Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1970 год Страница 16

Однако песочные часы, удобные для определения отрезка времени, совершенно негодны были для его постоянного измерения. И на свет появилась клепсидра.

Возраст клепсидры выяснить нелегко. Известно лишь, что клепсидра существовала (само собой) в Египте, а также в Иудее, Вавилоне, Китае и Японии.

Первоначально клепсидра была очень несложным устройством — наполненный водой сосуд, подвешенный в нише. В дне сосуда просверливалась дырочка, в которую была вставлена трубочка с очень небольшим внутренним сечением. Вода сочилась по этой трубочке и капля за каплей падала в другой сосуд, на стенках которого были нанесены деления. Роль стрелки выполнял уровень воды.

Согласно преданию, самые первые механические часы были изготовлены монахом-бенедиктинцем Гербертом д"Ориллой, впоследствии взошедшим на папский престол под именем Сильвестра II. Он первый додумался использовать вес в качестве приводного механизма для часов. Средневековый манускрипт датирует появление первых механических часов 996 годом. Манускрипт начинается словами: «Адмирабиле хорологиум фабрикавит пер инструментум диаболика арт инвентум...», что можно перевести как «Чудесные часы, изготовленные при помощи диавольского промысла и инструмента...»

У первых часов была всего одна стрелка, а размер их был столь велик, что установить их можно было лишь на башне. Точность этих часов была (по нашим понятиям) весьма невелика. Они убегали или отставали в сутки на четверть часа. Но в те неторопливые времена это обстоятельство никого не смущало.

На часы родился спрос. Тогда-то на свет и появился первый цех часовщиков — во Франции в XVI веке, а точнее — в июле 1544 года, о чем свидетельствует королевская грамота.

Сам король распорядился открыть в Блуа, тогдашней резиденции французских монархов, часовую мастерскую. Здесь, в Блуа, была сосредоточена светская жизнь Франции. Великое множество мастеров — портных и сапожников, ювелиров и каретников — обслуживало блистательный двор. И конечно же, принцы крови, и бароны, и герцоги, и графы, а за ними и сошка помельче хотели заиметь часы — великолепные игрушки, чуть-чуть таинственные и время от времени оказывавшиеся небесполезными.

Казалось, все содействовало развитию французских «искусств и ремесел», и действительно, лучшие часы в Европе тогда делали именно во Франции. Но вот беда — большинство часовщиков были гугенотами-протестантами. Восемь больших религиозных войн в 1562—1598 годах, потрясших Францию, не могли, конечно, упрочить их положение в обществе. А после отмены в 1685 году Нантского эдикта, гарантировавшего равные права протестантам, им пришлось спешно покинуть отечество. Беглецы обосновались по ту сторону гор Юра в Швейцарии. Лучший бургундский мастер Шарль Кюзен открыл в Женеве в 1574 году часовое производство. С этого времени и ведет свое начало всемирно знаменитая швейцарская часовая промышленность.

В Швейцарии, где из-за скудости почвы крестьяне в горных деревнях с трудом сводили концы с концами, а потому искали всяческих побочных доходов, часовое искусство стало чуть ли не национальным занятием. Одна старинная книга так описывает швейцарского крестьянина-часовщика: «Когда сумерки настолько сгустились, что стало совсем темно, крестьянин зажег две лампы. Около одной из них устроились два его старших сына. Они разложили перед собой самые разнообразные инструменты: маленькую наковальню, молоточки разных размеров, плоскогубцы, щипчики, крошечные напильники с очень тонкой насечкой, порошок для полировки. Ловкими пальцами брали они тонкую стальную ленту и скручивали ее в спираль, поколачивая на наковальне...»

Французское же часовое искусство после ухода гугенотов приходило в упадок. Однако корпуса для часов — шедевры ювелирной работы — по-прежнему лучше всего делали во Франции. Поэтому детали, изготовленные мастерами-крестьянами, возили из Швейцарии во Францию, в город Безансон и уже там заключали в роскошные корпуса из золота и эмали, украшали драгоценными камнями.

Комильфо той отдаленной эпохи почитали хорошим тоном иметь при себе множество всевозможных коробочек, богато украшенных резьбой, чеканкой и эмалью. Часы, вещь редкостная и дорогая, стали необходимой принадлежностью истинного аристократа. Их иногда носили по две, а то и по три штуки. Причем смотрели на них прежде всего как на украшение, а не предмет первой необходимости. В 1518 году мастер Жюльен Кульдре изготовил для короля Франциска I «два превосходных кинжала, в головки эфесов которых вделаны позолоченные часы». Знаменитая маркиза де Помпадур двумястами годами позже ввела в моду часы, вправленные в перстень. Появились часы в серьгах — подлинное чудо изысканности, мастерства и... бесполезности.

Лицам «низкого звания» сначала вообще не дозволялось иметь часы. Потом запрет ослаб, однако по-прежнему запрещалось носить часы из золота, с драгоценными камнями. Еще в 80-х годах XVIII века мастер Межеван был оштрафован цеховым советом на сто флоринов «за использование золота для отделки часов, заказанных неким купцом».

В 1793 году швейцарские часовщики — потомки французских эмигрантов стали массой возвращаться во Францию, а точнее, в Безансон. Тому причин было немало. Во-первых, высокий налог на хлеб и вино, установленный в Швейцарии. Во-вторых, революционное французское правительство обещало создать льготы умельцам отечественного часового ремесла. Швейцарский мастер Лоран, высланный во Францию за вольнодумство, убедил переселиться с ним в Безансон 80 других квалифицированных часовщиков. И хотя многие швейцарцы не прижились во Франции и вернулись домой, «возвращенцы» основали во Франции часовую мастерскую. Довольно скоро, однако, между правительством и Лораном пробежала черная кошка. Дело в том, что правительство решило открыть «фабрику для производства часов», Лоран всячески препятствовал этому, ибо квалифицированные швейцарцы привыкли делать все сами, храня при себе свои секреты. Фабрика же лишала их главного преимущества. Лорана отстранили от должности, мастерская, так и не переросшая в мануфактуру, закончила свое существование.

Поточное производство родилось вместе с первой фабрикой, которая была основана в 1801 году. Здесь изготовляли детали для часов; часовщики покупали эти детали и собирали из них часы на вкус заказчиков. Естественно, что такие часы были доступнее, чем уникумы, изготовленные Лораном.

К середине прошлого века часы, наконец, стали входить в обиход горожан, причем прежде всего как прибор для измерения времени. Уходят в прошлое старинные часы с их эмалированными, серебряными и золотыми циферблатами, с корпусами, покрытыми эмалевыми рисунками нежнейших цветов, с ажурными гравированными цифрами, с фигурными стрелками из золоченой бронзы и серебра. Часы, каждые из которых имели собственное лицо, а иногда даже и имя.

Наступало время простоты, рационализма и освобождения от ненужных деталей, удорожающих производство и мешающих массовому сбыту. Кустарей-ремесленников, художников, влюбленных в свое дело, сменили рабочие, умеющие выполнять лишь одну-единственную операцию сборки или изготовления деталей. Операцию, в конечном счете ненамного более сложную, чем движение безвестного гения, воткнувшего некогда в землю копье.

Элиан Мэнго

Перевел с французского Р. Коган-Шелестян

Есть ли у диких животных завтрашний день?

Вошел в лес, как в море, — и канул. Вокруг чаща непотревоженная, фиолетовый сумрак под шатрами елея, звенящие на ветру сосны, дубы необхватные, ни следа, ни тропинки. Частый посвист птичьего крыла, блеснет над корневищем звериный глаз, мелькнет в ветвях узорный рог оленя — сорван с плеча самопал, и гулкое эхо будоражит тишину. А потом опять все тихо, тихо, и снова как ни в чем не бывало бьется в чаще горячий пульс жизни, как бился он за миллионы лет до человека.

Так было в Европе.

Расчерченная автострадами, вспаханная плугом, глядящая огнями заводов земля кольцом охватила лес, врезалась в его глубины просеками, перебросила через него канаты электролиний. И по изреженному, исхоженному лесу бредет человек с точным, прицельно бьющим современным ружьем, но в глухой тени уже не шевельнет крылом боровая птица, не вскинет голову олень, а след вепря простыл уже столетие назад.

Таково распространенное представление о сегодняшнем положении дел в густонаселенных районах.

Многое, однако, оказалось не совсем так, а иначе — сложней, увлекательней, когда в кают-компании «Вокруг света» мы услышали рассказ видного советского биолога-охотоведа профессора Андрея Григорьевича Банникова.