Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №04 за 1978 год Страница 17

Напомню, что впервые об Атлантиде рассказал древнегреческий философ Платон более двух тысяч лет назад. Он поведал о могущественном морском государстве, погрузившемся в бурные волны «в одну бедственную ночь и день». О загадке Атлантиды написано огромное количество томов, в которых излагаются разные версии, приводятся разные аргументы. Но подавляющее число этих книг помещало Атлантиду в Атлантический океан. Однако недавние исследования морских геологов и геофизиков в этом океане показали, что никакой суши, погрузившейся на океанское дно, в исторически обозреваемый период не существовало. И вот греческий ученый Галонопулос предположил, что Атлантида Платона есть не что иное, как Санторин — главный город-порт критской державы. Он показал, что многие детали платоновского описания легендарной Атлантиды и реального Санторина, часть которого обрушилась в море после извержения вулкана, совпадают. Одним словом, средиземноморская Атлантида привлекает сейчас всеобщее внимание и вместе с тем является магнитом для исследований. Дальнейшие археологические изыскания на суше и под водой в Эгейском море сулят много интересного.

Когда мы уходили из греческих вод и некоторое время «Витязь», придерживаясь традиционного морского пути, шел вдоль гористых берегов, на мысе Суниум, высоко над морем, среди матового серебра оливковых рощ, мы увидели белые колонны полуразрушенного храма Посейдона. Храм просматривался с поразительной четкостью. Каким же воодушевляющим символом для древнегреческих мореплавателей служил он, господствующий над удивительной синью Эгейского моря!

Эгейское море прежде всего и все восточное Средиземноморье в целом — один из древнейших центров мирового мореплавания. Парусные корабли греков и критян бороздили синие воды четыре тысячи лет назад, а может быть, и больше. Во всяком случае, два года назад у острова Докос на глубине 25 метров были обнаружены остатки древнегреческого торгового корабля с грузом амфор для хранения зерна и вина, со множеством различной столовой посуды. Археологи установили, что этот корабль, плывший скорее всего с Кикладских островов, славившихся в античном мире своим гончарным искусством, пролежал под водой ни много ни мало четыре с половиной тысячи лет!

От берегов Греции «Витязь» взял курс на восток, затем миновал Дарданеллы, Мраморное море, Босфор и вышел в родное Черное море, где 29 лет назад состоялось его первое крещение как научно-исследовательского судна.

5 июля «Витязь» прибыл в Новороссийск. Экспедиция завершена. В летопись океанологических исследований Мирового океана будет занесен 61-й рейс «Витязя», полукругосветное путешествие через 10 морей и один океан — Индийский. А «Витязь» отправился в новое плавание — на этот раз в Атлантический океан.

Семь футов под килем тебе, прославленный корабль науки!

Виталий Войтов, кандидат географических наук

Мале — Красное море — Средиземное море— Новороссийск — Москва

За облаками — люди

Несколько лет назад мне, молодому специалисту, посчастливилось работать на Памире, на самой высокогорной метеорологической станции мира — «Ледник Федченко». На высоте 4169 метров (а иногда и выше), в окружении шеститысячных вершин, под заунывный вой метели писались эти непритязательные записки зимовщика...

Ледниковец

Пятого августа, после очередных актинометрических наблюдений, меня принимали в ледниковцы. Мы — шесть обитателей домика в поднебесье — спустились к ручью, вытекающему из снежника. Давлят сказал: «Вот фляга, емкость — сорок литров. Наполни ее и принеси к домику».

Наполнить флягу — дело простое. Но как поднять ее? Все с интересом наблюдали, как я решу эту задачу. Несколько попыток ничего не дали. Давлят, стоявший ко мне ближе других, как бы невзначай тронул ногой большой камень. Вот оно — решение! Я поставил флягу на камень и, поднатужившись, перетащил ее к себе на спину. Ледниковцы загудели, обсуждая мои физические данные. Нельзя сказать, чтобы их суждения нравились мне, скорее наоборот. Да и фляга, в начале пути не слишком тяжелая, с каждым шагом прибавляла в весе, сползала то на одну, то на другую сторону. Дыхание, как я ни старался, сбивалось, домик приближался все медленней. Но все же приближался. И вот, наконец, Давлят снял ношу с моей онемевшей спины.

— Теперь я ледниковец?

— Еще нет.

Пока я отдыхал, веселая пятерка накрывала на стол. Мне поставили самую большую, какая была на станции, тарелку, доверху наполненную манной кашей. Я с ужасом смотрел на нее.

— Тарелка должна быть чистой. Таков обычай.

Пришлось выполнить и это задание.

— Теперь я ледниковец?

— Нет еще. Прочти эту священную книгу, — с такими словами Давлят подал мне «Информационное письмо Таджикского управления гидрометеорологической службы».

Ледниковцы углубились в тарелки с едой, я — в чтение.

«Величайшим долинным ледником мира является ледник Федченко, расположенный в северо-западной части Памира. Он берет начало у Язгулемского перевала, на высоте более 5300 метров, течет на север 71 километр и заканчивается на высоте 3000 метров. Средняя его ширина равна четырем километрам, а толщина льда достигает тысячи метров. Общая площадь обледенения вместе с притоками составляет 900 квадратных километров. Объем воды, заключенный в леднике Федченко, равен объему воды Аральского моря.

Ледник был открыт в 1878 году ученым и путешественником В. Ф. Ошаниным. Он назвал ледник именем Алексея Павловича Федченко.

В 1932 году по решению гляциологической комиссии второго Международного полярного года у перевала Кашал-аяк на высоте 4169 метров Среднеазиатской гидрометеорологической службой была организована высочайшая в мире гидрогляциометеорологическая обсерватория (1 Ныне метеорологическая станция первого разряда.)...

...Здание обсерватории изготовили в Ташкенте по специальному проекту.

Перевозка деталей дома, оборудования и продуктов была сопряжена с большими трудностями. Караваны должны были пересечь бурные реки Соук-сай и Сальдару, подняться на ледник и пройти по нему десятки километров. Предстояло доставить около 100 тонн грузов. Для этой цели был организован караван из 200 верблюдов и 60 лошадей. Но верблюды падали на откосах ледника, резали ноги об острые камни. Через четыре километра караван вынужден был остановиться, грузы были сложены на морене. От верблюдов пришлось отказаться. Дальнейшая доставка грузов производилась на лошадях по еле заметной, проложенной экспедицией тропе, извивающейся по ледяным откосам, между трещин и озер...

И все-таки группа строителей и метеорологов пробилась к месту строительства и уже 20 октября приступила к работам, а 25 октября начались регулярные наблюдения на метеорологической площадке.

В том году зима на Памире наступила рано. Снегопады и метели в ноябре стали непрерывными. Ветер достигал скорости 35 метров в секунду. Палатки и юрты строителей срывало. Температура воздуха понизилась до минус 30 градусов. В таких тяжелых условиях строителям удалось поставить только каркас здания. Окончание строительства было перенесено на летний сезон следующего года...

Первыми зимовщиками обсерватории были Бодрицкий, Бладыко, Шарова, Пройдохин».

Я прочел «священную книгу». Давлят принес «Историю станции «Ледник Федченко» и записал в ней мое имя, дату прибытия на зимовку.

Я стал ледниковцем.

Первый хлеб

— Главное — подготовиться психологически, — наставлял меня Давлят, когда вопрос о том, кому следующему печь хлеб, был решен.

— К чему? — не понял я.

— К возможным результатам. Бить, конечно, не станут, — поспешил он успокоить меня, — но...

Опару мой наставник поставил сам. Целую ночь она бродила, набирала соки. Утром, когда все еще спали, Давлят разбудил меня и сказал:

— Пора месить тесто. Операцию целиком доверяю тебе. Месить тесто нужно до тех пор, пока оно не станет отлипать от рук.

Когда это произошло, Хакким и Давлят раскололи — разодрали закрученную мертвыми узлами арчу, каким-то особым способом разместили «дрова» в печи.

— Теперь пора раскладывать тесто по формам, — напомнил Хакким.

Отрезав небольшой кусок, я обвалял его в муке и уже хотел бросить в форму, как Давлят, бывший при мне неотлучно, предостерегающе поднял руку:

— Форма холодная. Тесто простудится.

С меня сошло, наверное, семь потов, прежде чем формы заняли свое место в пышущей жаром русской печи. И вот наконец тридцать румяных булок украсили стол...

Чтобы дать выход кипящей во мне энергии, я вышел из домика, взобрался по каменистой осыпи на небольшую высотку. И тут моим глазам открылся вид, какого я еще не встречал. В цирке, защищенные от пронизывающих ветров скалами, уютно расположились крохотные поляны. Их разделяли валуны, гряды камней. Поляны покрывала густая трава, начавшая уже желтеть. То там, то здесь из-под камней пробивались ручьи и текли, тихо урча, в траве. Вода была светлая и холодная. В ней отражались и покрытые снегом горы, и небо с редкими облаками, и склонившийся к воде цветок. На полянах я нашел ромашки с розовыми лепестками и эдельвейсы. У эдельвейсов были длинные ножки, крупные уже засохшие головки, похожие на одуванчики. Дунешь — легкий пух летит по ветру...