкостью работы, по единодушному мнению знатоков, не уступают лучшим французским образцам.

В следующей комнате, прямо посредине, фейерверком росписи и красок сверкают сани, Своею легкостью и изяществом они успешно соперничают с миниатюрными резными полочками. Здесь же деревянные ковши и кованые лари, дубовые столы, печи и керамика.

И столько здесь давно забытых красок, древних, причудливо сплетенных линий, так сочен и силен древнерусский орнамент, орнамент царства природы, где все — звери, птицы, цветы и камни — как бы переплелось в едином хаотическом порыве творящего свой рисунок язычника, что трудно поверить: выставленные в теремке изделия — это всего лишь талантливо выполненная подделка под старину. Хотя вообще-то слово «подделка» в привычном, обыденном значении тут вряд ли подходит. Уместнее здесь привести слова Н. К. Рериха, как бы определяющие тот замысел, что материализовался в произведениях искусства, собранных в талашкинском теремке: «...Творит народ вновь обдуманные предметы... Снова вспоминаются заветы дедов и красота и прочность старинной работы».

У истоков этого замысла стояла Мария Клавдиевна Тенишева. В Смоленском областном музее хранится письмо Тенишевой к В. Васнецову, которое начинается так: «Мои талашкинские мастерские есть проба искусства русского. Ежели бы искусство это достигло совершенства, оно стало бы общемировым...»

В самом духе этого письма — тоска по патриархальности. В нем идея, которой жила Тенишева: возвратить Россию в древнюю сказку.

Человек широкого европейского образования, Тенишева организовывает в Талашкине народные мастерские: столярную, керамическую, ткацкую, кружевную, вышивальную, гончарную. Руководили этими мастерскими и работали в них такие выдающиеся мастера, как Е. Д. Поленов и С. В. Малютин, В. М. Васнецов и В. А. Серов, М. В. Нестеров и К. А. Коровин, М. А. Врубель и Н. К. Рерих...

Изделия талашкинских мастерских становятся хорошо известными в России. Тенишева, у которой деловитость не уступала вкусу, превратила Талашкино в промышленное предприятие. И в 1901 году в Москве на углу Петровки и Столешникова переулка появляется специализированный магазин «Родник», где выставляются самые разнообразные предметы крестьянского обихода: плетеные корзины и рамки, яркие игрушки, расписные балалайки, многоцветные сани и дуги, расшитые пояса, скатерти, подушки, блузки.

Товары в магазине не залеживались, заказы шли постоянно. Наиболее ходкими были поделки по народно-бытовым и былинно-сказочным мотивам. Часто покупатели просили повторить то или иное изделие, но, к чести Тенишевой, не известно ни одного случая, чтобы она пошла на это. Тенишева боялась, что повторение приведет к штампу, шаблону и в конечном счете к утере творческого духа и вырождению мастерских.

Волею и вкусом хозяйки Талашкино набирало силу. «В Талашкине, — писал художник С. Маковский, — удалось возродить все великолепие былой действительности и в связи с ним все, что бессознательно создало наше крестьянство в долгую пору земледельческого варварства и чем продолжает жить во многих местностях доныне: ...фантастические образы эпоса, бесчисленные особенности бытовых черт... народа, его декоративный вкус, его веру, его символику, и можно с уверенностью сказать, что никогда еще наше «городское» творчество не соприкасалось так близко с примитивным мужицким искусством, развивавшимся в течение стольких столетий в тиши деревень, среди непроглядных полей, непроходимых болот и лесов».

Тенишева пыталась вдохнуть жизнь в эту патриархальную симфонию, ноты которой — расписные балалайки, резные складни, шитье уборов и кружево узоров — казались утерянными. И она искала их по всей России. В сопровождении известного знатока старинных промыслов И. Ф. Барщевского она предприняла длительное археолого-этнографическое путешествие, собирая вышивки и ткани, кружева и резьбу, древние ковши и одежду, рукописи, керамику. «Для искусства народ... великая стихия, таящая в себе богатство веков», — скажет Тенишева позже.

Так было положено начало одной из богатейших национальных коллекций. 20 июня 1898 года Тенишева выставляет свое собрание — свыше шести тысяч экспонатов — для всеобщего обозрения.

Чего только не было в «Талашкинской скрыне» — так Тенишева назвала свой музей. Новгородская резьба по дереву XV века, кубки, ковши и ларцы X—XII веков, коллекция царских врат и домашняя утварь, одежда, ткани, гончарные изделия и картины русских художников, антика и фарфор, наличники, куклы, сани, дуги и серебро, клавикорды 1785 и 1791 годов, старинные иконы, евангелия и рукописи Древней Руси, грамоты царей Федора и Алексея Михайловича, письма Елизаветы Петровны, гобелены, ювелирные изделия и украшения русских изб.

«Талашкинская скрыня» разрасталась неудержимо, и Тенишева принимает решение перевести экспонаты в Смоленск. Не добившись от властей места для строительства музея, Тенишева обращается за помощью к частным лицам. Ее выручает давнишняя ее подруга Киту — княгиня Е. К. Святополк-Четвертинская. Она предлагает для музея место в своем городском землевладении у Рославльского тракта.

Открытие музея состоялось в неспокойные дни 1905 года. И едва Тенишева переезжает в Смоленск, как там начались погромы. Коснулись они и музея: княгиню обвинили в кощунственном отношении к церкви. И вот однажды под крики: «Разгромим гнездо еретицы!», «Спасем святыни от языческого надругательства!» — толпа, подстрекаемая черносотенцами, бросилась громить здание.

Напуганная Тенишева обратилась за помощью к губернатору. Его решение было кратким и предельно полицмейстерским: «Музей — дело частное, передать на попечение владелицы охрану, а для обозрения закрыть». («И вообще, уважаемая княгиня Мария Клавдиевна, — заявил губернатор, — уезжайте-ка лучше из России. Переждите эту бурю где-нибудь за границей, а там, когда вернетесь, поговорим о вашем музее».)

И Тенишева, забрав наиболее ценные экспонаты, уезжает во Францию. Ее мастерские, где она выставляет лучшее из смоленского музея, сразу же становятся местом паломничества парижан. А после посещения французским министром культуры Брианом Тенишева получает возможность выставить свою коллекцию в Лувре, на Всемирной выставке.

Отзывы о талашкинских экспонатах были самыми восторженными. Тенишевой предлагали за всю коллекцию свыше полутора миллионов рублей. Но в 1908 году она возвращает ее в Россию.